Стелла - Чарльз Гэвис

вечер, и они все еще ехали к месту назначения, но лорд Чарльз уклонился от ответа:

– Я думаю, мы куда-нибудь доберемся, – тихо сказал он. – Там наверняка есть гостиница или что-то в этом роде.

И Лейчестер был доволен.

Около сумерек они добрались до въезда в Дарлингфорд. Не было ни деревни, ни постоялого двора. Лейчестер подъехал и безразлично ждал.

– Что нам теперь делать? – спросил он.

Лорд Чарльз рассмеялся, но довольно сознательно.

– Послушай, – сказал он, – я знаю некоторых людей, которые владеют этим местом. Нам лучше подъехать и устроиться на ночлег.

Лейчестер посмотрел на него и неожиданно улыбнулся.

– Разве это не довольно прозрачно, Чарли? – спокойно сказал он. – Конечно, ты намеревался приехать сюда с самого начала, очень хорошо.

– Ну, я подозреваю, что да, – сказал лорд Чарльз. – Ты не возражаешь?

Лейчестер покачал головой.

– Вовсе нет. Полагаю, они позволят нам лечь спать. Ты можешь сказать им, что путешествуешь вместе с меланхоличным маньяком, и они оставят меня в покое. Имей в виду, мы тронемся утром.

– Хорошо, – сказал лорд Чарльз, внутренне усмехнувшись, – конечно, совершенно верно. Пойдем.

Они проехали по аллее и остановились перед беспорядочно стоящим каменным особняком, и грум вышел вперед и взял их лошадей. Лорд Чарльз взял Лейчестера под руку.

– Нам окажут радушный прием.

И он поднялся по широкой лестнице.

Но Лейчестер внезапно остановился, потому что из одного из окон вышла фигура и остановилась, глядя на них сверху вниз.

Это была женщина, изящно и красиво одетая в какой-то вечерний халат мягкого оттенка. Он не мог видеть ее лица, но знал ее и почти сердито повернулся к лорду Чарльзу. Но лорд Чарльз ускользнул, пробормотав что-то о лошадях, и Лейчестер медленно поднялся.

Ленор, это была она, бессознательно ждала его приближения. Она не могла видеть его так ясно, как он видел ее, и приняла его за какого-то странного случайного посетителя.

Но когда он подошел и встал перед ней, она узнала его и, тихо вскрикнув, двинулась к нему, ее прекрасное лицо внезапно побледнело, фиалковые глаза с тоской уставились на него.

– Лейчестер! – сказала она и, на мгновение ошеломленная внезапностью его присутствия, слегка пошатнулась.

Ему ничего не оставалось, как обнять ее, потому что он думал, что она упадет, и когда он сделал это, его сердце упрекнуло его за одно слово "Лейчестер", и тон рассказал ее историю. Его мать была права. Она любила его.

– Ленор, – сказал он, и его глубокий, серьезный, музыкальный голос слегка дрогнул. Она на мгновение откинулась в его объятиях, глядя на него снизу вверх с выражением беспомощной покорности в глазах, ее прекрасное лицо было видно в свете, льющемся из окна прямо на нее.

– Ленор, – хрипло сказал он, – что … что это?

Ее глаза на мгновение закрылись, и слабая дрожь пробежала по ней, затем она взяла себя в руки и, мягко отстранив его от себя, тихо рассмеялась.

– Это была твоя вина, – сказала она, ее изысканный голос дрожал от эмоций. – Почему ты крадешься к нам, как вор ночью, или … как призрак? Ты напугал меня.

Он встал, посмотрел на нее и приложил руку ко лбу. Он был всего лишь смертным, был всего лишь мужчиной с мужскими страстями, с мужской восприимчивостью к женской красоте, и он знал, что она любит его.

– Я … – сказал он, затем остановился. – Я не знал. Чарли привез меня сюда. Кто здесь?

– Они все здесь, – сказала она, опустив глаза. – Я пойду и скажу им, чтобы ты не напугал их так, как напугал меня, – и она ускользнула от него, как тень.

Он стоял, засунув руки в карманы, уставившись в землю.

Она была очень красива и любила его. Почему бы ему не сделать ее счастливой? Сделать хотя бы одного человека счастливым? Не только один человек, но и его мать, и Лилиан – всех их. Что касается его самого, что ж! Одна женщина была так же хороша, как и другая, видя, что он потерял свою любимую! И эта другая была лучшим и редчайшим существом из всех, что остались.

– Лейчестер!

Это был голос его матери. Он повернулся и поцеловал ее, она не испугалась, она даже не поцеловала его, но положила свою руку ему на плечо, и он почувствовал, как она задрожала, и то, как она произнесла это слово, сказало обо всей ее прошлой печали по поводу его отсутствия и ее радости по поводу его возвращения.

– Ты вернулся к нам! – сказала она, и это было все.

– Да, я вернулся! – сказал он с чем-то похожим на вздох.

Она посмотрела на него, и сердце матери сжалось.

– Ты был болен, Лейчестер? – тихо спросила она.

– Болен, нет, – сказал он, а затем засмеялся странным смехом. – Я что, выгляжу так потрепанно, миледи?

– Ты выглядишь … – начала она с печальной горечью, затем остановилась. – Войди.

Он последовал за ней, но у двери остановился и посмотрел в ночь. Когда он это сделал, перед ним, казалось, проплыло видение стройной, изящной девушки, его потерянной возлюбленной, с бледным лицом и задумчивыми, укоризненными глазами. Он поднял руку странным, отчаянным жестом, и его губы зашевелились.

– До свидания! – пробормотал он. – О, моя потерянная любовь, прощай!

Глава 37

Маленький заговор лорда Чарльза удался больше, чем он ожидал. Он вернул блудного сына и разделил с ним откормленного теленка, как и заслуживал. Хотя через пять минут по всему дому было известно, что лорд Лейчестер, наследник, вернулся, не было никакой суеты, только приятное легкое чувство приветствия и удовлетворения.

Графиня отправилась к графу, который одевался к обеду, чтобы сообщить ему новость.

– Лейчестер вернулся, – сказала она.

Граф вздрогнул и отослал своего камердинера прочь.

– Что?

– Да, он вернулся к нам, – сказала она, опускаясь в кресло.

– Откуда? – потребовал он.

Она покачала головой.

– Я не знаю. Я не хочу этого знать. Ему нельзя задавать никаких вопросов. Его привел лорд Чарльз. Я всегда любила Чарльза Гилфорда.

– Вам следовало бы из жалости, – мрачно сказал граф, – учитывая, что ваш сын почти довел его до разорения.

Затем графиня вспылила.

– Не должно быть никаких разговоров такого рода, – сказала она. – Ты не хочешь, чтобы он снова ушел? Ни слова не должно быть сказано, если ты не хочешь прогнать его. Он был болен.

– Я не удивлен, – сказал граф все еще немного мрачно, – что человек не может вести ту жизнь, которую он вел, и сохранять свое здоровье, моральное или физическое.

– Но это все в прошлом, – уверенно сказала графиня. – Я чувствую, что