Белладонна - Карен Молинэ

Был нужен план. Размышлять, рассчитывать. Думай, Томазино, думай. Времени нет. Может быть, удастся выбраться в деревню и найти кого-нибудь, кто нам поможет. Нет, не получится. А если раздобыть кусачки для колючей проволоки и ускользнуть под покровом темноты? Нет, и этого мало. Одними кусачками тут не ограничиться. Нужно убрать с дороги Маркуса, Морица и Матильду.

Главным нашим противником был Хогарт. Наверняка он будет здесь, когда придет время родов. Его Светлость не появлялся, и мы радовались этому. Сейчас ей не хватило бы сил вынести прикосновение его горячих, сухих пальцев; от ужаса она могла бы родить раньше срока. Нет, Хогарту не придет в голову, что у нас хватит храбрости решиться на побег.

Для начала надо подружиться с Матильдой. Белладонне это удалось без труда, потому что Матильда проявляла ярко выраженные материнские наклонности. Не будь это зрелище таким чудовищным, я бы рассмеялся, глядя, как приземистая угрюмая крестьянка ласково поглаживает Белладонну по растущему животу. Матильда варила ей питательные супы, готовила лучшие блюда, заглядывала к будущей матери чуть ли не каждые полчаса — Белладонна готова была рыдать от такой опеки. Я пытался представить, как вечерами в сторожке у ворот Матильда вяжет малышам носочки и подрубает пеленки, но разум отказывался поверить в эту картину.

— Но как мы проскользнем мимо сторожки? — тихо спросил я у Маттео, когда однажды ночью мы вышли прогуляться. Мы помахали рукой Морицу, чтобы он знал, что мы с ним считаемся, и не стал в нас стрелять. — Другого пути наружу нет.

— Перережем им горло, — сказал Маттео после долгой неловкой паузы. — Как на войне.

Да, мы до сих пор были будто на войне, в плену у врага.

— Только хлопотное это дело. — Я заговорил почти как Хогарт. — Много крови. — Я содрогнулся, и мы пошли дальше, обсуждая другие варианты. Наше дыхание клубилось в морозном воздухе белыми облачками.

На следующий день Белладонна решила за нас эту проблему. Улучив момент, она сунула под салфетку на поднос тоненькую потрепанную книжечку: «Руководство по ядам для знатоков».

— Я нашла ее в библиотеке, спрятанную в другой книге, — шепнула она, внимательно глядя на нас огромными глазами.

— Великолепно. Теперь ни о чем не беспокойся, — прошептал я в ответ. — Думай только об одном: родить прелестных малышей, а об остальном позаботимся мы.

Книга оказалась необыкновенно интересной, и я поспешил в библиотеку — посмотреть, нет ли там других книг о растениях и грибах. Нам хотелось поскорее начать поиски в лесу. Хорошо подошел бы олеандр. Хватило бы всего одной веточки, нескольких листиков. Или касторовые бобы. Чрезвычайно ядовиты. Но касторовые бобы здесь не растут. Ростки картофеля — но сейчас не сезон для картошки. Очень надежное средство — мышьяк, но я не знал, где его найти. К тому же я не умел отличать мухомор от трюфеля, так что поход за грибами придется отложить. Кроме того, как нам удастся накормить трех М. мухоморами? Они сразу заподозрят неладное. Я читал дальше. Должно же быть что-то подходящее! Ага, безвременник осенний. Ядовито все растение; годится. Погодите-ка… Вот раздел о ботулизме. «Руководство для знатоков» подробно рассказывает, как вырастить плесень в маленьких баночках. Отлично. Мы состряпаем наш собственный, очень вкусный ядовитый коктейль и спрячем его в вырезанной книге, где она нашла руководство. Они не поймут, откуда пришел удар. А когда путь будет свободен, мы возьмем их одежду, деньги и паспорта, над которыми я впоследствии поколдую.

А о дальнейшем я предпочитал не думать.

Вскоре после того, как у Белладонны отошли воды, пришел Хогарт и привел какого-то человека, сказав, что это врач. Я помнил его с тех пор, как он впервые осматривал ее, когда она забеременела. Я доверял этому костоправу не больше, чем Матильде с ее материнскими хлопотами, но надеялся, что он сумеет принять роды.

Приходилось ему доверять — ничего другого нам не оставалось.

Его Светлость до сих пор не появлялся. Его исчезновение тревожило меня, но я догадывался — у него свои причины держаться подальше. Дело не только в том, что он боится своим появлением нарушить течение родов. Причина тут другая, я это чувствовал.

Начались роды. Они проходили мучительно. У меня сердце разрывалось от ее криков, бесконечных, час за часом.

— Неужели нельзя хоть чем-то ослабить боль? — умолял я врача. Он только качал головой. Он был предельно сосредоточен, и это придавало мне каплю уверенности. Хогарт расхаживал по кухне. Ему невыносимо было думать обо всем этом беспорядке.

Наконец, громко вопя, первым родился мальчик. Она назвала его Тристан. Мы с Маттео торопливо обтерли его и не могли не обратить внимания на его прелестные, розовые младенческие яички. Я, естественно, никогда не видал младенцев и не знал, какие у них бывают яички, но эти показались нам непропорционально огромными. Через мои пальцы на новорожденного излилась волна горячей, нежной любви.

С последней схваткой из лона Белладонны выскользнула крохотная девочка, и мы, разумеется, сразу же влюбились и в нее тоже. Мы вложили ее в руки Белладонне, рядом с братиком. От изнеможения у Белладонны едва хватило сил поцеловать младенческие макушки, и она тотчас же провалилась в глубокий сон. Врач собрал свои вещи, Матильда спеленала младенцев и взяла их на руки. Она до сих пор не сказала нам ни слова, и мы не ждали, что она станет напевать им колыбельную. Она осторожно уложила младенцев в колыбельки, застланные теплыми одеялами, и поставила их у кровати, потом на цыпочках вышла. Заглянул Хогарт, бросил на младенцев один-единственный мимолетный взгляд, увидел смятые окровавленные простыни и, позеленев, мигом удалился.

Впервые за долгое время мы с Маттео не испытывали ничего, кроме полного счастья. Мы хлопотали над младенцами, затем легли на диваны у пианино и тоже крепко уснули.

Я проснулся первым и, зевая, подошел к колыбелькам посмотреть на младенцев. Тут я заметил, что в комнате сидит Хогарт, и насторожился. Что-то не так; ему здесь нечего делать. Я взглянул на часы — наступило утро. Младенцы давно должны были разбудить нас пронзительными голодными криками. В Бенсонхерсте вопящие малыши сводили меня с ума; вот, пожалуй, и все, что я знал о детях. Сначала я подошел к кроватке Брайони; она мирно спала. Я бросил хмурый взгляд на Хогарта.

— Матильда покормила ее из бутылочки, — прошептал он.

Я чуть не взбесился. Белладонна непременно хотела кормить детей грудью — она надеялась, что благодаря этому они оставят близнецов при ней. Я подошел к колыбельке Тристана, но его там не было. Мои нервы трепетали, как натянутые струны; удивляюсь, как их звон не разбудил Белладонну. Я осторожно встряхнул за плечо Маттео, и он тотчас же проснулся. Одного взгляда на мое лицо было достаточно, чтобы он понял: дела идут неладно.

— Где Тристан? — громким шепотом спросил я у Хогарта, не желая будить Белладонну.

— Нездоров, — прошептал он в ответ.

— Что значит — нездоров? — вспылил я. Мне хотелось придушить его. Я знал, что он лжет. Маттео подошел и встал рядом со мной; Хогарт поднялся и попятился к дверям. Ого! Значит, мы еще способны напугать врага! Эта мысли придала нам сил. Или, точнее, придала бы, будь я в ту минуту способен понять, что происходит. Мы ничего не могли сделать. И, естественно, не могли бежать только с одним ребенком.

Добравшись в целости и сохранности до двери, где возле него возник из воздуха Мориц, Хогарт обернулся к нам.

— У Тристана что-то неладно с грудью, — сообщил он. — Матильда, когда кормила его, обратила внимание, что он очень плохо дышит. Надеюсь, малыш поправится. Врач приехал и забрал его в деревню. Беспокоиться не о чем.

Как мы могли не беспокоиться?

— Я вам не верю, — заявил я.

— Что-то мне, дружище, ваш тон не нравится, — ответил он и зашагал прочь.

Это было невероятно. Что я скажу Белладонне, когда она проснется? Они украли ее ребенка, я это знал.

Немного позже, когда Белладонна очнулась и через силу съела пару ложек супа, мы положили ей на руки Брайони, и малышка жадно припала к груди. Белладонна была так измучена, что уснула с девочкой на руках, и Маттео долго сидел рядом, держа голову малышки возле груди. Они почти походили на счастливую семью. Почти походили.

Когда Белладонна проснулась опять, она все еще была так слаба, что не могла встать с постели.

— Где мои дети? — сонно спросила она. Мы принесли ей Брайони, и та снова принялась с жадностью сосать мамину грудь. — Где Тристан?

Я присел на край кровати, и она увидела мое лицо.

— У него что-то неладно с дыханием, — осторожно сказал я. — Врач забрал его в деревню, чтобы вылечить. Он поправится. А теперь отдохни. Ты нужна Брайони.

— Нет, — заговорила она, пытаясь встать. — Нет, нет, нет…