Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса - Jamique

— Интересно, — сказала Исард, — в других галактиках есть мир Великой Силы?

Они переглянулись.

— Поясни, — сказал ситх.

— Когда-то ты что-то вешал мне на уши о природе единого энергетического поля, которое по своей структуре является мгновенным передатчиком всего, что можно передать. Той же информации. Никаких скоростей, никакого пространства. Индивид, находящийся на одной стороне этой энергетической сетки, может мгновенно воспринять информацию от индивида, который находится на другой стороне. Импульс проходит тут же. Что и делает вас для себя лучшими живыми комлинками и аппаратами связи.

— И что?

— Ты тупой или притворяешься?

— Я тупой.

— А вы никогда не пытались заглянуть за пределы галактики? Как там у вас? Расширить восприятие? Или для вас нет в мире ничего, кроме Великой Силы, а то, что за ней, то не имеет значения?

— Слушай, я похож на джедая?

— А что?

— Ничего. Но вообще-то для нас существует много чего помимо мира Великой Силы.

— Это хорошо, — ответила Исард. — Это надо срочно переслать императору. Так что запряги одного из своих, пусть выйдёт в гипер и передаст.

— Есть, моя госпожа.

— И без хихиканий.

— Я понял, Йсанне.

Она смотрела на его лицо, которое никак не изменилось. Разве что глаза стали смотреть чуть вглубь себя. С кем-то болтает…

Пискнул комлинк.

— Директор Исард, — сказала она, поднеся его к лицу.

— Директор, я считаю, что это важно. Вызов с Набу. Код капитана Тайфо.

— Соединяй.

Война миров. Вейдер и Палпатин

— Что ж, повелитель.

Палпатин из-под бровей взглянул на своего ученика. Капюшон был откинут на спину. Вейдер только что придвинул к себе кресло и сел в него. Нога на ногу. Полдень по корабельному времени. Они где-то с час назад закончили возиться каждый со своим из вейдеровских отпрысков. Император за этот час успел помедитировать. Вейдер, так сказать, тоже. «Так сказать» — поскольку со времён Храма у главнокомандующего вооружёнными силами Империи была аллергия на это слово. Он предпочитал какой-нибудь иной термин.

Они оба не спали ночью. Это надо было компенсировать. Но компенсировать путём медитации это пока было невозможно. Не было времени ни на какой промежуток отдыха. Поэтому медитация была произведена по иным причинам и для иных целей. Впрочем, в любом случае она всё равно одновременно являлась подкачкой. Силы.

А теперь оставалось — ждать. Контролировать и ждать.

— До выхода из гиперпространства семь часов, — буркнул император. — У тебя удивительно хорошее настроение.

— Да, — Вейдер улыбнулся. — Я вычислил некоторое количество подводных коряг, которые мешали мне жить.

— Уже не мешают?

— Мешают. Но я их вижу.

— Поздравляю и не споткнись.

Вейдер усмехнулся. Усмешка вышла агрессивной.

— Я побеседовал с сыном, — сказал он. — Потом послушал, что там вытворяет Кеноби.

— Лежит пластом, — буркнул император.

— Уже не лежит. Гидромассаж и опытный медицинский дроид удивительно помогли делу.

— Перестань злиться.

— Я не… впрочем, вы правы.

Они посмотрели друг на друга.

— Я вот тут подумал… — медленно начал Вейдер.

— И тебе понравилось?

— Император.

— Что?

— Ничего. Я всего лишь вспомнил, что вы император.

Палпатин вздохнул, наморщился и удобней устроился в кресле.

— Так что? — спросил он иным тоном.

— Я пытался понять, почему крутило именно меня.

— Сильный, — буркнул император. — А я к тебе привязанный.

— А вот у вас удивительно плохое настроение.

— Ну и что?

— Действительно.

— Я было предположил, что меня крутило в основном потому, что я не знал основной причины моих эмоциональных заскоков…

— Ну и дурак.

— Учитель!

— Что?

— А за капюшон и на солнышко?!

Палпатин фыркнул.

Вейдер, прищурившись, разглядывал его.

— Ты невыносим, — вдруг сказал он учителю. Палпатин ухмыльнулся.

— Мы переходим к нормальному способу общения, свободному от обиды и вины?

— Убью.

— Уже пытался.

— Не пытался!

— А хорошо получалось.

— Что?

— Не пытаться.

Вейдер не выдержал и засмеялся.

— Забыл, — сказал он задумчиво, — какой это душ… ледяной. С тобой. С вами.

— Ты определись.

Человек, сидящий напротив него, глубоко вздохнул.

— Постараюсь, — криво улыбнулся. — Но я спал несколько лет. И пока я спал, со мной что-то случилось.

— Я б удивился, если нет.

Они взглянули друг на друга.

— Думаешь, мы всё учли? — спросил Вейдер.

— Всё учесть мы по определению не можем, — хмуро сказал император. — Мы не сверхразум… Но давай посмотрим. С чего начнём?

— Списком. Эхм… Храм джедаев — политики — эмоциональная нестабильность — дети — Оби-Ван…

Они переглянулись.

— Линия Оби-Вана, — негромко сказал Палпатин, — линия Мотмы, линия детей. Через это мы действуем.

— А то, что действует на нас…

— Мы. Мы — действуем на нас. И никто больше.

— Допускаем, чтобы действовали.

— Нда?

— Это скепсис или усталость?

— Отвращение.

Вейдер долго смотрел на императора. Потом улыбнулся.

— Могу изложить философские мысли вслух.

— Излагай.

— Ты меня безумно вдохновляешь.

— А как же.

Его ученик только покачал головой.

— Итак, актив, — сказал он бодрым тоном. Император усмехнулся в складку губ. — Первое. Обозначим это как мир великой силы.

— Громовые аплодисменты, — раздался тихий голос из кресла императора.

Вейдер посмотрел на его источник.

— Не «как»? — с полувопросом произнёс он.

— Не как. Это и есть мир великой силы.

— Хорошо, — кивнул Тёмный лорд. — Мир великой силы. Мы знаем, что каким-то образом, какая-то сила оттуда, сейчас не важно, личная или безличная, пытается влиять на наши поступки и жизнь. Выровнять судьбу, — добавил он, подумав.

— Мне нравится твоё определение.

— Польщён. Но на жизнь, на события, связанные с жизнью живых существ она может влиять только через сами же живые существа. Использует особенности их характера. Склонности. Привязанности. Антипатии. Словом, наши беды идут от нас же. Как и победы. Ты прав. Нельзя, например, сказать, — он прищурился, — что я, бедный и неосмысленный, четыре года мотался по галактике за сыном, абсолютно этого не сознавая. Нельзя сказать и то, что я не понимал, что делаю. Нельзя сказать, что я бы не понял, если бы захотел подумать, что моя горячечная любовь к отпрыску, которого я в жизни не видел, обусловлена во многом тем, что я к тому времени безумно устал от тебя.

— И от себя.

— Да. Верно. От себя в первую очередь. И это была разрядка. Желание чего-то нового. Отвлечься. Не думать. Отдохнуть. На что-то переключиться. Если бы я сформулировал это, всё прошло б гораздо легче. По крайней мере, в отношении тебя.

Император усмехнулся. Вейдер продолжил:

— Я бы отреагировал на твои слова гораздо спокойней. А главное, я бы не стал скрывать, что почувствовал сына. Не стал хоронить, как клад. Но я скрыл. И похоронил. Для личного пользования. Хотя воспользоваться не мог. Наращивал неприязнь. Начал загодя обвинять в том, что ты держишь меня на коротком поводке…

— Здравого смысла.

— Да. Словом, на примере себя я понял, что, возможно, на нас и влияют. Но через наши же склонности, желания и слабость. Мы сами создаём себе проблемы. Я это понял. И потому я не дурак.

— Прости, — сказал император. — Я устал.

— Я знаю. Я сам утонул в своей выдуманной любви, которая…

— Фиг тебе. Ты любовь не выдумывал. Она была. Выдумка не может подчинить себе человека. Может, ты сейчас ничего особого не чувствуешь. Но тогда от тебя исходило такое…

— Что?

— Боль от несостоявшегося. И тоска.

Вейдер помолчал. Грустно усмехнулся.

— Возможно, дело в том, что я потерял слишком многих. Не многих. Дорогих. Ненавижу привязываться. Просто ненавижу.

— Ага.

Вейдер поднял голову и улыбнулся:

— Я понимаю. Ненавижу — то слово, которое говорит о том, что привязка была сильной… Вот она в конечном счёте подчинила меня и мои поступки посильней, чем любой нажим. От нажима-то я бы отбрыкнулся… Человек сам себя загоняет в дыру, — он пожал плечами. — Сам себя вяжет по рукам и ногам. А затем начинает судорожно искать в окружающем его пространстве того, кто в этом виновен. После чего начинается форменный бардак.

— Где бардак, а где система, — ответил император.

— Да. После энфэшников кое-что встало на место. А ещё после моего сыночка.

— И твоей дочки.

— Заметил?

— Что их учили не пользоваться силой? Это просто.