Курская битва. Огненная дуга - Александр Михайлович Золототрубов

Переговорите с генералом Федоренко, как он, возьмёт его к себе? Потом мне скажете.

— Слушаюсь, товарищ Сталин.

(П. А. Ротмистров в августе 1944 года был назначен заместителем командующего бронетанковыми и механизированными войсками Красной армии, а в 1962 году стал Главным маршалом бронетанковых войск; в 1965 году Ротмистров — Герой Советского Союза. — А. 3.).

К хутору «Степные зори», где находился штаб фронта, «Виллис» подъехал в полдень. С утра прошёл мелкий дождь, и земля была влажной. Солнце хотя и светило, но уже не пекло так, как было в июле. Воздух был свеж, дышалось легко и свободно. Ехали с полчаса, потом свернули на просёлочную дорогу, которая петляла среди бурьяна. Но вот «Виллис» выехал на простор, и Павел ещё издали увидел неподалёку у ворот часовых.

«Ты хотел попасть на фронт, считай, что ты уже на фронте», — сказал себе Павел, и ему стало грустно от этой мысли, а почему, он и сам не знал. Вдали на пригорке белели крестьянские избы, чудом уцелевшие после тяжёлых боёв. Видимо, немцы драпали так, что не смогли взорвать или сжечь эти избы. Вдали густо колосилась пшеница, колоски слегка раскачивал ветер.

«Когда же будут косить её на зерно? — невольно подумал Павел, созерцая всё окрест пытливым взором. — Да и будут ли, что-то людей не видно». Словно угадав его мысли, водитель подал голос:

— Вот он где лежит, наш хлеб. Наверно, некому его убирать, поэтому на паёк нам дают мало хлеба, а большей частью сухари.

Где-то далеко за лесом слышались орудийные залпы, земля вздрагивала от глухих взрывов. Должно быть, вражеские самолёты бомбили нашу оборону.

— Кого ты возишь? — спросил Павел водителя.

Он уже знал о том, что водитель родом из Челябинска, призван в армию недавно. Он признался, что очень скучает по дому, и мать по нему скучает. Служит он два месяца, а получил до двух десятков писем, и все от матери. И почти в каждом она предупреждает его, чтобы берёг себя, потому как на войне каждый шаг таит в себе опасность. «Помни, что твой отец в сорок первом был убит осколком мины», — написала она ему. Когда он сказал об этом Павлу, тот усмехнулся:

— Не таи на мать зла, она ведь желает тебе добра. — После паузы добавил: — А вот я свою маму недавно похоронил. И жить без неё мне тяжко.

— А мне тяжко без бати... — шумно вздохнул водитель.

— Где он погиб? — спросил Павел.

— В сорок первом под Ельней.

— Да, там были тяжёлые бои. И сидели под Ельней немцы, как у себя дома в Германии, но генерал армии Жуков шуранул их так, что они не знали куда бежать со страху. — Передохнув, Павел вновь спросил: — Так кого ты возишь?

— Главного связиста армии. Убыл в командировку в Сталинград, возил его на железнодорожную станцию. Через неделю буду его встречать. А на гражданке я возил городского военкома.

— Значит, у тебя есть шофёрский опыт, — улыбнулся Павел.

— С этим делом у меня проблем нет, баранка в руках как частица меня самого.

Проехали мимо огромной воронки, и машина остановилась. Водитель, а следом и Павел вылез из кабины.

— Здесь месяц тому назад взорвалась огромная бомба, немцы целились в штабную машину, но промахнулись. — Водитель кивнул в сторону ворот, где несли службу часовые. — Тебе туда, лейтенант, а мне повернуть вправо и ехать ещё пять-семь километров. Там дислоцируется штаб армии.

— Спасибо, что подвёз, не то бы я ещё сидел на этой станции, — сказал Павел. — Разрушена-то как, а?

— «Юнкерсы» бомбили, хорошо, хоть поезда пошли, а то все пути были вздыблены бомбами. — Он протянул Павлу руку. — Ну, ни пуха тебе ни пера!..

— А ты побереги себя, иначе маму свою обидишь! — улыбнулся Павел.

Одёрнув гимнастёрку и поправив кобуру с пистолетом, он твёрдым шагом подошёл к воротам.

— Вам куда? — спросил его часовой, белокурый молодой боец с бородавкой под правым глазом.

— В штаб!

— Ваши документы!

Лейтенант показал ему удостоверение личности и командировочное предписание за подписью начальника артиллерийской академии.

— Издалека вы прибыли к нам, товарищ лейтенант!

— Так надо, дружище!

Павел шагнул во двор штаба. Тут его увидел капитан — невысокого роста, худощавый и слегка курносый, аккуратно подстриженный, словно только что вышел из парикмахерской. Он жадно курил самокрутку.

— Вы к кому, товарищ лейтенант? — спросил он, подходя.

— Мне к начальнику штаба генералу Иванову.

— Придётся подождать, сейчас он у командующего фронтом генерала армии Ватутина, — пояснил капитан. — Я его адъютант и, как только генерал освободится, доложу ему о вас. Издалека приехали?

— Из Самарканда. Ещё недавно был курсантом Артиллерийской академии имени Дзержинского, а сегодня уже на фронте!

— Генерал Иванов ваш родственник? — спросил капитан. — Почему идёте к нему?

— Я направлен в распоряжение штаба Воронежского фронта.

Дверь штаба командующего фронтом открылась, и из неё вышел генерал Иванов. Он попросил адъютанта принести ему чаю и пару бутербродов с ветчиной, потом, не глядя на Павла, шагнул к двери. Павел стоял в нерешительности, не зная, как ему поступить. «Адъютант принесёт ему чай и доложит обо мне», — решил он. Но генерал подошёл к нему.

— Вы кто такой, лейтенант? — спросил он, глядя Павлу в лицо.

Павел вытянулся перед ним в струнку и назвал себя:

— Лейтенант Шпак Павел Васильевич! — И, передохнув, продолжил: — После окончания ускоренных курсов в артиллерийской академии направлен на Воронежский фронт для прохождения дальнейшей службы!

— Шпак? — переспросил генерал. — Я где-то уже слышал эту фамилию, — задумчиво произнёс он, потирая подбородок. — Ах да, вспомнил! Я просил начальника академии после окончания учёбы направить вас на Воронежский фронт. Это были вы?

Шпак почему-то вмиг залился краской.

— Я, товарищ генерал. — И Павел вручил ему своё предписание.

Начальник штаба фронта прочёл написанное, потом вскинул глаза на лейтенанта.

— А почему прибыли на трое суток позже, чем указано в предписании? — спросил он.

Павел объяснил, что он заодно перевозил свою семью в город Саратов, в