Волхв - Джон Фаулз

Настал ее черед изумляться. С подозрением взглянула на меня, словно ожидая подвоха, протестующе фыркнула.

— И ты ему поверил?! — Наконец-то я расслышал в ее голосе знакомую дрожь. — Если поверил — я с тобой не вожусь.

Я не мешкая обнял ее, наши губы встретились. Поцелуй вышел кратким, но вполне убедительным. Она нежно отстранилась.

— За нами, кажется, следят.

Я покосился на яхту и отпустил талию Жюли, но руки ее удержал в своих.

— А Джун где?

— Угадай.

— У меня угадайка сломалась.

— Мне сейчас пришлось-таки промять ноги. Чудесная получилась прогулка.

— Ты из деревни пришла? Из Гермесова дома?

— Мы туда еще в четверг въехали. Совсем рядом с тобой. Я просто извелась вся.

— Так Морис…

— Сдал нам его до конца лета. — Рот до ушей. — Да, да. Я тоже сперва подумала, не во сне ли я.

— Бог ты мой. А как же его новые опыты?

— Отложены. Раз вечером он вдруг ляпнул, что на них времени не хватит. Вроде бы эксперимент переносится на будущее лето, хотя… — Повела плечиком. Ради того, чтоб быть вдвоем, и потрудиться не грех. Я пристально взглянул на нее.

— Не передумала? Останешься?

Стыдливо потупилась.

— А ты уверен, что в нормальной обстановке, безо всей этой романтики, мы друг другу не разонравимся?

— Я на дурацкие вопросы не отвечаю.

С улыбкой подняла глаза.

— Видишь, уже разозлился.

Яхта загудела. Взявшись за руки, мы обернулись к ней. Теперь она стояла прямо напротив нас, ярдах в трехстах от берега. Жюли вскинула ладонь, помахала; слегка замявшись, я последовал ее примеру. Вон Кончис и Джо, между ними черная фигурка Марии. Они тоже нам замахали. Кончис что-то крикнул матросу на мостике. Там расцвел султанчик дыма, бабахнул выстрел, взмыл в небеса черный снарядик. Достиг высшей точки, лопнул. На лазурной тверди замерцала пригоршня ярчайших, потрескивающих звезд; вторая, третья. Фейерверк в честь закрытия сезона. Долгий вопль сирены, трепет машущих рук. Жюли забросала стоящих на палубе воздушными поцелуями, я еще помахал. Стройный белоснежный корпус стал забирать мористее.

— Он правда сказал, что я его содержанка?

Я дословно воспроизвел утренние намеки Кончиса. Жюли глядела вслед яхте.

— Ну и наглец.

— Да я понял, что это туфта. Ты ж его знаешь, картежника: врет и не краснеет.

— Вот схлопочет по морде, небось покраснеет. Джун его в порошок сотрет, попадись он ей. — С улыбкой обернулась ко мне. — Слушай-ка… — Дернула меня за руку. — Я аппетит нагуляла.

— Покажи, где вы тут прятались.

— Ну, потом. Сперва давай перекусим.

Мы поднялись на гребень, к корзинке, и обосновались в тени сосны. Жюли развернула сандвичи, я откупорил шампанское; бутылка успела нагреться, и часть ее содержимого выплеснулась на землю. Впрочем, это не помешало нам выпить за здоровье друг друга. Поцеловавшись, мы набросились на еду. По просьбе Жюли я подробно описал вчерашние события, а затем и то, что им предшествовало — ночную облаву, мое подложное письмо, где говорилось, что я болен…

— А мое письмо с Сифноса ты получил?

— Получил.

— Мы вообще-то подозревали, что твоя болезнь — очередной финт. Но Морис был так обходителен с нами. Это наш взбрык подействовал.

Я спросил, чем они занимались на Крите и ближайших островах. Жюли поморщилась:

— Загорали и дохли от скуки.

— Никак не возьму в толк, зачем ему понадобилась эта отсрочка.

Жюли замялась.

— В прошлые выходные он попытался уговорить нас… ну, короче, чтобы Джун тебя у меня отбила. Кажется, ему до сих пор жаль этой своей придумки.

— Ты сюда посмотри. — Дотянувшись до походной сумки, я вынул оттуда конверт с деньгами; назвал ей сумму, признался, что не могу ее принять. Жюли заспорила с полоборота:

— Ну что ты ломаешься! Ты их честно заработал, а от него не убудет. — Улыбка. — Тебе ж надо как-то меня прокормить. Мой контракт разорван.

— Больше он вас деньгами не соблазнял?

— По правде — соблазнял. Либо ты и дом в деревне, либо полная выплата по контракту.

— А Джун что выигрывает?

Хмыкнула.

— Ей голоса не давали.

— Панама у тебя потрясающая.

Мягкая, девчачья, с узкими полями. Жюли стянула ее с макушки и повертела в руках, — ну в точности угловатая девчонка, которой впервые в жизни отвесили комплимент. Я нагнулся к ней, поцеловал в щеку, обнял за плечи, привлек к себе. Яхта уже отошла на две или три мили; вот-вот пропадет за восточной оконечностью Фраксоса.

— Ну, а коренной вопрос? Так и остался без ответа?

— Ой, ты не представляешь. Наутро мы чуть не на коленях перед ним ползали. Но это его второе условие. Или прежний бред продолжается, или мы никогда не узнаем, зачем он был ему нужен.

— Вот если б выяснить, что тут творилось прошлым летом. И позапрошлым.

— Они тебе на написали?

— Ни словечка. — И добавил: — Хочу повиниться перед тобой. — Тут я рассказал, как наводил о ней справки, и вытащил письмо из лондонского банка.

— Нехорошо это, вот что я тебе скажу, Николас. Ишь ты, не поверил! — Закусила губу. — Джун тоже нехорошо поступила, когда позвонила в Афины, в Британский совет, чтоб узнать, тот ли ты, за кого себя выдаешь. — Я ухмыльнулся. — Десятку мне проспорила.

— Ты меня так дешево ценишь?

— Не тебя, а ее.

Я посмотрел на восток. Яхта скрылась из виду, пустынный простор обдавал своим тихим дыханьем кроны сосен над головой, завитки волос Жюли. Я сидел, прислонясь спиной к стволу, она притулилась сбоку. Плоть моя дрогнула блесткой недавнего фейерверка, вспенилась выпитым до капли шампанским. Я взял Жюли за подбородок, и мы слились в поцелуе; затем, не разнимая губ, легли рядом, вытянулись в ажурной тени ветвей. Я вожделел ее, но не столь жадно, как раньше — впереди ведь целое лето. Пока мне довольно и ладони меж спиной и блузкой, довольно ее языка меж моими зубами. Она шевельнулась, легла сверху, вперекрест, уткнулась носом мне в щеку. Молчание.

— Скучала? — прошептал я.

— Много будешь знать, скоро состаришься.

— Вот так бы ночи напролет, всю жизнь, всю жизнь.

— Ночь напролет не выйдет. Ты костлявый.

— Не вяжись к словам. — Я обнял ее крепче. — Скажи: да. Сегодня ночью — да.

Потеребила мою рубашку.

— Хорошо с ней было в постели? С австралийской подружкой?

Я мигом заледенел, глаза мои налились небом, голубеющим в сосновой хвое, в горле зашевелилось признание… нет-нет, еще не пора.

— Про нее — в другой раз.

Ласково ущипнула меня.

— А я думала, ты уже все о ней рассказал.

— Почему ж спрашиваешь?

— Потому.

— Ну, почему?

— У меня вряд ли выйдет так… ну, ты понял.

Я изловчился, поцеловал ее макушку.

— Ты уже доказала, что гораздо ее талантливей.

Помолчала, точно я ее не убедил.

— Я еще ни разу ни с кем не спала по любви.

— Это не порок.

— Незнакомая территория.

— Будь как дома.

Опять помолчала.

— Почему у тебя нет брата. Он достался бы Джун.

— Она тоже не хочет уезжать?

— Немного побудет. — И шепнула: — Вот почему плохо быть двойняшками. Пристрастия совпадают.

— Не думал, что вам нравятся мужчины одного типа. Чмокнула меня в шею.

— Нет, но этот вот тип нам обеим нравится.

— Она просто подначивает тебя.

— Ты, верно, жалеешь, что не пришлось разыгрывать «Сердца трех».

— Да уж, зубами скриплю от обиды.

Еще щипок, почувствительней.

— А если честно?

— Ты иногда ведешь себя как ребенок.

— Я и есть ребенок. Моя кукла, моя!

— Возьмешь сегодня куклу к себе в постель?

— Кровать односпальная.

— Значит, там не хватит места для ночной рубашки.

— Я тут научилась обходиться без нее.

— Не буди во мне зверя.

— Это во мне зверь просыпается. Когда лежу без ничего и представляю, что ты рядом.

— И что я делаю?

— Пакости всякие.

— Например?

— Я о них не словами думаю.

— Ну, хоть грубый я или ласковый?

— Разный.

— Ни про одну пакость не расскажешь?

Помявшись, прошептала:

— Я убегаю, а ты меня ловишь.

— А потом что? — Молчание. Я провел ладонью по ее спине. — Кладу через колено и лупцую по попе?

— Начинаешь поглаживать, тихонечко, тихонечко.

— Чтоб не напугать? Ты ведь ни с кем не спала по любви.

— Ага.

— Дай я тебя раздену.

— Сперва придется отнести меня в деревню на закорках.

— Сдюжу как-нибудь.

Оперлась на локоть, нагнулась, поцеловала меня, улыбнулась слегка.

— Ночью. Честное слово. Джун все для нас приготовит.

— Давай спустимся в ваше убежище.

— Там страшно внутри. Как в склепе.

— Мы скоренько.

Заглянула в глаза, точно ни с того ни с сего собралась меня отговаривать; затем улыбнулась, встала, протянула мне руку. Мы спустились по осыпи до середины склона. Жюли наклонилась, надавила на один из камешков; зазубренная крышка откинулась, приглашая нас в зияющий люк. Жюли повернулась к нему спиной, стала на колени, вытянула ногу вниз, нашаривая первую перекладину лестницы, и начала спуск. Вот ее запрокинутое лицо уже смотрит на меня с пятнадцатифутовой глубины.