Том 3. Жизнь в смерти - Николай Петрович Храпов

мне и неудобно так говорить, но ведь столько лет я томлюсь здесь в совершенном одиночестве, говорю как есть.

А теперь вот, о вас… Здесь ведь не первый этот случай с женщинами, только такого зверства не было. Я уж не знаю, как вам сказать, ведь пригласить вас к себе — неудобно, тут сразу разговоры пойдут, а помочь очень хочу.

Ну, вот что… сестра Вера, я от всей души желаю вам послужить, чем богат: каждый вечер я вам буду приносить литр молока, как сестре, совершенно бесплатно, а вы и не думайте возражать. Но работу вам надо попросить у коменданта, только в поселке, ну, например, дневальной у тех же мужиков. Страшного тут нет ничего: к утру вскипятить бак кипятку, а днем убрать барак, и к вечеру тоже кипятку приготовить. Об этом я тоже похлопочу. Насчет квартиры — лучше вам поселиться вот здесь, у одинокой женщины. Правда, все они одного духа, иначе она и не продержалась бы здесь; но, вроде, у нее разврата в доме нет, живет одна. Вот, пока, хоть так вам устроиться, а там, дальше, Бог поможет. Ведь неизвестно, сколько вам здесь маяться придется?

На этом Юрий Фролович с Верой разошлись, вечером он обещал ей принести молока, как она ни отказывалась.

Весь день ее никто не тронул и ничего не спрашивал. Вечером Юрий Фролович принес молоко и быстро ушел.

После утреннего развода рабочих, Веру вызвали в комендатуру:

— Ну что, Князева, сильно испугались, видно? — спросил комендант, намекая на вчерашнее происшествие. — Горе нам тут, с женщинами. Мужики липнут, как пчелы к меду. Вот, зачем я вызвал вас: в тайгу больше не ходите, принимайте барак и будете там дневальной. Работы там немного, утром да к вечеру кипяток, все на глазах будете. Оклад там постоянный. Устраивает вас?

— Спасибо! — ответила Вера и, выйдя, приступила к новому занятию. По сравнению с тайгой, это было для нее, чем-то наполовину, амнистией.

Через два-три дня, при содействии Юрия Фроловича, пожилая женщина-хозяйка, пристально оглядывая Веру, согласилась, за некоторую плату, впустить ее к себе на квартиру. Таким образом, жизнь Князевой немного улучшилась.

Дневальство, хоть и тяжелым было для нее, но приведя все в порядок с самого начала, ей стало легче поддерживать его после.

Простота и строгость, с какой Вера относилась к рабочим, определили их взаимоотношения, сравнительно терпимыми; а хозяюшка, через короткое время, стала относиться к ней даже, как-то подозрительно, любезно. С Юрием Фроловичем они стали встречаться, почти каждый день. Вера, даже несколько раз, посетила его избу и проникнулась к нему большим сожалением, даже, в порядке взаимной христианской любви, взяла на себя заботу о его белье и одежде.

Брат оказался исключительно воспитанным, выдержанным, чутким ко всем людям, тем более к Вере. С момента их знакомства с Верой, как жилище, так и его внешний вид стали заметно преображаться. У него было Слово Божие и Гусли, и он охотно переписывал для Веры места для пользования из того и другого.

Не напрасно изменились отношения к Вере и со стороны хозяйки. Князева стала замечать, как в ее квартиру стал часто заходить один из мужчин, который года два, как проводил жену на родину, и в избе жил один, как и Юрий Фролович. Подозрительно любезным, вдруг, стал и комендант со своими сотрудниками. Вера это почувствовала, из частых посещений их дома и даже упрощенных отношений к ней, что вскоре привело к открытому посягательству на нее. Здесь Вера, со всей решимостью, дала посетителям отпор, после чего они ее, временно, оставили.

Но на этом преследования не прекратились, а приняли скрытую форму.

Юрий Фролович, выслушивая все жалобы Веры, оказался очень близким и полезным советником во всех этих вопросах. Он своевременно предупреждал сестру о всех возможных последствиях.

В один из выходных дней Вера заметила, что хозяюшка с особым пристрастием готовила кушанье, по-праздничному, но значения этому не придала, так как посчитала, что это в порядке вещей. Вечером, когда сумерки спустились над поселком, они любезно, вдвоем уселись за праздничный ужин. В это время к ним зашел тот самый посетитель, который остался без жены и, по приглашению хозяйки, бесцеремонно присоединился к столу. Веру смутило это еще больше… угощение и гость… Мужчина был одет по-праздничному, сел рядом с Верой и насколько мог, стал осыпать ее любезностями. Вера заторопилась оставить их. Но, увы, вначале почувствовала такую слабость в ногах, что подняться не могла, вслед за этим по телу быстро распространилась сладкая истома, а через мгновение… она потеряла сознание. Пришла в себя, в совершенно неизвестной обстановке. На столе тускло горела керосиновая лампа, платье ее небрежно лежало на скамье, а сама она, в белье, лежала на незнакомой ей постели. Тот самый «гость», который любезно угощал ее у хозяйки, стоял перед нею и, раздеваясь, готовился в постель.

Вера, в ужасе, едва смогла вскрикнуть:

— Господи! Спаси меня!

С большим усилием она приподнялась на постели и властно крикнула:

— Немедленно отойдите от кровати, иначе я разобью окно и закричу на весь поселок о помощи. — Затем, собрав все силы, оттолкнула его и, достав платье, быстро оделась.

— Скажите, что это за подлость? Как я оказалась здесь? — И приготовилась закричать, почувствовав в себе приток силы.

— Вера Ивановна! Помилуйте, что с вами? Не кричите, пожалуйста, разберитесь, — стал уговаривать ее мужчина, приводя свою одежду в порядок. — Ведь вы же сами согласились на замужество, когда я вам это предложил. Вы даже обняли меня за шею. Это же все видела ваша хозяйка, она живой свидетель. Потом вы с улыбкой повисли на мне, и я, посчитав вас выпившей, бережно принес к себе, считая, что ваше соглашение к замужеству, окончательное.

— Вы вздор говорите, вы ложь говорите, вы с ней вместе чем-то подпоили меня, и я потеряла сознание! Бессовестные вы, как вы смеете, мерзкий вы человек! Я, немедленно, поставлю в известность об этом начальство. — С этими словами Вера выскочила из избы и растерянно, едва определив направление, пришла на квартиру.

Хозяйка в испуге открыла ей дверь и, в ответ на возмущения Веры, с криком обрушилась на нее, обвиняя ее в том, что она сама, действительно, согласилась на все; и он ее, уже пьяную, отвел к себе в избу. При этом хозяйка обзывала ее самыми скверными именами, обвиняя в распутстве и требуя немедленно освободить квартиру.

Вера пришла в ужас от всего слышанного, поняв, что все это было сделано искусно, к ее позору; но рассуждать было некогда, а выход