СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 1 - Клод Фаррер

Рабеф начал излагать положение:

— Для меня это все очень просто и не имеет большого значения. Через тридцать два дня я распрощаюсь с вами, как распрощался шесть месяцев тому назад Ривераль. И пароход, быть может, тот самый, который увез Ривераля, увезет меня в те края, где Ривераль, конечно, мечтает о вас и где я тоже буду мечтать о вас. Что до вас, это куда важнее. Вы остаетесь в Тулоне, не так ли? Мне кажется, что Тулон — единственный город, где вы можете жить, если не совсем счастливой, то по крайней мере довольной… Итак, вы, вероятно, останетесь в Тулоне… Здесь, не так ли? На вилле Шишурль? Мне очень хотелось бы знать, когда я буду вдали от вас, что вы живете в том же самом доме, где вы разрешили мне пожить вместе с вами. Это поможет мне представлять вас в мечтах, в мечтах старого бродяги, бесконечно благодарного прелестной девочке, которая целых десять долгих недель соблаговолила отдавать вышеупомянутому старому бродяге свою молодость, красоту, веселье, улыбку, ласковый взгляд, а иногда даже и непритворное, смею полагать, содрогание того тела, которое я так люблю.

Он остановился. И она заметила, что он немного дрожал. И она почувствовала в свой черед, что внезапное волнение сжало ей горло. Как будто чьи-то пальцы медленно стискивали ей шею, около самой глотки. Она сделала над собой усилие, чтобы откашляться. И сказала каким-то хриплым голосом:

— Вы такой хороший, такой хороший…

Потом, помолчав немного, она спросила с неподдельным интересом:

— Где находится эта бухта Галонг — так, кажется, вы ее назвали.

Он объяснил:

— Это очень, очень далеко: в самой глубине Тонкинского залива, а этот залив омывает Индокитай.

— Это я знаю.

Он облокотился о постель и положил подбородок на свой кулак.

— Да, верно!.. Ведь вы образованная!

Она постаралась улыбнуться.

— Не смейтесь надо мной.

Но он был вполне серьезен:

— Я не смеюсь. Вы действительно образованны, не только для женщины вашего круга, но и для женщины какого угодно круга. Да, живя подле вас, многому можно научиться. Я научился многому, несмотря на то, что я уже старик. И тот, кому посчастливится иметь вас своей подругой на более долгий срок, иметь вас спутницей своей жизни, найдет в вас полезную, бесценную подружку.

Она покраснела от смущения, но в глубине души сильно обрадовалась. Эти его слова были ей особенно приятны.

Тем не менее она прервала его:

— Ну так вот, вы сказали, что это Галонгская бухта…

Он кивнул головой:

— Это скорее целый архипелаг, а не бухта. Представьте себе около двухсот или трехсот маленьких, крутых, высоких и очень черных островов, и между этими островками гладкое серо-зеленое море, неподвижное, мертвое море. Материк совсем скрыт за этим архипелагом. Туда добираются почти ощупью, самыми извилистыми путями, после долгого плавания, которое больше напоминает игру в прятки, чем путешествие к определенной цели. И внезапно видишь аннамитскую деревушку, которая состоит из ста или двухсот хибарок и десяти или пятнадцати домиков европейцев, которые расположены по одной линии вдоль берега. Я буду жить в одном из таких домиков. И я проживу там целых два года, почти один, не встречаясь ни с кем, кроме нескольких офицеров, с которыми я могу и не сойтись, без каких бы то ни было развлечений, кроме прогулок по довольно однообразной местности и охоты, если мне вдруг захочется этого.

Он по-прежнему смотрел на ее белую руку с блестящими ногтями, которая покоилась на кружевах. И он закончил свою речь:

— Вот видите, у меня будет достаточно свободного времени, чтобы вспоминать о Селии и сожалеть о ней.

Белая рука поднялась с кружев, поколебалась и снова упала. И Селия прошептала с неподдельным волнением:

— Вам будет там очень грустно.

— О! Так же, как и повсюду; не больше того.

И он сказал еще:

— Так же, как повсюду, но не здесь, моя девочка…

Она улыбнулась, еще более растроганная. И она повернула голову, чтобы посмотреть ему прямо в лицо. Потом она сказала еще раз:

— Вы такой хороший!..

— Нет. Я совсем не хороший. Я только говорю правду, вот и все.

И продолжал, немного подумав:

— Ну а вы? Вы останетесь здесь, на вилле Шишурль? Ну что ж… Вы совершенно свободны, разумеется. И меня совершенно не касается, что вы намерены делать. Но если я позволю себе нескромность, так это только оттого, что мне хочется, так или иначе, быть вам полезным. Я хотел бы как-нибудь наладить вашу жизнь до моего отъезда, и оградить вас, хотя бы на первое время, от мелочных забот и всяких неприятностей. Мне хотелось бы, чтобы наш старый друг Селадон не посмел больше переступить своими грязными ногами порог этого опрятного жилья, о котором, благодаря вам, у меня останется такое хорошее, такое чудесное воспоминание…

Над черными глазами лиловатые веки задрожали еще сильнее. И голос Селии снова стал хриплым, как будто бы невидимые пальцы опять впились в ее горло:

— О друг мой!.. Вы уже так много, слишком даже много сделали для меня.

Она откинулась назад на локтях и выпрямилась. Он открыл рот, чтобы ответить ей, но она не дала ему говорить:

— Нет! Выслушайте меня! Я никогда не говорила вам, что я думаю, оттого что считала это бесполезным, оттого что думала, что вы сами догадаетесь о том, что я думаю, и кроме того, я не смела. Ну а сегодня вы говорите мне такие нежные слова. Ведь я еще ни разу не попросила у вас прощения за ту историю!.. Помните, с тем человеком… Прошу вас: дайте мне кончить или я не смогу никогда. А нужно, чтобы вы знали все: я уехала от вас тогда вечером, оттого что как будто сошла немного с ума, ведь я так страдала, что он меня бросил!.. И я совсем не подумала о том, что мой уход причинит вам страдание… Ну вот, теперь вы понимаете, я совсем не хотела вас огорчить. А когда я узнала, что вам тяжело, я вернулась. Теперь я хочу, чтобы вы узнали вот еще что: что я всегда любила вас всем сердцем. Что я вас очень, очень нежно люблю, как никогда никого не любила, никого: ни родных, ни подруг, ни друзей! Вот! Вот отчего я убедительно прошу вас ничего больше для меня не делать: не давать мне больше ничего — ни денег, ни драгоценностей, не устраивать мне кредита, не платить вперед за виллу. Видите ли: ведь я осталась с вами совсем не из-за всего этого, и останусь до тех пор, пока вы этого захотите. Нет! Я сделала все это только оттого, что я вас любила, оттого что я люблю вас, как я уже вам сказала, от всего сердца!.. И если вы опять станете делать мне дорогие подарки, теперь, когда, благодаря вам, мне ничего не нужно надолго, на много месяцев, мне будет больно и стыдно.