Рыцарь из ниоткуда - Александр Александрович Бушков

Канилла. — Командир, вы только не подумайте, что я развратная. Ну какая я развратная, если вы у меня будете только второй? Отрубите мне голову, но с вами надо что-то делать. На вас смотреть страшно, выглядите, как поднятый колдуном покойник… Такое впечатление, что вместо души — один пепел. Да и у меня горсточка пепла присутствует… Я вовсе не собираюсь вас жалеть. Я просто хочу вас утешить. Это будет один-единственный раз, и мы больше никогда к этому не вернемся. Я все обдумала.

— Думаешь, поможет? — вяло усмехнулся Сварог.

— Поможет, — уверенно сказала Канилла. — Уж я постараюсь. Я многое обдумала… Вы, конечно, ничего не ответите — вы мужчина, дворянин, офицер, король, наконец… Но я уверена: Янка добросовестно пыталась вас утешить, как только могла. Ну, вы понимаете, о чем я. Только ничего из этого не вышло. Может, оттого, что она ваша — а здесь нужен кто-то посторонний… Вроде меня. Один-единственный раз… И не говорите, что я вам не нравлюсь, все равно не поверю…

— А ты не думала, что потом нам обоим будет перед Яной чертовски стыдно?

На ее очаровательное личико набежала тень:

— Конечно, думала. Конечно, будет стыдно. Очень. Но я думаю один-единственный раз нам небеса простят. Потому что с вами необходимо что-то делать, сил нет смотреть на вас, такого. Вы просто не имеете права быть таким, король Сварог…

Она одним движением сбросила халат на пол, прильнула к Сварогу и решительно прошептала на ухо:

— Все. Хватит болтать. Обнимите меня…

Совесть покусывала, конечно, и чувствительно — но он обнял девушку и притянул к себе. Дальше была только шалая, жестокая нежность, долгая, то медленная, то пылкая — и полное отсутствие Времени…

И потом он не знал, сколько времени прошло, когда лежал, бездумно уставясь в потолок, обнимая прижавшуюся к нему Каниллу. Что странно, не ощущалось ни капли раскаяния или стыда, словно произошла самая естественная вещь на свете.

Канилла легонько пошевелилась, прошептала на ухо:

— Вам было хорошо?

— Очень, — честно сказал Сварог.

— А теперь прислушайтесь к себе. Как следует…

Он добросовестно прислушался к себе. И понял: с ним что-то произошло. Не мог описать свои чувства в точности, но знал одно: это никак не походило на то, что испытываешь после близости с юной искусной красавицей. Что-то совершенно другое. Боль и тоска от недавних утрат не исчезли совершенно, но теперь отодвинулись на периферию сознания, перестали жечь душу, как жгли совсем недавно который день. Он чувствовал себя совершенно иначе, и это никак не могло оказаться самовнушением — прежде-то оно не помогало, как ни старался…

— Кани, — сказал он в некоторой растерянности, — что это такое?

— Ага, почувствовали?

— Ну да. Это не может быть просто так, случилось что-то…

— Вот именно, — сказала Канилла. И продолжала тоном, каким говорят о самых обыденных вещах, — моя бабушка по матери — дриада. Значит, я тоже, пусть всего на четверть. Честное слово. Или не верите?

— Верю, — серьезно сказал Сварог.

И нисколечко не кривил душой. Поверил еще в Равене, когда они сидели в кольце облавы и Сварог для скоротания времени вел долгие разговоры о всевозможных ученых материях с мэтром Анрахом. Анрах говорил, что существование дриад признавали весьма серьезные книжники, не склонные к выдумкам и не верившие авторам всевозможных баек. Один из них — и Анрах дал ему с собой почитать очередную книгу — сам встречался с дриадой в Брамилонских лесах, чуть ли не три тысячи лет назад. К сожалению, в отличие от многих других трудов, этот был написан невероятно сухим, можно даже сказать, суконным языком, словно отчет о некоем научном эксперименте из разряда длинных и скучных. Но все равно, было интересно.

Анрах говорил потом: когда-то дриад обитало в лесах не так уж и мало — но понемногу, утверждали серьезные люди, становилось все меньше и меньше. Некоторые современные книжники полагают, что они исчезли совсем. Что с ними произошло, так никому и неизвестно, кто-то считал, что они постепенно перестали быть, кто-то писал, что они ушли в какой-то другой мир, но доказательств у него не было. Были — и не стало их. Как случилось и с наядами, исчезнувшими гораздо раньше: Девами Ручьев, Девами Родников, Девами Озер. По этому поводу Анрах отпустил длинную тираду словечек из своего конногвардейского прошлого: всевозможная поганая нечисть процветает как ни в чем не бывало, а создания, никогда никому не причинявшие зла, исчезли из нашего мира…

— Вот оно как, — сказал Сварог. — Значит, правду писали старинные книжники, что дриады, да и наяды, могли становиться обычными девушками и выходить замуж за своих возлюбленных?

— Чистую правду, — сказала Канилла. — И те, и другие… но это было бесповоротно, вернуться в прежнее состояние они уже никогда не могли и прежних способностей сохраняли малую часть, но сохраняли. — Продолжала задумчиво: — А это ведь был большой риск: вдруг разлюбит и бросит? А в прежнее состояние вернуться нельзя. Я бы, наверное, не смогла… а впрочем, я ведь никогда не любила еще по-настоящему…

Вот теперь кое-какие наблюдения Сварога получали полное объяснение. С бабушкой Каниллы он знаком, дважды был у нее в гостях — жизнерадостная, ничуть не казавшаяся дряхлой старушка очень интересовалась Хелльстадом — и, как он теперь понимал, обиняками расспрашивала, не обитают ли там дриады или наяды. Но не в том дело. Манор вдовствующей маркизы в некотором смысле уникален. Практически при всех есть парки, порой обширные. Но только замок маркизы окружал самый настоящий дремучий лес чуть ли не в десять югеров — значит, она хотела жить именно так, даже став человеком…

И с матерью Каниллы он был знаком. У нее-то парк был самым обыкновенным, стандартным, можно сказать. Тут другое. Всякий раз, общаясь с бабушкой, с матерью, да и с самой Каниллой, Сварог испытывал странное чувство: словно бы чуял в них некую инакость, некое неуловимое отличие от обычного человека — хотя так никогда и не мог понять, в чем это заключается. Хотя знал твердо: это есть. Вот в чем разгадка, оказывается…

— Что ты со мной сделала? — спросил он.

Канилла фыркнула ему в ухо:

— Если бы я сама точно знала, как это называется… Дриады умели забирать душевную тоску, загнать ее глубоко, чтоб она перестала постоянно грызть. Именно таким способом, и только им. Потомки дриады понемногу теряют те способности, что у нее еще оставались, — так и с матерью случилось, и со мной. Но чтобы утратить их окончательно, двух поколений мало. Кое-что у меня осталось, в том числе и это.