Песнь для Арбонны - Гай Кей

— Свободным умереть? — мрачно спросил Рюдель.

— В этом мы всегда свободны. Это дар бога и его бремя.

— Не будь таким благочестивым. Не все из нас настолько глупы, чтобы накликать на себя смерть, Блэз.

Блэз улыбнулся.

— И это говорит Рюдель Коррезе? Самый отчаянный наемник из всех нас? Если это сделает тебя счастливым, я позволю тебе по дороге домой изложить все доводы в пользу того, что я глупец.

— Это сделает меня гораздо счастливее, — ответил Рюдель. И следуя приглашению, очень подробно и ясно излагал свои доводы по дороге до дворца Бертрана де Талаира в Люссане.

Блэз слушал почти все время, но, когда они приближались к дому Бертрана, снова отвлекся. Мысленно снова и снова он возвращался, колеблясь, отталкивая от себя и снова прикасаясь к самым трудным событиям одной тяжелой ночи.

Он никогда раньше не видел новорожденных. У этого ребенка голова поросла густыми рыжеватыми волосами, и у него точно был нос Гарсенков. Он был похож на Ранальда. Но и на Блэза тоже. Розала, которая держала его на руках, когда он закончил есть, перед тем, как снова запеленать его, ничего не выдала ни на словах, ни взглядом. То есть ничего, кроме любви, которую увидел Блэз, когда она смотрела на сына, спящего у нее на руках.

Конечно, они придут за ним.

Никакого сомнения в том, что его дед и король Гораута придут за этим ребенком. Розала коротко рассказала Блэзу о своей последней встрече с Гальбертом. Он гадал, намеренно ли его отец спровоцировал это столкновение. Но этой мыслью он не мог с ней поделиться.

— Ты даже не сказал ни слова в свою защиту, — громко пожаловался Рюдель, когда они во второй раз за эту долгую ночь подошли и остановились под факелами, горящими на стенах дворца Бертрана.

— Мне нечего было сказать. Каждое твое слово — правда.

— Ну, и?

Блэз несколько секунд молчал.

— Скажи мне, почему ты потратил так много денег, полученных за убийство, на этот драгоценный камень для Люсианны?

Рюдель замер. На мощенной булыжником улице было тихо, звезды сияли высоко в небе.

— Откуда ты знаешь? Она тебе сказала, что я…

— Нет. Она бы никогда этого не сказала. Рюдель, я узнал его. Ты однажды показал мне этот камень у ювелира в Ауленсбурге. Нетрудно было уловить связь. Но пойми меня, Рюдель: мы все глупы по-своему. — Там, где они стояли, было довольно темно даже при свете двух факелов у них за спиной. Небо прояснилось, дул ветер. Обе луны закатились.

— Я люблю ее, — сказал наконец его друг. — Не мне называть любого другого глупцом, живого или мертвого.

Блэз и правда не знал, пока сегодня ночью не увидел этот приметный алый камень, сверкающий на груди Люсианны. Ему было грустно, и грусть эта имела много составляющих.

Однако он улыбнулся и прикоснулся к руке друга.

— Ты недавно говорил о какой-то веселой таверне. Кажется, нас прервали. Если ты готов, я не прочь попытаться еще раз.

Он подождал и увидел, как Рюдель медленно улыбнулся в ответ.

Глава 13

Турниры в Арбонне и поединки в присутствии женщин проходили под покровительством королевы Двора Любви. Поэтому именно Ариана де Карензу отвечала за соблюдение формальностей, связанных с поединком на Люссанской ярмарке между Блэзом Гораутским и Кузманом ди Пераньо Аримондским.

И именно Ариана среагировала самым сухим и прозаичным образом на все, что сделал Блэз прошлой ночью. Они пришли в особняк Карензу утром: Блэз, Бертран, Валери и очень бледный Рюдель Коррезе. Долгая ночь за выпивкой после внушительного удара по голове, по-видимому, не слишком благоприятно повлияла на обычно столь изысканного отпрыска влиятельного семейства.

Кстати сказать, Блэз и сам чувствовал себя не совсем хорошо, но он вел себя в таверне осторожнее, чем Рюдель, и надеялся прийти в норму в течение дня; и уж конечно, к завтрашнему дню, что было бы хорошо. Завтра ему предстоит смертельный поединок.

— Понять не могу, — сказала Ариана, изящно расположившись на обитом тканью диване в комнате, где она их принимала, — то, что ты сделал, — это чистое безумие или всего лишь умеренное?

Тон ее был сдержанным и насмешливым, тон повелительницы, который никак не вязался с утренней свежестью ее облика. Она надела бледно-желтые одежды с небесно-голубой отделкой по корсажу и рукавам, а ее черные волосы прикрывала мягкая шапочка того же неяркого голубого оттенка. Произнося эти слова, она смотрела на Блэза, и выражение ее лица нельзя было назвать мягким.

— Я не могу понять, потому что не знаю, насколько хорошо ты дерешься. Но зато знаю, что Уртэ не нанял бы аримондца — двух аримондцев, — если бы они не были отличными воинами.

— Кузман? Он отлично дерется, — пробормотал Бертран де Талаир. Он налил себе утренний бокал вина из фляги, стоящей на подносе. Теперь у него был такой вид, будто его это скорее забавляет, хотя, когда ему рассказали о том, что произошло, он долго молчал в мрачной задумчивости. Но не поделился ни с кем своими мыслями.

— И Блэз тоже, — слабым голосом возразил Рюдель из недр кресла, на которое осторожно опустился. Они видели только макушку его головы. — Вспомните покойного брата и пятерых коранов Мираваля.

— То были стрелы, — тихо заметил Валери. Из них всех он казался самым мрачным в то утро. — А это бой на мечах.

— Не обязательно, — сказала Ариана. — Легко можно…

Блэз быстро покачал головой:

— Бессмысленно. Он дерется тем, чем хочет, и я тоже. Для меня будет позором попытаться повлиять на выбор оружия.

— Тебя могут убить, если ты этого не сделаешь, — запальчиво возразила Ариана.

Блэзу постепенно становилось ясно, и это понимание усиливало его смущение, что реакция окружающих его людей на предстоящий завтра поединок основана не только на прагматичной оценке риска и выгоды. Они волнуются за него. Графиня, Бертран и Валери, Рюдель, разумеется, а теперь стало совершенно очевидно — даже Блэзу, который никогда не умел воспринимать такие вещи, — что Арианой двигает не только абстрактный интерес к правилам поединка.

Они встретили ее мужа, когда вошли в дом, затем герцог Тьерри вежливо покинул их, извинившись, когда Бертран дал ясно понять, что они пришли к его супруге в ее официальном качестве.

Теперь Блэз чувствовал странное беспокойство, встречая лучистый взгляд Арианы, и вспоминал с неожиданной ясностью в то яркое осеннее утро летнюю ночь, которую они провели вместе, ее слова и поведение, как и сам акт любви. Ему пришло в голову, что, если бы они были наедине, она говорила бы по-другому. Кстати, и он тоже. Этой женщине он доверяет, внезапно осознал Блэз и на мгновение удивился.