Знающий не говорит. Тетралогия - Людмила Астахова

И две ядовитые змеищи, увешанные царственными рубинами, ну просто покатываются со смеху так, словно обе слышат эту старую байку впервые. А ведь наверняка они услышали эту, с позволения сказать, историю еще в том году, когда Амиланд Саажэ ри-Ноэ-и-Этсо, Высокая леди Чирот сосала грудь кормилицы и писалась в пеленки. Пусть себе тешатся, дуры набитые, раз кроме злословия им ничего и не осталось. Ни красоты, которой, к слову сказать, и не было никогда, да и быть не могло, ни ума, который, как известно, явление у женщин из рода Саамей редкостное, как синий бриллиант, не говоря уже о такте и достоинстве.

Всем и каждому известно: в стране, где золото женских волос есть чудо дивное, а у большинства красавиц кудри чернее безлунной ночи, придумано столько гнусных баек о скудоумии блондинок, что для пересказа всего арсенала выдумок не хватит и двух тысяч ночей. Сделано это исключительно из тех соображений, чтобы утешить безутешных и хоть как-то исправить несправедливость природы, дарующей истинную красу со скупостью потомственного аймолайского ростовщика.

Даже в бирюзовых шелках, тонких и нежных, леди Чирот выглядела так, словно закована была в эльфийские непробиваемые доспехи, броня собственного достоинства укрывала ее, точно алмазный панцирь ушедших богов. И жаркие мужские взгляды скатывались по тонкой шее в глубокую ложбинку меж высоких грудей, ласкали осиную талию и замирали на крутой округлости бедер. А бирюзовый шелк не скрывал ничего: ни бугорка, ни впадинки, ни изгиба, ни складочки, – и даже нагота не была бы столь зовущей и столь откровенной, как это драгоценное платье, расшитое по подолу золотой нитью. А обжигающие неутоленной страстью взгляды – словно невидимая вуаль, словно сладкая и непременная добавка к шлейфу ее духов.

Никаких диадем, никаких венцов. Зачем, если есть истинное золото кос, уложенных так прихотливо и изысканно? Словно и не обычный это волос, а заморское украшение, шлем воительницы и корона одновременно. Сапфир и золото. Глаза и волосы. Истинная дочь своих родителей, наследница сорока пяти поколений предков, среди которых были даже императоры, знающая шесть языков, сестра самого могущественного человека в Дарже, и прочее, и прочее. А вы говорите – блондинка! Ну да, и блондинка тоже.

Пока она шла к трону Великого князя, каждый пружинящий шаг Высокой Чирот отзывался злобным шипением женщин и тяжелыми вздохами мужчин. Эти звуки сопровождали ее почти всю жизнь точно так же, как шелест волн был всегда слышен из окна ее спальни. Амиланд привыкла настолько, что попросту не замечала ни того, ни другого. Она вообще многого из того, что было ниже ее достоинства, не замечала.

– Богоравный…

И поклон, низкий, церемонный и безупречный с любой точки зрения. Этому Амиланд учили с того дня, как она научилась ходить. Достоинство, честь и верность, слившиеся в едином движении.

– Поднимись, лилейная Амиланд.

У князя имелся только один недостаток в глазах леди Чирот. Он был слишком умен, чтобы принимать ее показное смирение за чистую монету.

Великий князь… Смуглое лицо, длинный нос, бородка, скрывающая мужественный подбородок, черные маслины глаз под тяжелыми веками, чуть раскосые и совсем капельку блудливые. И, конечно, золотой венец над высоким лбом.

«Твое величие, богоравный, держится на могуществе высокого светловолосого мужчины с гордым и холодным профилем, занимающего место по правую руку. Твоя власть покоится на его уме и наглости, о которой уже, должно быть, слагают легенды бродячие салуки».

Амиланд старалась не глядеть на брата, во всяком случае, не поднимать глаза выше его груди. Ей хватало вида скрещенных ладоней и широких бирюзовых браслетов на мощных запястьях. Такие руки свидетельствуют о природной силе, а природа не обидела Кимлада ни в чем.

– Если меня не подводит память, то ваша старшая дочь уже вошла в возраст женственности, Лилейная.

– Да, это так, светлейший.

«Наша дочь», – мысленно поправила она.

– Значит, настало время определить ее дальнейшую судьбу?

Амиланд промолчала, старательно прибив улыбку к губам здоровенными гвоздями своей воли.

«А ты, видно, уже все определил, драгоценный мой».

– У меня есть на примете несколько прекрасных семей, которые мечтают породниться с семьей Чирот, – продолжал князь, глядя куда-то поверх головы Амиланд.

«Под какого старого ублюдка ты решил ее подложить?!»

– Что же касается вашего сына…

«Нашего сына!»

– …то я бы хотел видеть его среди своих пажей. Он уже достиг подходящего возраста?

«Можно подумать, ты не знаешь, скотина?»

– Да, светлейший.

– Разумеется, это всего лишь мои пожелания, но согласитесь, леди Амиланд, они вполне разумны.

– Совершенно согласна с вами, Богоравный. Стоит ли слабой женщине спорить с вашей мудростью? – Амиланд улыбнулась сюзерену, делая над собой неимоверное усилие, чтоб он не догадался о ее истинных чувствах. Впервые в жизни для этого понадобились все силы и весь опыт придворной дамы. – На все пребудет ваша воля, светлейший, – отчеканила леди Чирот, глядя прямо в глаза своего единоутробного братца. Если бы взгляды могли убивать, он бы уже корчился в агонии, исходя кровью и криком.

– Я счастлив это слышать.

Опять нижайший поклон, пять шагов назад, еще поклон, уже менее подобострастный, и стремительное исчезновение из поля зрения Великого князя. Со своего места заслуженного предками, веками служившими верой и правдой властителям Даржи, Амиланд прекрасно видела родича.

«Демоны тебя побери, Кимлад! Не смей так поступать с МОИМИ детьми! Не смей жертвовать их судьбами и жизнями во имя твоих замыслов и целей!»

Брат, как всегда, почувствовал ее неистовый свирепый взгляд и ухмыльнулся краешком чувственных губ. Это почти неуловимое движение, такое знакомое и ожидаемое, охладило пыл леди Чирот.

«На этот раз тебе не переиграть меня, сокровище мое», – пообещала она мысленно. Им обоим.

Кимлад в искристо-белых атласах – это зрелище, достойное богов, зависть демонов всех девяти преисподен и мечта тысяч женщин и мужчин. Струящаяся ткань прикрывает пять л'те [13]самой великолепной плоти в Великой Дарже. Скольким скромницам снятся эти широкие плечи в жарких снах? Без счета. Впрочем, это еще полбеды, если бы только дамы млели при виде Кимладовых достоинств. А то ведь глядеть противно, как собственный, пред богами и людьми супруг томно вздыхает и ведет себя хуже портовой девки, напропалую кокетничая с шурином. Тьфу! Похоже, до сей поры Кимлад не успел развратить лишь кошачьи статуэтки Турайф. Одно только и тешит самолюбие леди Чирот – что свое восхождение к вершинам любовных побед братец начал в ее спаленке. Это непристойное первенство казалось Амиланд некой компенсацией за моральный ущерб и душевную боль.