Исповедь королевы - Виктория Холт

Не сомневаюсь, что со своей стороны он был искренен, когда, положив руку на сердце, сказал, что в будущем величайшим желанием его жизни будет служить мне и что отныне я могу считать его своим защитником.

Я сказала ему, что он дал мне новые надежды. Он отвечал, что я вполне могу надеяться на лучшее и что скоро все унижения, которые я перенесла, останутся позади.

В этом человеке была такая мощь, что я не могла не поверить ему.

Я покинула его, чувствуя, что наша беседа имела заметный успех. Аксель был в восторге, и Мерси тоже. Я чувствовала, что единственное, что мы должны были теперь делать, — это ждать, когда Мирабо начнет действовать.

Я ликовала, когда узнала, что он написал графу Деламарку, который был одним из посредников в этом деле, следующее: «Ничто не остановит меня. Я скорее умру, чем не выполню своих обещаний».

Наступила осень, и нам пришлось оставить Сен-Клу и вернуться в Тюильри. С великой грустью мы возвращались в свой сырой, темный дом.

Тетушки были несчастны. Они лишь смутно понимали, что произошло. Они ненавидели эти толпы людей, которые всегда поджидали нас и обращались с нами без всякого уважения. Они ненавидели охранников, которые так нагло шпионили за нами.

Они были постоянно в слезах, и их здоровье ухудшалось. Они еще больше, чем раньше, завидовали бедной Софи. Аделаида заявила, что нужно завидовать всем, кто умер до того, как произошли эти ужасные события.

Мирабо поддерживал связь с нами, и король принимал его. Я заметила, что если мы разработаем какой-нибудь план, включающий наш отъезд из Парижа, то при этом нужно будет приложить все усилия, чтобы обеспечить безопасность тетушек. Луи согласился с нами, но, по своему обыкновению, ничего не сделал для этого. Поэтому я стала советоваться по этому вопросу с Акселем. Он сказал, что мы должны устроить так, чтобы им удалось ускользнуть. Они должны пересечь границу, после чего, возможно, направиться в Неаполь, где их, вне всякого сомнения, примет моя сестра.

Я никогда не забуду тот день, когда они уехали. Они выглядели несчастными, как два потерявшихся ребенка. Они обняли меня с любовью, и Аделаида воскликнула, что ей хотелось бы, чтобы я тоже уехала вместе с ними — я, их дорогой Луи и наши милые дети. Я сказала, что мы не можем уехать. Тогда она молча посмотрела на меня. Я поняла, что она просила у меня прощения за всю ту злобу, которую она питала ко мне в прошлом. Я хотела, чтобы она поняла, что я не злюсь на нее. В прошлом я была слишком беззаботна, чтобы злиться. Теперь же я осознала, что в мире и без того слишком много ненависти, и у меня не было никакого желания добавлять ее.

Я поцеловала их и сказала, что скоро, возможно, мы снова будем все вместе, хотя сама ни минуты не верила в это. Они вышли во внутренний двор, где их ждали экипажи. Я была испугана, когда увидела, что возле дворца собралась толпа, которая прилагала определенные усилия, чтобы не дать им уехать.

Я услышала, как чей-то голос крикнул:

— Ну что, позволим им уехать?

Я слушала, и мое сердце неистово билось в ожидании ответа.

Некоторое время продолжалась пауза. Но, когда во время этой паузы кучер хлестнул лошадей и экипаж тронулся, никто не пытался преследовать их. Ведь это были всего лишь мадам — сумасшедшие старые дамы.

Я стояла у окна и глядела на улицу, но ничего не видела.

И вот они уехали… Закончился еще один этап.

Прошло много времени, прежде чем до меня дошли известия о них. По дороге их экипаж остановили. В них пристально всматривались чьи-то страшные лица. Поскольку ни одна из них не могла быть переодетой королевой, им позволили проехать. Наконец они достигли Неаполя, где их радушно приняла моя сестра Каролина.

Я узнала, что они говорили обо мне с чувством, близким к благоговению. Должно быть, они по-настоящему жалели меня.

Герцог Орлеанский возвратился в Париж. Почему он должен оставаться за границей? Потому что король отправил его в ссылку? Но какая власть была тогда у короля? Парижане приветствовали его возвращение. Вместе с ним приехала и Жанна де ла Мотт. Зачем было ей оставаться там? Теперь она могла уже не опасаться того, что ее заставят понести наказание за участие в мошенничестве с бриллиантовым ожерельем. Все считали, что она была всего лишь козлом отпущения и что в действительности ожерелье было у меня.

Она обосновалась на Вандомской площади и занималась тем, что писала сочинения, в которых я всегда была центральным персонажем. Она изложила свою самую последнюю версию скандала с бриллиантовым ожерельем. Ее работы принимали с восторгом, потому что их цель состояла в том, чтобы очернить меня.

Тем временем Мирабо отдавал всю свою энергию решению задачи восстановления монархии. Теперь я думаю, что он мог бы решить ее успешно. Он работал одновременно и с Национальной Ассамблеей, и с королем, и теперь мы были ближе к примирению, чем когда-либо на протяжении долгого времени. Мирабо мог спасти нас. Теперь я понимаю это.

Однако он был не совсем альтруистом. Он хотел власти для себя лично. Он также желал богатства. У него были огромные долги. Король должен был подготовить миллион ливров. Эти деньги должны были перейти во владение Мирабо, когда он положит конец революции и король снова прочно утвердится на троне. Тогда его, Мирабо, долги, естественно, будут погашены, и он приобретет вечную благодарность короля.

С его прекрасным голосом и мастерским владением словом он мог без особого труда управлять Ассамблеей. Марат, Робеспьер и Дантон были настороже, и герцог Орлеанский — тоже. Должно быть, они опасались, что Мирабо разрушит все то, за что они агитировали.

Он с горячностью говорил королю:

— На нас идут четыре врага: налогообложение, банкротство, армия и зима. Но мы можем подготовиться к встрече с ними и руководить ими. Нельзя сказать, что гражданская война будет наверняка, но она, возможно, была бы целесообразна.

Луи был в ужасе.

— Гражданская война? Я никогда не соглашусь на это!

— Закон и порядок будут просто оружием, чтобы бороться с толпой. И ваше величество сомневается, кто одержит победу?

Король посмотрел на меня.

— Король никогда не согласится на гражданскую войну! — сказала я.

Мирабо почувствовал раздражение.

— О, прекрасный, но слабый король! — гремел он. — О, несчастнейшая из королев! Ваши колебания ввергли вас в ужасную пропасть. Если вы отвергнете мои советы либо если я потерплю неудачу, погребальный покров окутает это королевство. Но, если мне удастся избежать всеобщего крушения, я смогу сказать самому себе с гордостью: «Я подвергал себя опасности в надежде спасти их, но они не желали, чтобы их спасли».

С этими словами он покинул нас. Как он был прав! Как мы были глупы!

Но король только повторял:

— Я никогда не соглашусь на гражданскую войну!

Я тоже боялась ее — слишком сильно боялась, чтобы попытаться переубедить его, что, без всякого сомнения, мне следовало бы сделать.

Мирабо был не из тех людей, которые сдаются, потому что им пришлось отвергнуть свой первоначальный план. Он знал о том, как предан мне Аксель. Они говорили между собой о необходимости вывезти нас из Парижа. Мирабо считал, что это — хорошая идея. Он предложил, чтобы Аксель немедленно направился в Метц. Он находился недалеко от границы, и там вместе с лояльно настроенными войсками размещался маркиз де Буйе. Аксель должен был найти их расположение, объяснить Буйе наш план, а затем вернуться в Париж со всей возможной быстротой, чтобы можно было начать подготовку к побегу.

Аксель пришел попрощаться со мной. Я была испугана.

— Знаешь ли ты, что этот сброд сделает с тобой, если узнает, что ты работаешь на нас? — спросила я его.

Он ответил, что знает. Но они не узнают этого. Наш план будет доведен до конца. Он перевезет меня в безопасное место.

— Их не будет волновать, что ты иностранец! Ох, Аксель, уезжай из Франции! Оставайся там… пока все это не кончится! — кричала я.

Но он лишь улыбнулся и обнял меня. Он сказал, что скоро вернется из Метца и тогда уже будет действовать без промедления. Он покинет Париж, и я уеду вместе с ним.

Итак, он уехал в Метц. Я старалась приспособиться к повседневному течению нашей новой жизни — такой монотонной, но в то же время подобной тлеющему огню, который мог в любой момент вспыхнуть и разгореться в неистовый пожар.

Как было чудесно видеть Акселя, вернувшегося назад невредимым! Но новости, которые он принес, были неутешительные. Буйе все больше и больше беспокоился, потому что в его войсках наблюдалось брожение. До них доходили известия о том, что происходило в Париже, причем сильно преувеличенные. Он уже не был так уверен в их лояльности, как прежде. Буйе считал, что причина этого была в бездействии. Если необходимо предпринять решительные действия, то это нужно сделать безотлагательно.