Другая страна - Джеймс Болдуин

приезд Ива, подписание контракта, – или предайся Эрик печали, имя которой не было бы известно обоим, Кэсс оказалась бы тут же отлучена от его постели. Все, что ему предлагала жизнь, и все, что брала от него, он мог использовать в своей работе – все это могло пригодиться для искусства. Он был слишком горд, чтобы искать в Кэсс тихую гавань, слишком горд, чтобы принять исцеление от своей печали из чужих рук. И она не могла горевать из-за этого или осуждать его, потому что именно таким его и любила. И даже если любила не только поэтому, ибо причины нашей влюбленности всегда глубоко спрятаны от нас, то, во всяком случае, этим его качеством, без которого он не мог жить, она искренне восхищалась. А ведь большинство мужчин устроены иначе: именно поэтому она чувствовала себя постоянно в опасности.

Что касается Кэсс, то она тоже тянула время – в ожидании возмездия, часа расплаты. Только после уплаты по счету сможет она узнать, есть ли что у нее за душой. Она страшно боялась наступления этого часа, панически боялась – от предчувствия этого кошмара у нее иногда перехватывало дыхание. Самое страшное заключалось не в том, что она не представляла себе, как будет жить дальше, и не в страхе, что с возрастом она может начать презирать себя, а в том, не станут ли ее презирать дети. Внешне жизнь ее могла измениться незначительно: ну, покинет она дом Ричарда – дом Ричарда! – давно ли она стала думать об их совместном жилище так? – ну, устроится на работу. Все это не так уж важно. А вот удержать любовь детей, помочь им вырасти из мальчиков мужчинами – это совсем другое дело.

Шофер что-то напевал себе под нос по-испански.

– У вас приятный голос, – сказала она машинально.

Он улыбнулся, повернув к ней голову, и она увидела юный профиль, белоснежные зубы и горящие глаза.

– Спасибо, – поблагодарил он. – Там, откуда я родом, поют все. – У него был сильный акцент, к тому же он слегка шепелявил.

– Не очень-то запоешь в Пуэрто-Рико.

Шофер рассмеялся.

– А мы все равно поем. – Он снова повернулся к ней. – Здесь тоже не с чего петь, впрочем, здесь и не поют.

Она улыбнулась.

– Это правда. Похоже на то, что пение… во всяком случае, пение для своего удовольствия, может стать одним из самых страшных преступлений в Америке.

Он не понял ее иронии, но настроение в целом угадал.

– Вы все здесь очень серьезные. Холодные и раздражительные.

– Вы давно здесь?

– Два года. – Шофер улыбнулся ей. – Мне повезло – я много работаю, кое-как существую. – Он помолчал. – Но иногда очень одиноко. Тогда я начинаю петь. – Они оба рассмеялись. – И время идет быстрее, – прибавил он.

– У вас есть друзья? – спросила она.

Он пожал плечами.

– На друзей нужны деньги. А у меня нет ни лишних денег, ни времени. Я должен отсылать часть жалованья семье.

– Так вы женаты?

Он снова пожал плечами и повернулся к ней вполоборота, на этот раз не улыбаясь.

– Нет. Я не женат. – И ухмыльнулся. – На это тоже нужны деньги.

Воцарилось молчание. Такси свернуло на ее улицу.

– Да, – сказала Кэсс, только чтоб ответить. – Вы совершенно правы. – И указала на свой дом. – Вот мы и приехали. – Такси затормозило. Она рылась в сумочке, а шофер наблюдал за ней.

– А вы замужем? – задал он наконец волнующий его вопрос.

– Да. – Она улыбнулась ему. – У меня двое детей.

– Мальчики или девочки?

– Два мальчика.

– Это очень хорошо, – сказал он.

Кэсс расплатилась.

– Прощайте. Желаю вам удачи.

Он расплылся в улыбке. Улыбка была по-настоящему искренней.

– Я вам тоже желаю удачи. Вы очень хороший человек. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Кэсс распахнула дверцу такси, и на мгновение лунный свет ударил в лица обоим. Юное непосредственное лицо таксиста было обращено к ней с неподдельной надеждой, его выражение заставило ее покраснеть. Она с силой захлопнула дверцу и, не оглядываясь, пошла к дому. Было слышно, как такси отъехало.

В гостиной горел свет, а на диване спал в одежде, сняв только туфли, Ричард. Обычно, когда она возвращалась поздно, он либо работал, либо спал в своей постели. Некоторое время Кэсс с удивлением взирала на него. Рядом на столике стоял наполовину полный стакан водки, в пепельнице лежал окурок. Ричард спал тихо, а лицо его во сне было очень молодым и страшно измученным.

Она хотела разбудить его, но передумала и на цыпочках прошла в детскую, где спали Пол и Майкл. Пол лежал на животе, запрокинув руки, простыня сбилась к ногам. Кэсс с удивлением отметила про себя, как вырос и возмужал сын, это был уже не ребенок, а подросток. Как внезапно, как быстро это случилось – будто во сне! Кэсс взглянула на спящего сына и задала себе вопрос: о чем он думает последнее время, какие суждения выносит? А заметив, как слегка дернулась во сне его нога, с любопытством прикинула, какой ему может сниться сон. Она осторожно подтянула простыню и укрыла его. Потом перевела взгляд на Майкла. Этот молчун спал на боку, свернувшись калачиком, как будто и не выходил из чрева матери, зажав руки между ног. На лбу сына проступили капельки пота, но Кэсс не решилась их утереть: Майкл спал очень чутко. Стараясь ступать как можно тише, она подняла простыню с пола и укрыла сына. Потом тихо вышла из спальни и прошла в ванную. И тут она услышала, как в гостиной Ричард с шумом спустил ноги с дивана.

Кэсс умылась, причесалась и немного постояла, изучая в зеркале свое усталое лицо. Потом направилась в гостиную. Ричард сидел на диване, уставившись в пол, и держал в руке стакан с водкой.

– Привет, – сказала она. – Чего это ты вздумал здесь спать? – Она забыла свою сумочку в ванной и потому подошла к бару за сигаретами, взяла одну и закурила. Потом спросила насмешливо: – Ты, надеюсь, не меня ждал?

Он поднял на нее глаза, осушил стакан и протянул ей:

– Налей мне еще. И себе налей.

Кэсс взяла пустой стакан. Его лицо, казавшееся во сне таким юным, стало теперь лицом почти пожилого человека. Сердце ее сжалось от боли и страха. Поворачиваясь к нему спиной, она вдруг с каким-то безумным отчаянием повторила про себя строчку из плача Клеопатры по Антонию: «Его лицо так лучезарно было…»[64] Кажется, так? Дальше Кэсс не могла вспомнить. Она плеснула Ричарду водки, а себе налила виски. Льда в ведерке не было.

– Тебе лед нужен?

– Нет.

Она вручила ему стакан, а себе подлила в виски чуточку воды. Бросила на него украдкой взгляд – ее мучило чувство вины. Его лицо так лучезарно было, как небосвод, где солнце и луна свершают путь свой…

– Присядь, Кэсс.

Она отошла от бара и села на стул напротив него. Сигареты остались на баре. Свершают