Энигма - Джон Фаулз

Джон Роберт Фаулз

Энигма

Кто может замутиться и все же, оседая, медленно стать прозрачным?

Чаще всего пропадают девочки в переходном возрасте, а мальчики-подростки занимают второе и очень близкое место за ними. Относящиеся к этой категории но большей части происходят из рабочих семей, причем практически всегда неблагополучных но вине родителей. Второй, меньший, пик отмечает третью декаду жизни. Эта категория меньше связана с рабочим классом и в основном включает мужей и жен, решивших покончить с браком или какой-либо семейной ситуацией, им приевшейся. После сорока лет цифры резко идут на убыль: случаи же пропажи людей еще более пожилых крайне редки и вновь ограничиваются неимущими, причем обычно бродягами без близких родственников.

Поэтому Джон Маркус Филдинг, исчезнув, опроверг и социальную, и статистическую вероятность. Пятьдесят семь лет, богат, счастлив в браке, сын и две дочери, член правления нескольких компаний в Сити (и отнюдь не в декоративной роли), владелец одного из еще сохранившихся великолепных помещичьих домов Елизаветинской эпохи, активно участвующий в управлении примыкающей к дому фермой в 1800 акров, сопредседатель (правда, более почетный) местного общества любителей лисьей травли, любитель охоты на птиц… Короче говоря, человек, который, существуй некий «…ариум» живых человеческих стереотипов, послужил бы идеальным образчиком себе подобных: преуспевающий в Сити магнат, а также землевладелец и (по сути, если не по названию) традиционный деревенский помещик. Было бы вполне понятно, если бы он почувствовал, что та или иная сторона его жизни становится чересчур обременительной… но особенно аномальным его случай выглядел потому, что вдобавок он был еще и членом Парламента от консервативной партии.

В 2.30 дня в пятницу 13 июля 1973 года его пожилая секретарша, некая мисс Парсонс, видела, как он садился в такси перед своей лондонской квартирой в Найтсбридже. Он отправлялся на заседание правления в Сити, откуда ему предстояло успеть на поезд 5.22 до городка, где размещалась штаб-квартира его избирательного округа. Туда он должен был прибыть вскоре после половины седьмого и посвятить часа два «врачебному приему». Его тамошний представитель, уже приглашенный к ужину, должен был отвезти его домой в Тетбери-Холл, до которого от городка было двенадцать миль. Неукоснительно веря в важность личных контактов с избирателями, Фил- дин г устраивал такие приемы дважды в месяц. Его расписание на этот пророчески зловещий — причем вдвойне — день было абсолютно нормальным.

Позднее установили, что на заседание правления он не прибыл. Ему позвонили на квартиру, но мисс Парсонс попросила (и получила) разрешение уйти пораньше — она собралась на субботу и воскресенье к родным в Гастингсе. Приходящая прислуга также уже отправилась домой. Филдингу, обычно образцово пунктуальному, всегда заранее предупреждавшему, если он пропускал совещание по какой-либо веской причине, простили его неожиданное отсутствие, и правление занялось делами без него. Таким образом, первым заметить, что что-то не так, выпало на долю его представителя в избирательном округе. На поезде, который он встретил, его патрон не приехал. Он вернулся в штаб-квартиру партии позвонить Филдингу в лондонскую квартиру, а затем, когда там ему не ответили, — в его загородный дом. В Тетбери-Холле миссис Филдинг ничем не могла ему помочь. Последний раз она говорила с мужем по телефону утром в четверг, так что, насколько ей известно, он должен быть там, где его не было. Однако она высказала предположение, что он решил поехать на машине с их сыном, аспирантом Лондонской Школы Экономики. Этот сын, Питер, в начале недели упоминал, что хочет приехать в Тетбери со своей подругой. Возможно, он потом позвонил отцу в Лондон. Представитель согласился позвонить миссис Филдинг через полчаса, если ее муж не приедет раньше.

Она, разумеется, тоже попыталась дозвониться в лондонскую квартиру, а не получив ответа, позвонила миссис Парсонс домой, но секретарша уже была в Гастингсе. Затем миссис Филдинг позвонила на квартиру в Айлингтоне, которую ее сын снимал с двумя друзьями по Л.Ш.Э. Снявший трубку молодой человек понятия не имел, где Питер, но «думал», что тот вроде бы упоминал о намерении провести этот уик-энд в городе. Она сделала последнюю попытку — набрала номер подруги Питера, которая жила в Хэмпстеде. И опять никто не ответил. Она не слишком встревожилась, полагая, что ее муж просто опоздал на поезд и приедет со следующим, по какой-то причине не сумев никого предупредить об этой задержке. И она начала ждать звонка Драммонда, его представителя.

Он в свою очередь предположил, что его патрон либо опоздал на поезд, либо проспал станцию, и отправил кого- то на вокзал встретить следующие поезда из Лондона и в Лондон. Однако когда он позвонил, как обещал, то только чтобы сказать, что его помощника ждала неудача. Миссис Филдинг недоумевала и начала испытывать некоторую тревогу. Однако у Маркуса всегда с собой была работа и всякие документы, позволявшие установить, кто он, даже если ему стало дурно или он не мог говорить после какой-то катастрофы. К тому же он был совершенно здоров, в прекрасной форме для человека его возраста — никаких неприятностей с сердцем или чего-либо подобного. И неясный страх, который в тот момент очень смутно ощущала миссис Филдинг, был больше страхом женщины, уже не такой привлекательной, какой она была прежде. Она как раз принадлежала к тем женам, которых в начале года особенно шокировал скандал Лэмтона-Джеллико. Но даже и тут у нее не было ни малейших причин для подозрений. Омерзение, какое ее муж питал к этому скандалу, казалось абсолютно искренним… и гармонировало с его брезгливостью к наиболее необузданным перегибам общества вседозволенности в целом.

Прошел час, но Филдинг не появился ни в штаб-квартире, ни в Тетбери-Холле. Правоверные избиратели были отправлены восвояси с извинениями, даже не подозревая, что о причине их разочарования будут кричать все газеты. Драммонд согласился подежурить еще; ужин, в любом случае семейный, так как других гостей к нему не ожидали, был забыт. Они позвонят друг другу сразу же, если и когда что-нибудь узнают. И вот тогда миссис Филдинг охватила паника. Сосредоточились ее страхи на лондонской квартире. Она позвонила на телефонную станцию, чтобы они проверили линию. Линия оказалась в полном порядке. Она обзвонила разных лондонских друзей на крайне маловероятный случай, что Маркус по рассеянности — ему не свойственной — не упомянул, что принял их приглашение на обед или в театр. И опять — ничего. Причем прислуга чаще вежливо объясняла, что те, кого она спрашивает, либо за границей, либо тоже в своих загородных домах. Она снова попыталась связаться с сыном, но теперь исчез даже тот молодой человек, который ответил ей в прошлый раз. Подруга Питера и миссис Парсонс также оставались недостижимы. Тревога миссис Филдинг и ощущение полной беспомощности все росли, но в первую очередь она была практичной и энергичной женщиной. Она еще раз позвонила в Лондон одному из ближайших их друзей — ближайшего и в том смысле, что он жил на расстоянии двух-трех минут от квартиры в Найтсбридже, — и попросила его отправиться туда: швейцар ему откроет. А затем позвонила швейцару предупредить его, а также выяснить, не видел ли он ее мужа. Но узнала только, что мистер Филдинг не проходил мимо швейцара, начиная с шести часов, когда он заступил на дежурство.

Минут через десять друг позвонил из квартиры. Никаких следов Маркуса, по все как будто выглядит в полном порядке. На столе миссис Парсонс он нашел ее журнал и прочел миссис Филдинг программу на этот день. Утренние часы оказались незаполненными, однако ничего странного в этом не было. Мистер Филдинг обычно оставлял утро пятницы свободным для диктовки менее срочной корреспонденции. К счастью, миссис Филдинг была знакома с одним из директоров компании, правление которой собиралось на совещание в три часа. Следующим ее шагом был звонок ему, и только тогда она узнала, что опоздание на поезд 5.22 не было началом тайны и что миссис Парсонс также — и зловеще, как это могло показаться, поскольку миссис Филдинг не знала о невинной поездке в Гастингс, — исчезла из квартиры прежде трех часов этого дня. Теперь она, разумеется, поняла, что случившееся, чем бы оно ни было, могло восходить к предыдущему дню. Маркус был в квартире в девять утром во вторник, когда она сама с ним говорила, однако дальнейшее окутывал туман неопределенности. Но одно не составляло сомнений: произошло что-то очень серьезное.

Драммонд согласился приехать в Холл, чтобы вместе с ней наметить какой-то план действий. Тем временем миссис Филдинг позвонила в местный полицейский участок. Она объяснила, что это просто предосторожность… но не могли бы они проверить лондонские больницы и регистрацию несчастных случаев? Вскоре после того, как приехал Драммонд, ей сообщили, что за последние сутки ни единая жертва несчастного случая или инсульта на улицах не осталась неопознанной. Супруга и Драммонд начали обсуждать другие возможности: политическое похищение или что-нибудь в том же духе. Но Филдинг мягко придерживался скорее проарабских, нежели произраильских взглядов. В Парламенте нашлось бы много куда более «достойных объектов», а потому он вряд ли мог оказаться целью для движения Черного Сентября и им подобных, и он не мог — несмотря на его веру в закон и порядок, а также в сильную политику в Ольстере — занимать видное место в списках ИРА. Практически все его достаточно редкие речи в Палате Общин касались финансов или сельского хозяйства.