Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века - Коллектив авторов

– Смотри же, ты сам сделал выбор, потом не пожалей, – предупредил отец.

– Ни за что не пожалею.

– Так и порешили: старший живет внизу, младший – наверху, – лицо у отца было очень недовольным. Пэну показалось, что выражение его такое, будто отец со злости бьет глиняные горшки, и он, Жэньчу, и есть один из этих самых горшоков.

– Пусть на обеих сторонах ладони кожа одинаковая, и все ж младший уродился целехоньким, да еще жить будет в доме, к добру добавляется добро. Одному досталось только хорошее, а другому…, – отец не договорил, но Пэн догадался, что тот имел в виду.

Дела обстояли не так благополучно, как полагал Жэньчу. Прослышав о том, что они должны будут жить в свинарнике, та здоровенная девица, что так понравилась его родителям, вдруг отказала.

– Жить вместе со свиньями, я что корова или лошадь? – заявила она.

Девушка вовсе не шутила, гневно тараща глаза, она удалилась и больше ее не видели.

Родители не на шутку разволновались – придется исправлять ситуацию.

– Пока всего одна девушка убежала, а вы уже переполошились. В этом мире и трехногую кошку сыскать несложно, а уж двуногую девушку и подавно, – отвечал Жэньчу.

Родители подыскали еще одну невесту, но та, узнав что жить предстоит в свинарнике, даже встречаться не стала.

Поиски продолжались, родители решили говорить, что Жэньчу выделили старый дом, но он запретил им обманывать людей:

– Я не поверю, что все смотрят только на свинарник, а не на меня! – говорил он, сидя скрестив ноги. Его взор излучал уверенность в себе, но увечье ног все же бросалось в глаза. Поэтому сваха попросила Жэньчу разговаривать с приглашенными девушками сидя нога за ногу. Это замечание задело Пэна за живое:

– Вот еще, в следующий раз приводи их прямо в свинарник, я буду говорить с ними стоя.

Отец, услышав это, напустился на сына:

– Ты с отцом не шути, тут не только о твоих делах речь!

Мать, поддерживая отца, тоже накинулась на него:

– Мы же для тебя хлопочем, да и для нас это важно, а ты все шутки шутишь. Ты не только о себе, но и о брате подумай.

Эти слова матери ударили по самому больному, таким образом она пыталась повлиять на сына.

Из-за разной длины ног Пэну стоило немалых усилий подняться на холм или спуститься вниз. До поселковой начальной школы он спускался с холма, а обратно поднимался вверх по глиняной дороге, которая не менялась уже лет сто. После дождя дорога становилась скользкой, как спина рыбы вьюн, – тут и здоровые ноги поскользнутся, что уж говорить о двух изувеченных болезнью ногах Пэн Жэньчу. С первого класса вплоть до окончания школы средней ступени, он опирался на руку младшего брата, который тащил его по грязной дороге. Но вот учеба закончилась. Став учителем в частной школе, он больше не ходил по этой дороге, но помощь младшего брата по-прежнему была необходима. Как пройдет дождь, младший Жэнынань первым делом помогает ему спуститься с холма, а потом непременно после окончания уроков встречает у школы и провожает по дороге наверх. Мать правильно говорит: он должен подумать о брате. Если сам не обзаведется женой, то и Жэнынань не сможет жениться. Пора серьезно задуматься о своей личной жизни.

Прослышав, что сваха подыскала ему еще одну невесту, он набросал на бумаге парную надпись и передал ее свахе. Он ничего не сочинял, только красиво переписал готовую фразу: «Небесный скакун в погоне за звездой испугался яркой луны, белый дракон, ныряя, поднял ветер с запада». Ему было все равно, поймут ли смысл этой парной надписи, он хотел показать свое умение писать иероглифы. В деревне очень уважают тех, кто умеет писать, это он знал точно.

Сваха унесла парную надпись и привела с собой девушку. Пэн по-прежнему настаивал на том, чтобы встречаться в свинарнике, все равно после женитьбы придется жить там, скроешь один раз, но во второй все станет известно – так он объяснял свою настойчивость.

Его было не переупрямить, встреча все-таки состоялась в свинарнике. Когда сваха завела девушку внутрь, он притворился, что читает книгу. Пэн сидел в комнате, пристроенной к свинарнику, перед кроватью стоял грубо сколоченный стол, на котором лежали книги, а также блюдечко для туши, кисть и белая бумага. Тушь была только что налита, кисть вымыта, а на бумаге ничего не написано. Весь этот реквизит должен был произвести впечатление на девушку.

Он сидел, скрестив ноги, с книгой на коленях и безмолвно смотрел на нее. Книги девушку не заинтересовали, увидев, что он не поднимается со стула, спросила:

– Парализованный?

– Ну что ты, это же народный учитель из частной школы, – вмешалась сваха.

Эта фраза пришлась Пэну по душе, он, довольный, ухмыльнулся и взглядом дал понять свахе, чтобы та ушла. Сваха тихонько ретировалась и перед уходом заговорщически подмигнула Пэну, словно между ними была какая-то тайна.

– Ты живешь в свинарнике? – спросила девушка, оставшись с ним наедине.

– Свинарник за стенкой, а не тут, – ответил Жэньчу.

Она смотрела по сторонам, а он принялся писать иероглифы, словно он не на свидании, а мается от скуки.

– Ту надпись, что принесла сваха, ты написал?

– А как ты думаешь?

– Думаю, ты, – ответила она, видя, как на листе появляются новые иероглифы, но ее похоже больше беспокоили его ноги:

– Я слыхала, ты немного увечный, неужели действительно парализованный?

Пэн Жэньчу бросил кисть и вскочил со стула:

– Какой я парализованный!

Тут она ему поверила, вот только стоя он никак не выглядел привлекательным из-за неодинаковой длины ног его тело невольно наклонялось вперед.

– У тебя был полиомиелит? – у девушки, похоже, были недюжинные познания в медицине.

– Был, но это нисколько не мешает мне быть учителем.

Она кивнула и посмотрела на стол, где наискосок лежала кисть, а на бумаге виднелись недописанный иероглиф и большая клякса.

– Этот иероглиф я не знаю, – сказала девушка.

– Ты сколько классов окончила?

– Только первый класс, учеба мне не была по сердцу, весь учебный год на парте проспала, – она вдруг рассмеялась, ее некрасивое вогнутое лицо украсила улыбка. Жэньчу тоже улыбнулся:

– Тебе не нравилось учиться?

– Тогда не нравилось, а потом захотелось.

Слушая ее, он опять взялся за кисть:

– Ты так и не вернулась в школу?

Девушка отрицательно помотала головой, но Жэньчу продолжал смотреть на нее, ожидая ответа:

– Нет, – повторила она, при этом ее взгляд остановился на кончике его кисти, словно это действительно ее интересовало.

– А сейчас тебе еще хочется учиться?

Она согласно кивнула:

– А тебе? Сколько тебе лет? – с улыбкой спросила она.

Жэньчу рассмеялся:

– И мне хочется, – он чувствовал себя все более раскованно. Ноги у него очень устали, он хромая сделал два шага. Доски пола скрипнули под ногами, кисть в его руке была словно вспорхнувшая птица.

– Все девушки в нашей деревне одинаковые, максимум доучились до шестого класса. Я, конечно, имею в виду людей нашего возраста. Среди мужчин много окончивших среднюю школу, но только я один умею писать иероглифы кистью. Без меня не могут обойтись под Новый год, на свадьбе и похоронах. – Закончив фразу, он поднял голову и увидел восхищение в ее взгляде. Душа его ликовала, скомкав лист с написанными иероглифами, он бросил его под стол.

– Зачем мять бумагу? – на лице девушки появилась досада, как будто иероглифы были написаны ей. – Я знаю там один иероглиф.

– Какой?

– «Ли», который значит «красивый», мое имя так же звучит.

Жэньчу невольно покраснел: весь лист был исписан иероглифами имени Чэнь Лили, оказывается, он выводил их автоматически.

– Меня зовут Чжан Ли.

Жэньчу улыбнулся ей, черты его лица смягчились.

– Ты бы присел, – заботливо сказала Чжан Ли.

Он сел, ноги очень устали:

– Ты тоже садись, – предложил Пэн.

Девушка присела на край кровати и заметила, что он перестал писать:

– Продолжай писать.

– Не могу, когда с тобой разговариваю, – ответил Пэн с улыбкой.

– Да о чем нам говорить, пиши лучше, у тебя хорошо получается.

– У нас в школе меня всегда зовут для выпуска стенгазеты потому, что я красиво пишу иероглифы кистью.

– Этот стол неудобный, я попрошу отца сделать для тебя хороший письменный стол из ароматного кипариса.

Чжан Ли, похоже, не придала значения его увечью и условиям совместной жизни, вопрос женитьбы таким образом разрешился. Родители вздохнули с облегчением, и он тоже. За долгую ночь много снов приснится. Не желая терять время, мать с отцом тут же принялись хлопотать о подготовке к свадьбе: надо было сделать предложение и поднести подарки семье невесты, зажечь ароматные курения перед табличками предков, пригласить хироманта для выбора благоприятного дня свадьбы.

Пэн Жэньчу не принимал в приготовлениях никакого участия, словно его это не касается. В это время у Чэнь Лили дома начались неприятности, и из-за этого он ходил расстроенный. Казалось бы, каким боком семейная жизнь Чэнь Лили касается Пэна Жэньчу? Как и всем коллегам-мужчинам, ему нравилось отираться вокруг нее, но что общего у них с ее личными делами? Пожалуй, только то, что она вела себя так, словно у каждого из них был шанс. Видя, в какую переделку угодила Чэнь Лили, мужчины лишь вздыхали: «Эх! Зачем так убиваться, он с тобой так обошелся, ну и ты ему ничего не должна, тоже имеешь право на удовольствия». Слова и взгляды становились все откровенней, исключением был только Жэньчу. Он переживал за Лили так, как будто это с ним случилась беда, под глазами даже появились темные круги.