M&D - Федор Московцев

– Без меня ничего не предпринимайте! – сказал Андрей. – Приеду и поговорю с директором Универсалстроя.

Однако, когда он приехал в пять часов на 13-ю Гвардейскую, сурки уже вывезли все вещи на квартиру, арендованную под офис. От здания Универсалстроя отъезжала последняя машина.

– Вы блять совсем ахуели! – возмутился он. – Я же сказал, чтоб ждали меня!

Еремеев стал оправдываться – если б не съехали, налетели б на крупные расходы, там, на квартире, в три раза дешевле, и так далее. Чтоб увеличить прибыль, надо экономить. И что там с заключением договора с кардиоцентром, когда можно поехать познакомиться с главврачом?

Это вывело Андрея из себя.

– Какая на х** квартира, где ты видел офис на квартире? Что я скажу Штейну, куда я приведу его?

Он рассчитывал ещё некоторое время продержаться в этом офисе, чтобы Штейн, приезжая в Волгоград, мариновался здесь, и не ездил в кардиоцентр. Демарш сурков существенно осложнил ситуацию. Квартирный вариант выглядел совсем тухло и не прокатывал даже для такого лопуха, как Штейн.

Им удалось погасить приступ ярости – такие у них были способности к уговариванию. Улыбочки, лесть, братания. Они обезоруживали неизменно хорошим настроением и полным непониманием того, что кого-то могут рассердить. И Андрей против своей воли уступил, хоть и были мысли оплатить аренду и вернуть машины.

Весь следующий день он порывался поехать на эту квартиру, чтоб окончательно разобраться, но так и не поехал. Злился, что поддался уговорам. Чёрт знает что, они гипнотизеры что ли, иначе как смогли околпачить? Уже вечером он встретился в центре с Лактионовым, и, не дожидаясь, пока тот включит своё сурчиное обаяние, выпалил:

– Меня не устраивают условия нашего сотрудничества – уставные деньги, ваши девки, и вся ваша самодеятельность. Кроме того, я скоро уезжаю в Питер, и бросаю этот бизнес. Мне нужна моя мебель и оргтехника.

Лактионов находился в гармонии с окружающей средой и в ладах с самим собой.

– Тогда оставь кардиоцентр нам – раз ты уезжаешь в Питер.

– Это уже не мне решать, и тем более не вам, – с трудом скрывая бешенство, многозначительно произнес Андрей. – Тут задействовано руководство кардиоцентра, я действую от их имени. Поэтому, не расстраивайте ни меня, ни других людей, и не суйтесь туда.

Какие-то чакры закупорились, а может, чересчур раскрылись. В глазах Лактионова вспыхнули злые огоньки, а гротескные губы недовольно поджались.

На следующий день делили мебель, оргтехнику, и персонал. Сурки, давя на жалость, сказали, что много работали, рассчитывая на совместный бизнес, и вот, их карьера обрывается на самом взлёте. И Андрей, опять же, против своей воли, уступил им, и одобрил предложенный ими вариант раздела имущества – с учётом их неоплаченной работы и некоторых организационных расходов.

Их квартира-офис напоминал парижскую коммуну. Сурки ходили в шортах, шлёпанцах, в расстегнутых рубашках. Николаева шепнула, что они по очереди запираются со своими подругами в ванной, и оттуда доносятся блядские стоны. Чёрт знает что.

Поручив Тишину перевезти вещи, Андрей поспешил покинуть этот бардак.

Глава 97

Попутно пришлось избавиться от Семёна Котельникова – он был уличён в создании своей собственной фирмы и переманивании клиентов. Вот тебе и лоховатый парень с пролетарской физиономией. Юля Чуприна обнаружила на компьютере документы этой его фирмы – он оказался настолько глуп, что практически не скрывался; а из подслушанных разговоров стало ясно, что делопроизводство ведёт нанятая им девка, с которой он, по примеру сурков, спит. Что за повальная эпидемия – создавать свои фирмы! И эта болезнь ущербного руководителя – сходиться с подчинёнными! Любовь и бизнес в одном флаконе. Полностью интегрированная жизнь. И работа, и досуг стали напряженным развлечением. Деятельность сама стала своим вознаграждением, изобилующим впечатлениями и эмоциями. Андрей живо представил себе задрипанную квартирку-офисок, в которой двое – в любовном беспорядке, среди смятых простыней, договоров, разбросанного нижнего белья, деловые бумаг, факсов.

– Дорогая, ты кончила?

– Да, милый, 8-я больница заказала у нас два литра пресепта.

Разговор с ним был короткий: «Ты исчезаешь и никогда мне на глаза не показываешься, а если покажешься, то исчезнешь». Котельников понял, что от него требуется. Позже Андрей узнал, что фирмочку свою он бросил, и занялся строительными работами.

Как ни пытался Андрей придумать вариант сотрудничества с Вениамином Штейном, ничего не получалось. Никак не вписывался он в семью Ансимовых-Быстровых (куда Андрей мысленно добавлял свою фамилию – Разгон, у него ведь тоже есть родной брат, который уже выполняет кое-какие поручения, входит в дело).

Штейн получался абсолютно лишний человек. И хотя Андрей знал о неизбежности столкновения, но оттяжка всегда приносит радость. Он постоянно обдумывал твёрдо принятое решение в отношении компаньона, но не мог придумать, как воплотить его в жизнь. Положение резко осложнялось сурчиными манипуляциями – из-за того, что по глупости лишился старого офиса, Андрей был вынужден сообщить Штейну о новом, находящемся в кардиоцентре, хотя уже принял решение хранить это в тайне.

Сколь радостно было Андрею в его уединении, пусть временном, заниматься бизнесом. А во время приездов Штейна в Волгоград жизнь в офисе замирала. Сотрудников приходилось отправлять на квартиру или на склад – помещение 120 кв м, расположенное в цокольном этаже. Оно имело отдельный вход. Чтобы туда попасть, нужно было выйти из здания, обойти его с правой стороны, и там, внутри арки, ведущей во внутренний дворик, находился вход в складское помещение. Арка закрывалась железными воротами, и, согласно требованиям отдела охраны, Андрей установил железную дверь и решётки на окна. Он прозвал это помещение «бункером» – одной стеной оно упиралось в земляной холм, и эта стена, продолжаясь наружу, образовывала позади себя небольшую террасу с высаженными на ней иудиными деревьями и клумбами. Изнутри «бункер» имел несколько необычную геометрию – трапециевидную форму, расширяющуюся от окна к задней стене. В широкой, задней части – это получалось справа от входа – находились стеллажи с разложенным на них товаром, слева, у окна, был стол, несколько стульев, и шкаф. Сюда же Лена Николова принесла из отделения несколько кадок с цветами.

Андрей принимал компаньона в офисе один, и о бурной деятельности фирмы напоминали звонки на мобильный телефон, и визиты врачей кардиоцентра. Нужно было как-то объяснять каждый такой визит или звонок. Штейн был то излишне подозрителен, ища подвох там, где его не было, то чересчур доверчив, закрывая глаза на откровенные просчёты. Вот из-за этой своей необъективности он и стал неудобным человеком.

Специально для него наняли бухгалтера, Надежду Иванову, пятидесятилетнюю женщину, которая не только не ориентировалась в бухгалтерии, но и по жизни ориентировалась с трудом. Просто для общения с ним нужен был сотрудник, который ничего конкретно не смог бы сказать. Свою задачу Надежда Иванова выполняла блестяще, работая совместителем и приходя в офис в дни приезда Штейна, и отвечая на его вопросы что-то маловразумительное. Реально же делопроизводством занимались Лена с Юлей. Андрей изолировал их от Штейна не потому, что не доверял им, а чтобы не травмировать их психику.

После очередного локаута было непонятно, чем теперь его занимать, – Штейн уже сам отошёл от идеи с развитием отдела продаж. Что теперь делать? Какой ещё футуристический проект выдумать, чтобы он не совал нос в реальные дела?

Ответ на этот вопрос он привёз сам, в очередной свой приезд.

– Сколько народу перебывало у тебя, уже всех не упомню. Ты, наверное, тоже. Прошли каким-то мутным потоком, не оставив никаких следов. А всё зачем? Просто, чтобы ты понял, что можешь управляться один, без чьей-либо помощи, с одним только совместителем! Дорогой опыт, но он того стоит. Человек в общем-то – самое зловредное животное уже потому, что гадит себе подобным из удовольствия, не получая от этого никаких выгод. Получать наслаждение от того, что насолил соседу – самое изысканное удовольствие, которое человек может получить, пройдя долгую эволюцию от примата. Хорошо, что ты слил всех этих пассажиров – Верхолётовых, Еремеевых, Котельниковых, и прочих гаврил, весь этот удешевлённый воскресный поезд бездельников.

Так рассуждал Вениамин Штейн, раскачиваясь в кресле, смотря в упор на Андрея, сидящего напротив, через стол, и нервничающего из-за того, что на мобильном куча неотвеченных вызовов. Время от времени он выходил в туалет и перезванивал людям, решая неотложные вопросы. И для поддержания разговора время от времени вворачивял по теме фразы:

– … да уж – бездельники, быдла, хомячки, реднеки, планктоны, зоопациенты. Почему нигде не сказано, ради чего столько тупоголовых наполняют землю!?