Великий Рузвельт - Виктор Мальков

17 октября 1941 г., незадолго до того, как Соединенные Штаты вступили во Вторую мировую войну, в письме бывшему кандидату от Республиканской партии на выборах 1936 года Альфреду Лэндону Реймонд Клэппер попытался кратко, буквально в двух словах, обрисовать ту цепь событий, которая привела к войне. Вопрос: «А была ли реальная возможность избежать ее?» – вставал как бы сам собой. Клэппер тоже не уклонился от него, избрав тот угол зрения, который был ближе всего ему, американцу. Вот фрагмент из этого любопытного документа: «Несколько дней назад моя жена и я сели и попытались шаг за шагом восстановить картину последних нескольких лет с целью выяснить, что мы (Соединенные Штаты. – В.М.) или другие страны могли сделать тогда с тем, чтобы изменить ход событий. И каждый раз, анализируя факты, мы приходили к выводу, что Гитлер был много лучше подготовлен к осуществлению своих провокаций, чем другая сторона. Только превосходящая мощь Англии и Франции, а также, возможно, США могла бы предотвратить Мюнхен. Но если мы оглянемся назад, то увидим, что народы демократических стран не были настроены кого-либо слушать. Черчилль тогда взывал к созданию сильного военно-воздушного флота в Англии, чем и заслужил репутацию не вполне нормального человека. Если же коснуться практически осуществимых возможностей, то, кажется, был некоторый шанс призвать Гитлера к порядку в момент, когда он решил ввести войска в Рейнскую область, но не после того, как он сделал это. Фактически наиболее разумный вывод, к которому приходишь, состоит в том, что, если бы США занимали активную позицию после Первой мировой войны, мы смогли бы, имея в виду наши доминирующие позиции, внести определенный порядок в сложившуюся ситуацию, с тем чтобы добиться справедливого урегулирования и таким путем предотвратить развитие событий в неблагоприятную сторону» {41}.

Клэппер, как видим, попытался заглянуть в прошлое, вернувшись к истокам той мировой системы (Версальской), которая развалилась у всех на глазах, но, обнаружив там мир, наполненный антиидеями и антидействиями, отказался признать за этим опытом какое-либо рациональное значение. Триумф (пускай временный) фашистских режимов в этих условиях был, в сущности, неотвратим. Шансы спасти мир после ремилитаризации Рейнской области весной 1936 г. были незначительными, а после Мюнхена и вовсе ничтожными. По мнению Клэппера, ключевую роль здесь сыграли упадок внешней политики Запада вообще и неспособность и нежелание США сцементировать сопротивление агрессии, дать ему запас прочности в материальном и моральном плане.

Клэппер обошел тему СССР, он не коснулся и советско-германского пакта от 23 августа 1939 г. Судя по всему, на фоне идущего сражения под Москвой, где впервые планы Гитлера могли быть перечеркнуты, это представлялось ему неоправданным и слишком щекотливым. Мера истины в тот момент определялась величиной реального вклада в войну с германским фашизмом, а Соединенные Штаты все еще оставались вне ее.

Глава VIII

Критический пункт: чисто американские выборы 1940 г.

Враг внутри и снаружи

Выборы 1936 г., принесшие подлинный триумф демократической коалиции «нового курса», аморфному блоку левоцентристских сил, ведомому либералами, но опирающемуся на консолидированное движение рабочего класса, фермерство, средние городские слои, интеллигенцию, молодежь, национальные меньшинства, и давшие в руки Ф. Рузвельта самый высокий мандат в истории президентской власти в США, сказались двояко на дальнейшем развитии внутренней обстановки в стране. Для левых и центристских сил главный результат (победа Рузвельта с разрывом в числе полученных голосов над его противником, канзасским губернатором республиканцем Лэндоном, превышающим все известное ранее) вызвал прилив энергии, новые надежды. И напротив, в стане консервативной оппозиции, точнее, у всех тех, кто занимал позиции правее «нового курса», – состояние уныния, панического ожидания нового натиска на привилегии крупных собственников и ненависть, порой глухую, скрытую, а чаще всего необузданную в своей бескомпромиссной нетерпимости ко всему, что было связано с реформами «нового курса». На страницах консервативной печати, отражающей эти настроения (а она была могущественна и изобретательна), о них говорилось только как об орудии чужеземного влияния. Ярлык «ползучий социализм» приклеивался тотчас же к любому новшеству. Яростное сопротивление со стороны консервативной оппозиции нарастало, внутри ее шел процесс перегруппировки сил, выработки новой тактики, новых приемов борьбы за электорат.

Рузвельт, стремившийся изо всех сил обеспечить ореол надпартийности каждому своему шагу, видевший себя не иначе как новым Линкольном, не без горечи вынужден был признать, что социальные и политические размежевания в стране углубились, обострились, предстали в обнаженном виде. Вызванное этим напряжение ощущалось почти всеми. В окружении президента даже серьезно опасались покушений на его жизнь. Гарольд Икес писал в частном послании Р. Робинсу в феврале 1937 г.: «Накал страстей все нарастает. Я полностью с Вами согласен в том, что следует принять дополнительные меры с целью защиты президента от покушения на его жизнь. Как Вы знаете, я не паникер, но внутренние проблемы, с которыми мы сталкиваемся, всегда создают в мозгу фанатиков почву для мысли о покушении. Имущие классы в нашей стране считают, что их загнали в угол, и не исключено, что какой-нибудь сумасшедший решит, что только убийство президента может спасти демократию от угрозы диктатуры» {1}.

Нетрудно было предвидеть, что у Рузвельта, избранного на второй срок, возникнут серьезные затруднения с консервативным блоком в конгрессе: его члены от Демократической партии уже не рассматривали хозяина Белого дома в качестве «толкача», способного в решающей степени повлиять на настроения избирателей. Неудачная попытка Рузвельта в 1937 г. провести реформу Верховного суда, сильно досаждавшего своим неприятием чрезвычайных мер по спасению экономики, в области трудового законодательства и т. д., а также реорганизацию системы исполнительной власти с целью сделать ее более эффективной сплотили оппозицию, прибавив ей новых сторонников. Пресса подняла отчаянный крик, защищая конституцию от посягательств. К этому следует добавить углубившееся разногласие внутри самой Демократической партии, в особенности в связи с той трансформацией, которую претерпела ее массовая база. Южное крыло партии (диксикраты), поддержанное виднейшими магнатами капитала, было близко к мятежу: ограниченные шаги навстречу интересам черных американцев, сделанные администрацией «нового курса» (Элеонора Рузвельт смело взяла на себя инициативу в организации широкой просветительской кампании), рассматривались ими как начало конца безраздельного господства расистских порядков на «старом Юге», как прелюдия общей катастрофы. Личные секретари президента Стив Эрли и Марвин Макинтайр, оба южанина, полагали, что Элеонора «переходит границы», ставя под удар стратегию президента.