Комната смерти - Джеффри Дивер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что?
— Тот другой водитель, услугами которого обычно пользовался Морено, — тебе удалось с ним связаться?
— Нет. Он так и не появился.
Подобное часто случалось после просьбы полиции перезвонить.
Обычно многим просто не хотелось во что-то впутываться.
Иногда бывали и другие причины.
Амелия еще раз попробовала набрать водителя, но покачала головой. Затем позвонила куда-то — Райм решил, что в «Элит лимузин», — и спросила, нет ли вестей об их сотруднике. После короткого разговора она положила трубку.
— С тех пор как уехал проведать больного родственника, он вообще не давал о себе знать.
— Не стоит этому верить. Возможно, у нас имеется третья жертва нашего неизвестного. Пуласки, выясни, где он живет. Возьми команду из ближайшего к его дому участка и посмотри, что там.
Молодой полицейский достал мобильник и позвонил в диспетчерскую.
Райм прокатился перед развешенными на досках бумагами, не в силах поверить, что ему досталось столь сложное дело со столь обрывочными и редкими уликами.
Фрагменты, клочки, наблюдения, развороты на сто восемьдесят градусов…
И ничего больше.
Проклятье!
Развернувшись к полке, где стояли бутылки с виски, Райм взял «Гленморанджи» и неловко налил еще порцию, затем накрыл стакан крышечкой с соломинкой и глотнул.
— Что вы делаете? — спросил появившийся в дверях Том.
— Что делаю, что делаю… Странный вопрос. Обычно с вопросительного местоимения «что» начинают фразу, когда невозможно сформулировать какие-либо выводы о ситуации. — Он глотнул еще виски. — Думаю, Том, ты впустую потратил слова. По-моему, вполне очевидно, что я делаю.
— Вы уже достаточно много выпили.
— Это утвердительное предложение, причем намного более осмысленное. И оно верно. Я с ним не согласен, но логически оно верно.
— Линкольн! — Том шагнул вперед.
Райм яростно уставился на него.
— Даже не думай…
— Стоп! — вдруг сказала Сакс.
Райм решил, что она встала на сторону Тома в споре по поводу алкоголя, но, развернувшись, обнаружил, что взгляд ее устремлен не на него и не на помощника, а на доски. Она шагнула вперед, и Райм заметил, что она не морщится и не хромает, все движения ее вполне проворны. Она хищно прищурилась, что придало ей пугающий вид, но, с точки зрения Райма, сделало лишь привлекательнее.
Поставив стакан с виски, он окинул взглядом доску. Не упустил ли он какие-то факты? Не сделала ли Амелия некий вывод, который от него ускользнул?
— Видишь что-нибудь насчет Пять дробь шестнадцать?
— Нет, Райм, — прошептала она. — Дело в другом. Совсем в другом.
Глава 74
Нэнсиэнн Оливия Лорел сидела в своей квартире в Бруклин-Хайтс на кушетке, покрытой коричневым чехлом поверх голубой обивки, истершейся за многие годы при участии ее родных и их друзей.
Здесь хватало подержанных вещей. Лорел вдруг вспомнила, как ее отец тайком шарил в закутках кушетки в поисках выпавших из карманов гостей монет. Ей было тогда лет восемь, и, когда она неожиданно входила в комнату, отец обращал все в шутку.
Но только то была не игра, и Нэнс об этом знала. Даже дети могут стыдиться родителей.
Все еще ощущая во рту дымный вкус скотча, она окинула взглядом жилье, принадлежавшее только ей одной. Несмотря на обветшавшую, подержанную обстановку, а может, именно поэтому, в квартире чувствовался уют, даже в столь печальный день, как сегодня. Она приложила немало труда, чтобы создать это ощущение. Стены, покрытые десятками слоев краски еще со времен Тедди Рузвельта, были кремового оттенка. Украшениями служили композиция из искусственных цветов с ремесленной ярмарки в Челси, осенний венок с фермерского рынка на Юнион-сквер, а также произведения искусства. У нее были картины и наброски, некоторые оригинальные, некоторые в виде репродукций, изображавшие созвучные ее характеру сцены: лошади, фермы, каменистые ручьи, натюрморты. Она понятия не имела, чем они ее привлекают, но мгновенно это чувствовала и покупала их на сэкономленные деньги. На стене висели разноцветные прямоугольники из шерсти альпаки — Лорел несколько лет назад занялась вязанием, но так и не сумела найти время или желание закончить шарфы для племянниц подруг.
«Что дальше?» — подумала она.
Что дальше…
Только теперь она услышала пронзительный свист чайника. Войдя в маленькую кухню, опустила пакетик чая с шиповником в кружку — синюю снаружи и белую внутри, в цвет ее костюма. Надо бы переодеться.
Потом.
С минуту Лорел смотрела на чайник. Она выключила газ, но не стала наливать кипяток и вернулась на кушетку.
Что дальше?
Итог оказался худшим из всех возможных. Если бы ей удалось выиграть процесс по обвинению Мецгера и Барри Шейлса, это полностью изменило бы ее мир. Изменило бы ее жизнь. Важность, которую представляло для нее это дело, не поддавалась описанию. Она вспомнила времена учебы на юридическом факультете, когда ее завораживали истории великих юристов Америки — адвокатов, прокуроров и судей. Кларенс Дэрроу, Уильям О. Дуглас, Феликс Франкфуртер, Бенджамин Кардозо, Эрл Уоррен… и многие, многие другие.
Ей часто вспоминались слова Луиса Д. Брандейса: «Федеральная Конституция, возможно, величайший из экспериментов человечества…»
Не существовало ничего чудеснее, чем машина правосудия, и Лорел очень хотелось стать ее частью, внести вклад в американский закон.
Момент наивысшей гордости
