Конец российской монархии - Бубнов Александр Дмитриевич

На этом последнем здании окончательно и остановились, причем в него и был введен остаток столичного гарнизона, примерно 1,5–2 тыс. человек. Командование этим отрядом к тому времени перешло по приказанию генерала Беляева в руки третьего лица, сам же военный министр и генерал Хабалов оставались при отряде без определенных функций.

Образовавшееся многоголовие ни к чему полезному, конечно, не привело… Отряд оказался почти без патронов и равно без продовольственных и фуражных запасов.

Около полудня 28 февраля к руководителям отряда поступила просьба морского министра освободить здание ввиду угрозы мятежников в случае отказа начать обстрел его со стороны Петропавловской крепости.

Вследствие отсутствия у отряда боевых и продовольственных припасов, а у его руководителей надежды пробиться через город с одним холодным оружием в руках решено было сдать хозяевам здания имевшееся в отряде оружие на сохранение; отряд же, разбившись на небольшие кучки, должен был выйти из здания и разойтись.

Так печально закончилась мысль об удержании остатками правительственных войск в своих руках последнего оплота прежней власти в столице.

Генерал Хабалов продолжал оставаться в Адмиралтействе и там был арестован ворвавшейся в здание толпой.

В ЧЕМ ВЫРАЗИЛАСЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ В СМУТНЫЕ ДНИ

В понедельник 27 февраля в Петрограде стал известен выпущенный накануне председателем Совета министров указ о прекращении сессии Государственной думы.

Таким образом, у нас правительство систематически поступало обратно тому, что было принято в практике западноевропейской государственности. Там в тяжелые минуты жизни государства искали поддержку у народных избранников. У нас же существовало явное стремление как можно скорее отделаться от таковых, точно эти избранники являлись врагами своей Родины!

Роспуск Государственной думы глубоко взволновал все столичное население, в большинстве верившее в то, что в данных условиях только Дума может спасти положение и внести в умы успокоение.

Вследствие этого роспуск Государственной думы возымел обратное действие, и прямым результатом указа о прекращении ее занятий явился быстрый рост авторитета Государственной думы и усиленная агитация в пользу сосредоточения в ней всей полноты государственной власти.

Одно время казалось, что названная Дума и есть именно то государственное учреждение, которое призвано и способно стать правящим центром страны.

Возможно, что, если бы Государственная дума нашла в себе силы объявить себя Учредительным собранием, Россия могла бы быть спасена, но события в действительности потекли по другому руслу.

Государственная дума оказалась также неподготовленною к тому, чтобы в решительную минуту стать в центре ответственных событий. Председатель ее М. В. Родзянко, который принадлежал к вполне лояльной партии «17 октября», осведомившись о роспуске Думы, не взял на себя лично никаких решений и лишь наскоро собрал в своем кабинете представителей большинства парламентских фракций. Перед собравшимися был поставлен вопрос: «Как быть дальше при наличии создавшихся условий и может ли Государственная дума не подчиниться царскому указу и этим стать на революционный путь?»

Ответ на вопрос, сформулированный подобным образом, получился отрицательный. Участники совещания признали Государственную думу распущенной, но членам этой Думы от имени председателя предложено было из столицы не уезжать. Вместе с тем решено было немедленно собраться членам Думы в частное совещание. На этом совещании частный характер очень подчеркивался, было, однако, принято весьма важное решение, как будто противоречившее основной позиции Думы: считать себя распущенною, образовать из наиболее популярных членов Думы… Временный комитет членов Государственной думы. Комитет этот был составлен из 12 лиц, принадлежавших к главнейшим думским фракциям, и после некоторых колебаний он принял на себя задачу по «восстановлению государственного и общественного порядка».

Решение это, несомненно, обусловливалось бездеятельностью правительства, которое не подавало никаких признаков жизни и, как мы уже знаем, в этот же день, 27 февраля, признало себя даже вправе ходатайствовать перед царем о выходе в отставку…

Наэлектризованные событиями, народные толпы, исчислявшиеся многими тысячами людей, полились в этот же день из разных концов города к Таврическому дворцу, чтобы найти здесь точку опоры для своих неорганизованных действий.

Найдись сильная воля, и, возможно, человек, ею обладавший и ее проявивший в надлежащем направлении, мог бы повести толпу за собою.

Но такого человека в Думе не оказалось. Наиболее видной фигурой в эти дни являлся, несомненно, М. В. Родзянко, занимавший пост председателя Государственной думы. На него и были обращены взоры как со стороны примкнувших к движению, так и со стороны правительства. «Надо сговориться с Родзянко» — так говорили в лагере обеих сторон. И действительно, человек этот искренно болел за Россию и понимал ее скорбь. Родзянко импонировал своим положением и своею внешностью; он умел громко и смело говорить слова, гордо звучавшие и приличествовавшие его сану как председателя высокого собрания народных избранников. Но, к сожалению, человек этот не обладал ни необходимым характером, ни, как мне думается, должной широтой ума, чтобы решиться взять в свои руки то движение, которое в первые дни революции тянулось к нему. Его природное благоразумие выразилось лишь в том, что, не чувствуя необходимых в себе данных, он постепенно отошел в сторону.

Но этим он способствовал устранению и Думы, и возглавлявшегося им Временного комитета от того умеряющего влияния на события, которое эти учреждения, несомненно, могли бы проявить в то тяжелое время при другом, более смелом и сильном лице во главе.

Толпа народная в стадном поиске за лицом, которое могло бы подчинить ее себе, запрудила двор Таврического дворца, проникла во внутренность здания и, не встречая нигде запрета, разлилась по многочисленным залам и покоям его, постепенно теряя уважение к учреждению, этот дворец занимавшему. Люди, составлявшие этот гудевший поток, с шапками на головах, с цигарками в зубах, сразу заплевали то единственное святилище, над коим сохранялся еще ореол недосягаемости. Государственная дума как авторитетное собрание народных избранников перестала постепенно существовать…

СОВЕТ РАБОЧИХ И СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ. ЕГО ПРЕЗИДИУМ

В течение 27 февраля помещение бюджетной комиссии Государственной думы было занято исполнительным органом наметившегося Совета рабочих депутатов. Своим внедрением в Таврический дворец это революционное учреждение как бы подчеркивало стремление занять в будущем место умиравшей Государственной думы.

Исполнительным комитетом было немедленно выпущено воззвание о выборе в названный комитет особых депутатов от войск столичного гарнизона и заводов. Депутатам этим указывалось собраться, если не ошибаюсь, в тот же день вечером в Таврическом дворце.

Заседание Совета, получившего впоследствии название «Совет рабочих и солдатских депутатов», открылось около 9 часов вечера, и здесь председательствовавшим в собрании Н. С. Чхеидзе впервые были громко провозглашены никем не слыханные слова: «Да здравствует революция!»

В ту же ночь было составлено воззвание, в котором население столицы приглашалось сплотиться вокруг Совета для совместной борьбы с целью устранения старого правительства и будущего созыва Учредительного собрания.

Этим воззванием, оставлявшим в стороне Государственную думу, и было положено начало закреплению власти за новым учреждением, возникшим вполне явочным порядком.

Председателем Совета рабочих и солдатских депутатов был избран Чхеидзе, товарищами председателя — А. Ф. Керенский и М. И. Скобелев[160]. Все три лица — члены Государственной думы и лидеры левых фракций.

Н. С. Чхеидзе — лидер думской социал-демократической партии. Это тот самый депутат, который 26 июля 1914 г. во время торжественного заседания Государственной думы по случаю объявления нам Германией войны пытался произнести речь пораженческого содержания, за что и был остановлен председателем Государственной думы Родзянко.