Адъютант его превосходительства - И. Болгарин

Они свернули на другую улицу, прошли мимо гостиницы и по каменным ступенькам спустились к пустырю, где в приземистом деревянном бараке размещался офицерский тир.

Одноногий солдат, обслуживающий тир, обрадовался посетителям: работы у него было немного и он откровенно скучал, и торопливо выложил на стой­ку несколько духовых ружей, пистолеты.

– Мы попробуем своим оружием, – сказал Кольцов и, вынув из кобуры не­большой бельгийский браунинг, показал, как с ним обращаться, и после этого передал Юре:

– Ну, давай!

Сухо прозвучали под сводами барака выстрелы. Один, второй… Однако пестро раскрашенные, похожие на матрешек фигурки, уставленные на дальнем барьере, не падали.

– Плохо целишься, – недовольно бросил Кольцов.

– Вы, барчук, сквозь прорезь на мушечку, а с мушечки на куколку гля­дите. И будет в аккурат, – поучал Юру одноногий солдат.

Юра снова прицелился, удерживая дыхание. Потом передохнул и опять на­чал все сначала.

Выстрел отбросил руку вверх. А фигурок на барьере было столько же, сколько до выстрела.

– Наверное, мушка сбита, – оправдывался Юра.

– Наверное, – лукаво согласился Кольцов и взял в руки пистолет.

Один за другим прозвучали пять выстрелов. Стрелял Кольцов в обычной своей манере навскидку. Впечатление было такое, что он вовсе не целится. А фигурки слетали с барьера одна за другой, точно их сдувало ветром.

Равнодушный солдат, повидавший на своем веку всякое, и тот удивленно замер.

Исчезла последняя фигурка.

– Браво, капитан! – послышался сзади голос.

Кольцов оглянулся. В дверях стоял ротмистр Волин, одна рука за спи­ной, другая – за ремнем портупеи.

– Я думал, вы только пулеметом отлично владеете, – сказал он, напоми­ная об их побеге от ангеловцев.

– Я, ротмистр, был полевым офицером. А там иной раз от владения пис­толетом зависела жизнь, – довольно сухо ответил Кольцов.

– У нас в контрразведке, капитан, тоже. – Волин вынул свой пистолет, поиграл им в руке. – Пари?

– Принимаю, – согласился Кольцов.

– На что? Может быть, на коньяк? – прищурился ротмистр.

– Согласен.

Солдат установил новые фигурки. Волин нетерпеливо махнул ему: отойди! Стал целиться. Но выстрелить не успел. На плечо ротмистра легла чья-то рука.

Волин недовольно обернулся: сзади стоял Щукин.

– Покажите пистолет, ротмистр. – Начальник контрразведки как-то странно смотрел на растерявшегося Волина.

– «Смит-Вессон», – упавшим голосом зачем-то объяснил Щукину Волин, передавая пистолет.

Щукин с подчеркнутым спокойствием опустил пистолет Волина себе в кар­ман.

– Что все это значит, господин полковник? – скорее изумленно, чем ис­пуганно, спросил Волин.

Щукин ледяным взглядом посмотрел на него и, с трудом совладев с подс­тупившим гневом, ответил:

– Не задавайте глупых вопросов, Волин, или как вас там еще! Вы арес­тованы!

– Не понимаю… Объясните мне, наконец… Это… это черт знает что!

– растерянно возмущался ротмистр, и тонкая, голубенькая жилка у него на шее нервно запульсировала.

Но Щукин не слушал, он громко приказал:

– Взять его!..

В тир вошли два унтер-офицера с винтовками и встали как вкопанные по бокам Волина. Ротмистр несколько раз нервно дернул щекой и сник. По зна­ку начальника контрразведки его вывели из тира.

Забившись в темный угол, Юра испуганно наблюдал за всем происходящим.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Громко ударил колокол, возвещая о прибытии поезда. Зашевелился свод­ный духовой оркестр, ярко начищенные трубы музыкантов празднично сверк­нули на солнце.

Замер строй почетного караула. Офицерская полурота корниловцев в но­вых, хорошо сшитых мундирах, с шевронами на рукавах, казалось, не дыша­ла.

Стихли разговоры мужчин и щебетания дам в депутации почетных горожан. Живописной толпой они стояли под перевитой зеленью аркой вокзала. Впере­ди всех иконописно выделялся в шелковой рясе, с золотым крестом харьковский архиерей Харлампий, рядом с ним о чем-то шептались два бога­тейших человека Украины и России – Бобринский и Рябушинский. Вытянулся и так застыл градоначальник Щетинин.

Поезд медленно подходил к перрону. Ковалевский отделился от свиты и встал на краю ковровой дорожки. Он заранее подготовил слова обращения к высоким гостям и собирался сказать, что он счастлив приветствовать в ли­це генералов великие державы, не оставившие Россию в тяжкий час испыта­ний. Но когда, шагнув навстречу выходившим из вагона бригадному генералу Бриксу и генералу Журуа, увидел на их лицах одинаковое снисходи­тельно-рассеянное выражение уже привыкших к обязательным почестям людей, вся напыщенность и банальность приготовленной фразы покоробила его, и Ковалевский с неожиданной для самого себя сухостью сказал по-английски:

– Рад, весьма рад! – и повторил то же и тем же тоном пофранцузски. Следом за Бриксом и Журуа из вагона высыпали, что-то весело крича на ходу и приветливо размахивая руками, журналисты с тяжелыми фотоаппарата­ми в руках. Сразу же бросились в толпу, стремясь во всех деталях запе­чатлеть церемониал встречи.

Гремело неукротимое русское «ура», женщины вытирали платочками слезы праздничного умиления, бросали гостям букетики цветов. Юра стоял в этой толпе и тоже изо всех сил кричал «ура», дважды провел кулаком по глазам и подумал о том, что теперь с красными будет покончено, раз такие иност­ранные гости приехали сюда, в Харьков. Впрочем, так думал не один Юра. Многие из тех, кто встречал союзников, с надеждой думали о скором конце войны…

Чеканя шаг под звуки встречного марша, к союзникам подошел начальник почетного караула. Лихо отсалютовав шашкой, отдал положенный рапорт, шагнул в сторону. И генералы в сопровождении Ковалевского направились к неподвижным шеренгам корниловцев.

Кольцов и несколько прибывших с Бриксом и Журуа офицеров остались на месте, и тут внимание Кольцова привлекла пронзительная вспышка магния. Он увидел, как один из приехавших с миссией журналистов, взгромоздив на высокий выступ платформы треногу, торопливо меняет в фотографическом ап­парате кассету, и что-то удивительно, знакомое почудилось ему в этом уд­линенном, с тяжелым подбородком, лице. Когда журналист, подготовив аппа­рат к съемке, снова поднял голову, Кольцов сразу вспомнил весенний Киев, рынок на Подоле… Хотел тут же отвернуться – и не успел; взгляды их встретились, и Кольцов понял, что журналист тоже уже выделил его из всех офицеров, тоже пытается вспомнить, где могли они встречаться раньше…

Журналист тут же склонился к фотографическому аппарату, подняв в ле­вой руке подставку с магнием. Но Кольцов понимал, для него это не более как передышка: журналист безусловно относился к тем людям, которые при­выкли удовлетворять свое любопытство сполна.