Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля. - Николай Зенькович

Андропов — Черненко: кто кого?

Е. Чазов:

— В тот период, внешне незаметно, начали складываться две группы, которые могли в будущем претендовать на руководство партией и страной. Одна — лидером которой был Андропов, вторая — которую возглавлял Черненко. Начало противостояния этих двух групп я отношу к периоду непосредственно после смерти Суслова.

Уверен, что у Брежнева не было колебаний в назначении Андропова на пост второго человека в партии. И не только потому, что он был обязан ему, начиная с XXV съезда партии, сохранением своего положения Генерального секретаря и лидера страны, но и в связи с тем, что, несмотря на снижение критического восприятия, он прекрасно представлял, что в Политбюро нет кандидатуры более достойной, чем Андропов. Черненко, может быть, был и не менее, а может быть, и более предан Брежневу, но он не шёл ни в какое сравнение с Андроповым по масштабности мышления, общему развитию, аналитическим и дипломатическим возможностям. Однако не все в Политбюро думали так же, как Брежнев. Когда я как-то в феврале 1982 года, через месяц после смерти Суслова, спросил Андропова, почему не решается официально вопрос о его назначении, он ответил: «А вы что думаете, меня с радостью ждут в ЦК? Кириленко мне однажды сказал — если ты придёшь в ЦК, то ты, глядишь, всех нас разгонишь».

Смерть Суслова в январе 1982 года впервые обозначила противостояние групп Андропова и Черненко. Начался новый, не заметный для большинства, раунд борьбы за власть. Её трагичность заключалась в том, что боролись два тяжелобольных руководителя, и началась она в последний год жизни дряхлого лидера страны.

По мнению Чазова, Андропов готовился заранее к такой борьбе. Он вместе с Устиновым сделал многое для выдвижения Горбачёва, которого считал близким ему человеком.

Борьба за пост второго лица в партии велась с января по май 1982 года. На майском Пленуме ЦК КПСС стало ясно, что победил Андропов. Он был избран вторым секретарём ЦК вместо умершего Суслова. Правда, Черненко добился назначения на важную ключевую должность председателя КГБ вместо ушедшего Андропова своего человека — В.В. Федорчука. Трудно сказать, как он апеллировал к Брежневу, но Чазов уверял: он точно знал, что Андропов предлагал на своё место бывшего у него заместителем и тесно с ним связанного В.М. Чебрикова. Доказательством этого служил и тот факт, что буквально через несколько дней после прихода Андропова к власти Федорчук был переведён на место Щёлокова, министра внутренних дел, которого Андропов просто ненавидел, а председателем КГБ стал Чебриков.

Приход Андропова в ЦК, на вторую позицию в партии, означал очень многое. Брежнев как бы определился с кандидатурой, которая в будущем могла бы его заменить. Сам он не думал оставлять своих позиций лидера и считал, что при верном и честном Андропове он может жить спокойно.

Ю. Чурбанов:

— Официально своим преемником Леонид Ильич никого не называл. Он не собирался умирать. Но если он и думал о преемнике, то это был именно Андропов. Многие из нас уже тогда понимали: если с Леонидом Ильичом что-нибудь случится, к власти придёт именно этот человек. Суслов лишь номинально являлся вторым лицом в партии. Он не мог быть Генеральным секретарём ЦК КПСС, Леонид Ильич и другие товарищи в Политбюро никогда бы этого не допустили. И не случайно, конечно, что, когда Суслов скончался, главным идеологом партии стал именно Андропов. Это было мудрое решение. Да и по тому «раскладу», который после сложился в Политбюро, после смерти Леонида Ильича, предпочтение было бы отдано либо Андропову, либо Устинову. А Черненко на пост Генерального секретаря ЦК КПСС тогда просто не претендовал. Это был человек невысокого полёта, безусловно, работоспособный, но очень больной, хотя это, как говорится, не его вина, — тем не менее он никогда бы не смог подняться до реального осмысления тех сложнейших процессов, которые происходили в партии, в народе и за рубежом. Константин Устинович стал Генеральным после ухода из жизни Андропова лишь в силу политической «раскладки». Ни Романов, ни Алиев, ни тем более Гришин не могли конкурировать с авторитетом и коэффициентом полезного действия Юрия Владимировича. Романов мог бы, наверное, претендовать на вторые роли в партии — это ведь не только идеология, это ещё и кадровые вопросы, административные, вопросы партийного строительства и т.д. Лигачёв, скажем, был вторым, а занимался сельским хозяйством. Если же говорить об Андропове, то Леонид Ильич абсолютно ему доверял, может быть, даже чуть больше, чем другим членам Политбюро, хотя Дмитрий Фёдорович Устинов и Андрей Андреевич Громыко тоже пользовались у него искренней симпатией. Со своей стороны, Юрий Владимирович платил Леониду Ильичу тем же и ничего от него не скрывал, держал его в курсе — я это знаю — по всем наиболее важным позициям.

Ясное дело, укрепление позиций Андропова не всех радовало. На него усилились атаки. Кто-то из его противников, может, Черненко, а может, Тихонов, который понимал, что в случае, если Андропов станет во главе партии и государства, он вряд ли долго удержится в кресле Председателя Совета Министров, использовал самый веский аргумент — тяжёлую болезнь Андропова.

Как рассказывал Е. Чазов, в последних числах октября 1982 года, после встречи с кем-то из них, ему позвонил Брежнев:

— Евгений, почему ты мне ничего не говоришь о здоровье Андропова? Как у него дела? Мне сказали, что он тяжело болен и его дни сочтены. Ты понимаешь, что на него многое поставлено и я на него рассчитываю. Ты это учти. Надо, чтобы он работал.

Главный кремлёвский врач ответил, что не раз ставил в известность и его, и Политбюро о болезни Андропова. Она действительно тяжёлая, но вот уже 15 лет её удаётся стабилизировать применяемыми методами лечения и его работоспособности за этот период могли бы позавидовать многие здоровые члены Политбюро.

— Я всё это знаю, — оборвал Брежнев. — Видел, как он в гостях у меня не пьёт, почти ничего не ест, говорит, что может употреблять пищу только без соли. Согласен, что и работает он очень много и полезно. Это всё так. Но учти, ты должен сделать всё возможное для поддержания его здоровья и работоспособности. Понимаешь, вокруг его болезни идут разговоры, и мы не можем на них не реагировать.

Знал об этой своеобразной акции и Андропов. Буквально накануне ноябрьских праздников 1982 года он позвонил Чазову весьма встревоженный и сказал:

— Я встречался с Брежневым, и он меня долго расспрашивал о самочувствии, о моей болезни, о том, чем он мог бы мне помочь. Сказал, что после праздников обязательно встретится с вами, чтобы обсудить, что ещё можно сделать для моего лечения. Видимо, кто-то играет на моей болезни. Я прошу вас успокоить Брежнева и развеять его сомнения и настороженность в отношении моего будущего.