Опасное соседство - Ялмар Тесен

— Нет. Пожалуй, тебе лучше остаться. Становится жарковато. Лучше поспи. Сейчас для тебя это важнее.

Он нежно погладил ее по руке и тихонько сжал пальцы.

Она еле ощутимо ответила на это пожатие, и глаза ее тут же наполнились слезами; он это почувствовал, хотя слез видеть в полумраке не мог. Потом дверь за ним закрылась, и она снова осталась одна, чихнула и потянулась за бумажной салфеткой. Ей было приятно, что Джеймс зашел к ней; приятно было и это пожатие. Она полежала еще немного, поднялась с постели, налила в стакан воды и приняла одну из таблеток, которые он ей прописал.

Рана на боку Пятницы болела, но кровь больше не шла.

Пить ему не хотелось; он напился у искусственного водоема еще ночью, после того как съел целых две полевки, однако ему совершенно необходимо было отыскать какое-то убежище и отдохнуть. Орел по-прежнему сидел на верхушке дерева менее чем в ста метрах от него, когда Пятница спустился на землю и осторожно заглянул в чью-то нору. Нора когда-то принадлежала земляному волку, насколько Пятница смог определить по запаху — а он тщательнейшим образом обнюхал все вокруг, — и кот, довольный, нырнул туда, ощущая страшную усталость. Инстинктивно он понимал, что ему потребуется время, чтобы зажила рана. И был готов ждать.

Джеймс вышел на улицу к отцу, который сидел неподалеку и изучал в бинокль кустарник напротив. Не отрываясь от бинокля, старик спросил:

— Поедет?

— Нет. — Джеймс присел рядом. — Ей, пожалуй, действительно лучше остаться и полежать.

Билл Уиндем опустил бинокль и вытянул ноги, доставая из кармана брюк носовой платок, которым тщательно протер глаза.

— Слепит здорово, — пояснил он и тут же принялся что-то снова рассматривать в бинокль. — Значит, не хочется ей ехать? — Они помолчали. Старик не сводил глаз с куста. — Ага, вот и он! Смотри, какой сорокопут с алой грудкой! Красавец! Очень хорош на фоне песка и этой тусклой зелени.

Джеймс взял у него бинокль, но сорокопут тут же взлетел, лишь в воздухе мелькнуло что-то ярко-алое, в реальность которого действительно трудно было поверить среди столь бедной растительности.

— Черт возьми, улетел! — пробормотал он.

— По-моему, тебе не хочется оставлять ее здесь одну, — сказал старший Уиндем. — Знаешь, ты поезжай, а я останусь и присмотрю за ней. А когда вернешься, мы, может, еще разок прокатимся; кстати, и попрохладнее будет.

— Не то чтобы я рассчитывал все-таки отыскать этого кота… — задумчиво проговорил Джеймс, — но, раз уж мы здесь, нужно, по крайней мере, попытаться.

— Разумеется. Так что поезжай. Возьми с собой сумку-холодильник и пива. Да бараньи ребрышки захвати, если хочешь.

Ты же наверняка будешь привал делать. — Он потрепал сына по колену. — Она ведь паршиво себя чувствует, верно?

Джеймс кивнул:

— Хуже некуда. Хочу предложить Мэри отправить девочку со мной — в нашу клинику. По крайней мере, там мы сможем обеспечить ей постоянную медицинскую помощь.

Уиндем-старший медленно покивал:

— Да-да, ты прав. А ведь она ни разу даже не упомянула о своем коте, ты заметил?

— Ни разу; она пытается выбросить это из головы, спастись от излишней тревоги, что при ее недуге совершенно нормально.

Старик глубоко вздохнул:

— Что за чудесный сухой воздух — особенно после наших зимних дождей!

Когда Джеймс снова спустился с крыльца, то в руках тащил голубую сумку-холодильник, а на груди у него висел бинокль.

Отец, казалось, задремал, однако тут же открыл глаза и улыбнулся Джеймсу.

— Должно быть, вздремнул немножко, — сказал он, потягиваясь. — А знаешь, ты ведь, пожалуй, вполне можешь и отыскать этого кота. Конечно, плохо, что егерь ни разу его не видел, но с тех пор он мог и случайно забежать в тот кемпинг — поохотиться или воды напиться.

— Возможно, — согласился Джеймс, — но я не очень-то на это рассчитываю. Ты у меня всегда был оптимистом, папа. — Он с улыбкой погладил отца по плечу и глянул на часы. — Посмотришь потом, как там Анна?

Отец кивнул:

— Не беспокойся. Поезжай и немного развлекись. Надеюсь, тебе удастся увидеть львов.

Главного егеря Носсоба поймать было довольно, трудно, однако Джеймс все-таки отыскал его и предложил выпить пива.

Егерь сообщил, что помнит семью на красной машине с прицепом, однако в самом кемпинге, насколько ему известно, нет и никогда не было ни одного кота. Джеймс не стал мучить его расспросами, и в конце концов егерь даже провел его по всему лагерю, спрашивая про ручного пестрого кота у каждого встречного. Джеймс явно ему понравился, и он, видимо, хотел как-то извиниться за свою первоначальную недоброжелательность, когда сказал:

— Да, люблю я эти места. У пустыни ведь тоже есть свое очарование. Но вот вся эта публика… — Он только головой покачал и усмехнулся. — Вы не поверите, что могут вытворять люди! Хотя с пропавшим котом я дело имею впервые.

Они вернулись на прежнее место и уселись за стол для пикников. После того как Джеймс выказал явный интерес к жизни и карьере егеря, выяснилось, что тот написал целое исследование об африканском диком коте и прежде работал совсем в другом месте. Он питал слабость ко всем представителям семейства кошачьих и все пытался прикинуть, сколь велики шансы обычного домашнего кота на выживание, если тот окажется в центре огромной территории Национального парка.

— Скорее всего, он будет слоняться где-нибудь поблизости, причем так долго, как сможет добывать себе пропитание; конечно, известны случаи — и немало, — когда кошки находили дорогу домой, но это, что называется, совсем другая история. Скажем, у черно-белой кошки, окажись она вдали от человеческого жилья, шансов выжить почти нет, по-моему.

Слишком легкая добыча — окрас выдает. Всюду будет видна — даже орлы небось заинтересуются. — Егерь отхлебнул пива. — А у пестрой кошки, похожей на дикого кота, шансов, конечно, значительно больше. Мелкие представители кошачьих вообще не слишком заботились о том, чтобы переменить свой облик, даже более пяти тысяч лет прожив бок о бок с людьми. Люди, разумеется, для них — просто удобство; в их домах хорошо отсыпаться днем, а ночью можно вернуться к прежнему, естественному образу жизни.

Егерь оказался примерно ровесником Джеймса и явно наслаждался его обществом. Глядя, как Джеймс жарит на костре бараньи ребрышки, он спросил:

— Значит, вы медик?

— Да, психиатр, — кивнул Джеймс.

— Черт возьми, ну и работка, должно быть! После такой, верно, то и дело передохнуть тянет?

— Это уж точно.

Егерь скрестил длинные загорелые ноги: