Ароматы - Джоанна Кингсли

— Не беспокойтесь за меня, я с этим справлюсь, — сказала она, садясь напротив него. — Мне надо было знать правду. А вы не знаете, кто распорядился его убить? — спросила она, затаив дыхание.

— Нет. Мой брат сказал только: «Его настигла карающая рука правосудия». Брат тоже умер.

— Я узнаю это. Скоро узнаю.

— Дорогое дитя, мертвых не вернешь к жизни. Пусть могилы зарастают травой…

— Нет. Я должна это сделать для самой себя. И хватит об этом. Ведь у вас ко мне еще какой-то разговор?

— Я хотел бы предложить вам помощь. Ваш отец спас мне жизнь, и я хочу воздать добром его дочери. Я слышал о ваших затруднениях и могу помочь вам справиться с ними.

— Благодарю вас, — ответила Ви, — вы очень добры. Но единственное, что мне нужно для начала, — финансовая поддержка.

— У меня нет состояния, не то я предложил бы его вам.

Она улыбнулась ему ласково и подумала, что отец умел выбирать себе друзей — это, как видно, очень хороший человек.

— Но я хочу предложить идею, которую вы можете использовать. Это аромат, который задумал создать ваш отец, но не смог — из-за войны. Тогда были недоступны многие ингредиенты. И идея не была воплощена. Аромат возник и остался только в его воображении.

— Но вы-то откуда знаете о нем? — Ви заподозрила, что Меско утешает ее сказками.

— Я знаю о нем все. У меня идеальная память, и я запомнил формулу его величайшего, но неосуществленного творения. Он не смог воплотить его в жизнь не только потому, что у него не было ингредиентов. Была вторая причина: аромат был предназначен для мужчин.

— Как? — спросила Ви, наклоняясь к Меско.

— Да, для мужчин, но так же дорог, как лучшие духи для женщин. Никто не купил бы тогда этот одеколон: в 40-х эта мысль казалась смехотворной.

— Мне не верится… — сказала она в раздумье.

— Но вы должны поверить, дорогая, все, что я вам говорю, — чистая правда.

Когда она решилась рассказать Меско про свой план производства личного одеколона Армана, он загорелся восторгом.

— Боже! — воскликнул он. — Это судьба! Голоса муз слились в чудесном хоре… Мы ступили на путь великого открытия!

— Да, — возразила она, — но никто не желает меня финансировать…

— Вы найдете поддержку, дитя мое, они поймут, что это величайшее достижение великого Жолонэй!

— Но если даже это и вправду что-то исключительное, то ведь формулы-то у нас нет, — заметила Ви.

— Это не совсем так, — заявил Меско. — В моей памяти сохранилась формула — я помню все ингредиенты, а память у меня редкостная. Единственное, чего я не знаю, — пропорций каждого из них. Арман никому не доверялся полностью, даже мне. Ключ от тайны был только у него.

— Но это значит, — со вздохом заключила Ви, — что формулы у нас нет.

— Может быть, у вас есть старые записи вашего отца?

— У меня есть его записная книжка.

— Его «библия»? — в восторге вскричал Меско.

— Да.

— Скорее перелистайте ее, дорогое дитя. Наверное, там и найдется запись пропорций. Может быть, неполная — ваш отец имел привычку оставлять пробелы для сохранения тайны. Но я уверен, что вы найдете эти записи.

— Вы поможете мне? — спросила она.

— Охотно. Это великая честь для меня.

Она посмотрела на часы — два тридцать пополудни. — Вы пойдете сейчас со мной. «Библия» у меня дома.

— Ох, как жаль, но сейчас я должен быть у своего врача! Если сегодня вечером?

— Хорошо, — сказала она и протянула ему листок со своим адресом. Сердце ее заныло — неужели всегда ее дело будет препятствовать ее любви? Ведь встречу с Майком снова придется отложить…

— Это твоя сестра, — сказал Ник, перекатываясь на спину и передавая трубку Марти.

— Подонок, — сказала Марта.

— Тише, детка. Старшая сестра услышит, как ты бранишься.

Марти вырвала у него трубку. Ник поцеловал ее в шею и стал играть ее грудями, пока она разговаривала с Ви.

Кончив разговор, она резко оттолкнула его от себя. — Как ты смеешь брать трубку? Чего ты хочешь добиться?

— Скомпрометировать тебя, дорогая, чтобы ты вынуждена была выйти за меня замуж.

— О Ник! — засмеялась она. — Неужели в облике сексуального маньяка скрывается милый старомодный юноша викторианского стиля?

Он нагнулся и начал лизать ее круглую пятку. Потом он перешел к большим пальцам, она лежала неподвижно, предоставляя его ласкам все свое прекрасное обнаженное тело. Он пришел в ее квартиру в полночь, и они трижды занимались любовью. Но сейчас, когда его горячий рот настойчиво всасывал ее большой палец, она почувствовала, что снова тянется к нему каждой клеточкой своего тела, снова хочет любви.

— О, Ник, — прошептала она. — Ты ненасытный…

Он выпрямился, оторвав рот от ее ступней и навис над ней всем телом, глядя в ее лицо настойчивым, требовательным, страстным взглядом. Она не выдержала, отвела взгляд и почувствовала, что сейчас зарыдает. — Я люблю тебя Марти, — сказал он хриплым голосом. — Я хочу, чтобы ты всегда была со мной.

— Но я не могу всю жизнь быть под тобой, — запротестовала она. — Ты меня раздавишь.

Внезапно он скатился с нее и взял ее в объятия нежно, как новорожденного ребенка.

— И я не хочу, чтобы ты всегда была подо мной — только в постели, — сказал он, и в голосе его прозвучало что-то новое. — Я полюбил тебя с первого взгляда, но не понимал этого. Я всегда хотел просто взять женщину. «Взять», словно вещь. Я не знал, что такое любовь, Марти, дорогая. Я не понял, когда она настигла меня!

— Но как я могу, мой дурачок? — сказала она прерывающимся голосом. Она гладила его волосы и неотрывно глядела в лицо. Он был так хорош, что она с трудом сдерживала слезы. — Разве я создана быть женой? Я деловая женщина. Л ты мой служащий.

Он покрыл ее дрожащие губы поцелуями и прошептал: — Я хочу, чтобы у нас был ребенок…

Она вздрогнула, почувствовав, что тело ее откликается на этот призыв. Она ощутила, как его ребенок вольется в нее и будет расти, наполняя ее тело их удивительной, неожиданной любовью. Марти уже не удерживала слез, и они лились по ее щекам, а он все крепче прижимал ее к себе.

— Послушай, Ник. Это безумие, но я тоже полюбила тебя. Это все произошло слишком быстро. Эта ночь…

— Была прекрасна.

— Да.

— И нам будет еще лучше.

— Да.

— И теперь мы должны пожениться.

— Но я боюсь, Ник!

— И я тоже боюсь. Разве я создан быть мужем? Мне бы раньше никогда такое и в голову не пришло, — сказал он, смеясь.

— И мне тоже, — Марти перестала плакать и засмеялась.

— Так давай возьмемся за руки и одолеем наш страх.