Цепная лисица - Кира Иствуд

Свободной рукой она поправила платье, точно ничего такого сейчас не происходило. Точно не она встретилась с сыном впервые за десять лет:

— Мои родители… они тебя не приняли… а меня всего лишили. Статуса, денег. Я работать не умела, но мне пришлось. Утром и вечером стоять за кассой, чтобы купить еды, чтобы тебя, мою ненасытную ошибку, прокормить… Я тебя любила… вначале, правда, очень-очень… но так сложно любить, когда любовь, точно камень на шее, тянет на дно болота, и это болото — твоя жизнь на веки вечные… Мне легче было жить без любви, чем так… Родители согласились принять меня обратно, если я от своей ошибки избавлюсь… Ты меня должен понять. Но вижу — не понимаешь. — Она вскинула на меня глаза: — Я тебя оставила, чтобы вернуть свою жизнь. И сделала бы так снова. Любой бы так поступил на моём месте. Так поступают многие. Сдают в детские дома, а ты рос с отцом, разве это плохо? Но теперь ты вырос, стал сильным. Скоро прозреешь тебя определят в школу для Зрячих. Я могу представить тебя семье. У тебя будет всё что захочешь, если… Если тебя примут.

Какое же жалкое оправдание… Она себя даже виноватой не считала. Должен понять? С чего бы! Залетела, родила… А потом просто на бабки обменяла. Я много что хотел сказать, но молчал. Потому что её пальцы, касающиеся моей руки, вытягивали из меня волю. И только бомба внутри продолжала оглушительно тикать.

— Кто этот дядя? — вдруг раздался рядом звонкий детский голос. Это оказался мальчик лет восьми, рыжий, вихрастый, со светлыми голубыми глазами на узком лице. — Он тебя чем-то расстроил?

Стоило моей матери взглянуть на этого незнакомого конопатого мальчишку, как её лицо преобразилось до неузнаваемости. Морщинки у глаз собрались веерами, смягчились складки у рта, а её грустная улыбка… та самая грустная улыбка, которую я так хорошо помнил, вдруг превратилась в счастливую — широкую, белозубую. И лицо из холодного, стало тёплым, и вся эта теплота и радость была направлена на незнакомого мальчика, которого я в ту же секунду всей душой возненавидел.

— Кто это, мама? — повторил ребёнок.

— Никто, — ответила она, не замечая, как меня скрутило от её ответа. — Просто дядя заблудился. Но сейчас уйдёт. Возвращайся к игре… Тебя друзья заждались.

Мальчик не уходил. Прищурив глаза, он вглядывался в моё лицо, точно чувствовал во мне конкурента на материнскую любовь.

— Эй! Тебе же сказали — иди! — капризно крикнул он и толкнул меня в бок. Я чуть шатнулся… и вдруг понял, что холодные руки моей матери больше меня не касаются. Не сковывают.

— Милый, не надо… Не приближайся к этому человеку, — в её голос пробилось беспокойство, лицо ожило от пронзившего его страха. А я неожиданно вспомнил, где ещё видел её такое лицо. Когда мой отец её за руку брал. Когда смотрел на неё слишком пристально. Она меня опасалась так же как его, так же как его презирала. Она думала я буду таким же слабым как он, вся её семья так думала, и поэтому просто выбросила как ненужный мусор.

— Так вот сын, которого ты любишь? — осклабился я, отступая, чтобы мать снова касанием не заморозила. Трясло меня знатно, как под электрошоком.

— Отстань от мамы! — голосил ребёнок, а я слышал только: “Тик-так, тик-так” в своей голове, чувствовал как к горлу поднимается горячая волна ненависти.

— Ты лгунья…, — выдавил я. — Ты врёшь, что меня любила.

— Уходи отсюда! — вопил мальчик.

— А ты, — я посмотрел на мальчишку. Того самого, который занял моё место. Который был правильным ребёнком, от правильного отца: — Ты… — я набрал в грудь побольше воздуха, зачерпнул побольше злости и выпалил: — Исчезни!

Бомба внутри взорвалась, заливая всё кипятком из ненависти и боли. — Исчезни! — орал я, не замечая, как подскачившая Илона трясёт меня за плечи, как задыхается мать, и падает, точно подкошенный, её выродок. Пачка морса покатилась по земле, выплёскивая кроваво-красную жижу.

Щёку обожгло. Но я только мотнул головой и бросился прочь.

Вслед мне летел женский безутешный вой.

Сцена 31. По ту сторону воспоминаний

"Интересно… как там Павел?" — думала я, щурясь от света. Узы тревожно вибрировали. Пока я тренировалась с лисёнком, Барон, занавесив окна, стащил в гостиную все лампы, торшеры и свечи, что нашёл в доме Илоны. В ход пошли даже телефоны, на которых он включил фонарики и экраны на полную яркость и установил режим, из-за которого они должны были гореть, пока не сядет батарейка.

Стало светло, как бывает только на солнце, и мне приходилось все время щуриться, чтобы не ослепнуть. Я была уверена, что квартира Ведьмы никогда не видела такого количества света. На обоях, под самым потолком стали явственно различимы залежи пыли.

Я честно старалась сосредоточиться на лисёнке, но это было всё равно, что пытаться готовиться к экзамену находясь в центре дурдома. То и дело меня отвлекали то скрип двери, то звуки шагов Барона, да ещё и злобное бормотание Тени сбивало с мысли. Голову наводняли пугающие образы, а сердце тревожно ныло, стоило подумать об Алеке и Павле.

Как они там? Справляются ли? Успеют ли проснуться? “Пожалуйста, пожалуйста… хоть бы они успели”, — просила я, сама не зная к кому обращаясь.

Иногда я прислушивалась к Узам, но улавливала одну лишь колкую тоску, от которой до боли сводило челюсть. Когда Барон стал заносить в гостиную зеркала, я поняла — так сосредоточиться невозможно и накрыла себя и коробку с лисёнком покрывалом. В этом своеобразном домике дело пошло веселее, и вскоре я смогла настолько расположить к себе малыша, что он уже сидел у меня на руках и даже согласился немного покушать.

Шёрстка лисёнка была мягкая, как гусиный пух, ушки — вертлявыми, а нос холодил кожу.

Работа со зверьком умиротворяла, даже шёпот Тени стал глуше. И всё же, нет-нет и перед глазами снова всплывали измученные лица Павла и Алека, корчащиеся на кроватях тела и перевёрнутая капельца…

— Аустина, вы как? — через пелену долетел до меня голос декана. Я сразу скинула с себя покрывало и тут же зажмурилась. Невозможно было смотреть никуда, кроме как в пол. Зеркала были расположены так, что казалось, будто сам воздух источает свет.

— Вот, наденьте, — Барон протянул мне тёмные очки, сам он был в таких же, с круглыми линзами и явно женским дизайном. Видно нашёл их у Илоны. Я нацепила их на нос, стало чуть получше.

— Спасибо…