Кто стоял за спиной Сталина? - Александр Островский

Делая настоящее заявление, покорнейше прошу Ваше Превосходительство принять его во внимание при обсуждении моего дела. Иосиф Джугашвили. 1910 г. 30 июня»{23}.

Оставляя в стороне вопрос о соответствии подобного прошения революционной этике (а то, что оно не делало чести И. Джугашвили как революционеру, очевидно), следует отметить, что оно поражает своей беспомощностью. Автор прошения ссылался на амнистию 1905 г. и в качестве доказательства указывал на протокол допроса 1908 г., однако, во-первых, подобная ссылка сама по себе ничего не значила, а во-вторых, в протоколе допроса 1908 г. вопрос об амнистии даже не затрагивался. Автор утверждал, что ничего предосудительного у него в 1908 г. обнаружено не было, между тем именно обнаружение у него «предосудительных» материалов явилось причиной его ареста. Делая подобные утверждения, И. В. Джугашвили мог рассчитывать только на то, что никто его утверждения проверять не будет.

Однако исполняющий обязанности бакинского градоначальника полковник Мартынов не отреагировал на его прошения. Более того, усмотрев в его просьбе о медицинском освидетельствовании стремление облегчить меру наказания, он дал согласие на это только после окончательного решения данного дела{24} и 29 июля направил материалы переписки исполняющему обязанности наместника на Кавказе, полностью соглашаясь с предложением начальника Бакинского ГЖУ. К письму градоначальника, согласно циркуляра Департамента полиции за № 76010 от 25 февраля 1909 г., было приложено дело № 75 за 1910 г.{25}.

3 августа 1910 г. в Особом отделе канцелярии наместника, который возглавлял Георгий Логгинович Львович{26}, было заведено дело «По ходатайству бакинского градоначальника о высылке под надзор полиции Ивана Сверчкова и Иосифа Джугашвили»{27}.

Из Особого отдела материалы переписки поступили в Судебный отдел этой же канцелярии, во главе которой стоял Николай Федорович Вебер{28}, имевший трех помощников-делопроизводителей: Семена Андреевича Гамкрели, Людвига Михайловича Леоновича и Аркадия Евгеньевича Стрельбицкого{29}. Один из них должен был готовить представление дела И. В. Джугашвили в Особое совещание при наместнике.

К сожалению, текст журнала заседания этого совещания пока неизвестен, но удалось обнаружить выписку из него:

«Журнал № 30 состоявшегося 12 августа 1910 г. заседания Особого совещания, образованного согласно распоряжения наместника е. и. в. на Кавказе под председательством помощника по гражданской части наместника е. и. в. в составе нижеследующих должностных лиц: члена Совета наместника т. с. [Михаила Павловича] Гаккеля, тифлисского губернатора д. с. с. [Михаила Александровича — Любич] — Ярмолович-Лозина-Лозинского, по делам, касающимся Тифлисской губернии, представителя прокурорского надзора Тифлисской судебной палаты д. с. с. [Арсения Антоновича] Скульского, за директора Канцелярии наместника, заведующего Особым отделом по полицейской части канцелярии коллежского советника [Георгия Логгиновича] Львовича и и. д. старшего помощника делопроизводителя поручика [Людвига Михайловича] Леоновича слушало… XV. Представление и. д. бакинского градоначальника от 29 июля 1910 г. за № 3890 об административной высылке в отдаленные места Сибири сроком на пять лет содержащегося в Бакинской тюрьме крестьянина селения Диди Лило Тифлисской губернии и уезда Иосифа Виссарионова Джугашвили как лица вредного для общественного спокойствия.

Резолюция… Ознакомившись с изложенным, совещание полагает: сообщить бакинскому градоначальнику о необходимости отправления Джугашвили в место его прежней высылки для отбытия остающегося срока гласного надзора и вместе с тем ввиду проявленной Джугашвили за время нелегального проживания в г. Баку вредной деятельности воспретить ему жительство в пределах Кавказского края сроком на 5 лет в порядке п. 4 ст. 27 Учр. упр. Кавказского края. Т. II Св. зак., по продолж. 1910 г.»{30}.

Из Особого совещания принятое решение было передано в Особый отдел канцелярии наместника, и оттуда на имя исполняющего обязанности бакинского градоначальника было направлено следующее сообщение:

«Рассмотрев представленную Вашим высокоблагородием от 29 июля с. г. за № 3890 переписку об исследовании политической благонадежности содержащегося в Бакинской тюрьме крестьянина села Диди Лило Тифлисской губернии и уезда Иосифа Виссарионова Джугашвили и принимая во внимание, что он, будучи выслан в Вологодскую губернию в порядке ст. 34 Положения об охране, из места высылки скрылся и разыскивается циркуляром Департамента полиции от 19 августа 1909 г. за № 151385/53 [и. д. начальника Ш. В. на Кавказе поручик Крит] [поручил] указать Вам на необходимость отправления Джугашвили в место его прежней высылки для отбытия остающегося срока гласного надзора полиции. Помимо того, ввиду проявленной Джугашвили за время нелегального проживания в г. Баку вредной деятельности генерал от инфантерии Шатилов признал соответственным воспретить [ему] жительство в пределах Кавказского края сроком на пять лет»{31}.

Только после этого 31 августа бакинский градоначальник направил на имя начальника Бакинского ГЖУ письмо, в котором говорилось: «Содержащийся в бакинской тюрьме административный арестант Иосиф Виссарионович Джугашвили возбудил ходатайство о разрешении ему вступить в законный брак с проживающей в г. Баку Стефанией Леонардовной Петровской»{32}. Градоначальник, видимо, не исключал, что за этим ходатайством могло скрываться какое-то другое намерение, а поэтому запрашивал на этот счет мнение ГЖУ. Ответ был дан 10 сентября. ГЖУ не возражало против заключения данного брака{33}, о чем 23 сентября бакинский градоначальник уведомил заведующего отделением бакинской тюрьмы{34}.

Однако это разрешение уже не застало И. В. Джугашвили в Баку.

7 сентября он был ознакомлен с извещением № 10445 от 27 августа 1910 г. о запрещении ему проживать на Кавказе в течение 5 лет{35}, а 9/10 сентября бакинский градоначальник направил «спешное арестантское предписание» № 18221 на имя полицмейстера с предложением «с первым отходящим этапом отправить названного Джугашвили в распоряжение вологодского губернатора»{36}.

Между тем, пока это распоряжение проходило по ступеням чиновничьей иерархии, в ночь с 14 на 15 сентября 1910 г. бакинская охранка совершила набег на квартиру Михаила Семеновича Васильева и Зелика Соломоновича Розенгауза, которая находилась в крепости в доме Дадашева. Здесь были обнаружены ручная типография и архив Бакинской организации РСДРП. Информируя Департамент полиции о результатах обыска, начальник Бакинского охранного отделения П. П. Мартынов писал: «Означенные рукописи послужат к изобличению арестованных мною ранее Спандаряна, Иосифа Джугашвили (нелегальный Тотомянц)… и других, так как содержат в себе указания на их партийную принадлежность»{37}.

Что же это были за рукописи? В протоколе осмотра вещественных доказательств, изъятых во время обыска 15 сентября 1910 г., значилось:

«33. Записка на узком листке линованной в квадрат бумаги, написанная фиолетовым химическим карандашом, следующего содержания: „17 октября 1909 г. согласно решения Бакинского комитета Российской социал-демократической рабочей партии получил от представителей Биби-Эйбатского отделения „Гуммета“ 30 руб. на нужды техники. Секретарь Бакинского комитета, Коба“…

35. Рукопись на 11 листах писчей бумаги под заглавием „Собрание конференции БО РСДРП 25 октября“ <…>. Ораторами выступают „Апостол“, „Коба“, „Саратовец“, „Петербуржец“, „Тимофей“, „Фиолетов“, „Коля“, „Степан“, „Нико“, „Павел“, „Ваня“, „Федор“, „Вано“, „Семен“, „Эфендиев“, „Бочка“»{38}.

Поскольку охранке уже было известно, что Коба — это И. В. Джугашвили, достаточно было проведения графологической экспертизы для того, чтобы не только установить принадлежность ему названной выше расписки, но и использовать в качестве вещественного доказательства протокол названной выше конференции Бакинской организации РСДРП. Таким образом, на руках у охранки были документы, которые позволяли привлечь И. В. Джугашвили к судебной ответственности по обвинению в принадлежности к запрещенной партии, ставящей перед собой цель свержения существующей власти, что, в свою очередь, открывало возможность вынесения приговора о заключении его в тюрьму, осуждения на каторжные работы или же высылки в Сибирь на вечное поселение.

Однако напрасно торжествовал ротмистр П. П. Мартынов.

20 сентября в управлении бакинского полицмейстера на имя И. В. Джугашвили был составлен «открытый лист» № 151, означавший включение его в этапную партию: «Приметы: лета — 30, рост — 2 аршина 6 вершков (171 см. — А.О.), лицо — рябоватое (первоначально было написано „чистое“, затем это слово было зачеркнуто. — А.О.), глаза, волосы, брови, усы — черные, нос умеренный, особые приметы — над правой бровью родинка. Левая рука вывихнута и в локте не разгибается»{39}.