Царствование императора Николая II - Сергей Сергеевич Ольденбург

министров из «общества» и опубликование их программы от имени всего кабинета); Ф. Д. Самарин, более правый, заявил о своем несогласии с общим курсом. «Говорил с каждым по часу. Не годятся в министры сейчас. Не люди дела», – сообщил государь в записке Столыпину после бесед с Гучковым, Львовым и Самариным; своей матери он писал: «У них собственное мнение выше патриотизма, вместе с ненужной скромностью и боязнью скомпрометироваться».

Первые дни после роспуска Думы прошли спокойно, но в ночь на 17 июля вспыхнуло восстание в островной крепости Свеаборг под Гельсингфорсом: взбунтовался артиллерийский полк. Между фортами и берегом началась орудийная перестрелка. Финские революционные круги в лице «красной гвардии» попробовали оказать содействие восставшим, но встретили сопротивление со стороны тут же возникшей финской «белой гвардии». Восставшие держались три дня, но после взрыва порохового погреба, после появления флота, который начал обстреливать форты, пали духом и 20 июля сдались. Число жертв оказалось крайне незначительным[122].

Более коротким, но и более кровавым был бунт в Кронштадте 19 июля, начавшийся со зверского убийства двух офицеров и их семей (среди убитых была 90-летняя старуха г-жа Врочинская). Восстание было подавлено в тот же день Енисейским пехотным полком: «двинулись к арсеналу, – описывал участник восстания, – впереди енисейцы, сбоку пулеметы, с тылу тоже енисейцы… и мы бежали».

19 июля взбунтовалась также команда крейсера «Память Азова»; офицеры спаслись на берег под обстрелом; но среди восставших тут же произошел раскол, и, как на «Георгии Победоносце» в июне 1905 г., верная долгу часть команды одержала верх и привела крейсер в Ревельский порт «с повинной».

Этой короткой вспышкой закончились военные бунты; попытка всеобщей забастовки в Москве (24–28 июля) оказалась «совсем жалкой» (по признанию «Русского Богатства»). Только революционная партизанская война, выражавшаяся в убийствах и «экспроприациях» (грабежах с политической целью), достигла в первый месяц после роспуска Думы своего максимального развития.

Грабежи входили также в революционный план: деньги, награбленные в кассах банков, в почтовых конторах и т. д., должны были идти на нужды революционного движения, на покупку оружия, на пропаганду, на содержание «штабов» и т. д. Такие способы пополнения кассы должны были заменить иссякавшие иностранные источники. Участием в одном из таких крупных грабежей создал себе революционное имя Джугашвили-Сталин; а при их использовании испытал крупные неприятности за границей Литвинов (Финкельштейн). Но убийства, конечно, стояли на первом плане.

Был и один случай убийства справа: 17 июля в Териоках был застрелен б. член Думы М. Я. Герценштейн, очевидно за еврейское происхождение, так как его деятельность в Думе (если не считать неудачной фразы об «иллюминациях») не могла вызвать какой-либо вражды лично к нему. Правая печать в данном случае высказала резкое осуждение убийству, хотя и было ясно, что убийца из правой среды. «Голос Правды», «Русское Знамя» писали, что убийца, кто бы он ни был, заслуживает смертной казни.

Но убийство справа было редким исключением на фоне революционного террора.

День 2 августа 1906 г. прозвали в Польше «кровавым воскресеньем»: на улицах Варшавы было убито 28 полицейских и солдат, ранено 18; в Лодзи – убито 6 и ранено 18; в Плоцке – убито 5 и ранено 3, и т. д. Убийцы почти во всех случаях скрылись; в Варшаве солдаты несколько раз стреляли в толпу, с которой смешивались террористы: было убито 16, ранено 150, в том числе – всего один из заведомо стрелявших…

12 августа было совершено покушение на председателя Совета министров: на его дачу на Аптекарском острове явилось двое неизвестных в жандармской форме, бросивших бомбы огромной силы. 27 человек, находившихся в приемной, было убито на месте (в том числе и сами террористы); 32 было ранено (6 умерло от ран на следующий день). Обрушилась стена дома с балконом, на котором находилась 14-летняя дочь Столыпина и его трехлетний сын с няней; они были тяжело ранены обломками камней. Сам Столыпин остался невредим.

Это покушение неожиданно для революционеров необычайно возвысило председателя Совета министров. Волна сочувствия к его горю и невольного уважения к его мужеству охватила равнодушные до тех пор круги. «Кто не боится смерти на своем посту, – писал А. С. Суворин, – тот и убитый, в открытом ли бою или подлой изменой, оставляет после себя пример для подражания живым. Да здравствует мужественная жизнь, господа, и да посрамятся трусы!»

«Такими средствами свобода не достигается, – писали «Русские Ведомости», орган московских к.-д. – Они смущают людей, поселяют в обществе настроение, которое на руку не друзьям свободы, а реакции».

13 августа революция отомстила одному из своих победителей: пятью выстрелами из револьвера на вокзале Новый Петергоф был убит генерал Г. А. Мин, который в октябре 1905 г. предотвратил кровопролитие в Петербурге, а в декабре нанес последний удар московскому восстанию. На государя эта смерть произвела очень тяжелое впечатление. Он сам приехал навестить семью покойного и на другой день присутствовал при выносе его тела[123].

П. А. Столыпин по предложению государя переехал с семьею в Зимний дворец. Оттуда он с новой энергией принялся за проведение своей программы: революции – беспощадный отпор; стране – реформы.

25 августа в газетах появились одновременно два знаменательных документа: обширная программа намеченных правительством законодательных мер и закон о военно-полевых судах.

«Революция борется не из-за реформ, проведение которых почитает своей обязанностью и правительство, а из-за разрушения самой государственности, крушения монархии и введения социалистического строя», – говорилось в правительственном сообщении. Эти слова, бесспорно, соответствовали истине.

В перечень намеченных реформ входили: свобода вероисповеданий; неприкосновенность личности и гражданское равноправие; улучшение крестьянского землевладения; улучшение быта рабочих (государственное страхование); реформа местного самоуправления (мелкая земская единица); введение земства в Прибалтийском и в Западном крае; земское и городское самоуправление в царстве Польском; реформа местного суда; реформа средней и высшей школы; введение подоходного налога; объединение полиции и жандармерии и издание нового закона об исключительном положении. Упоминалось также об ускорении подготовки Церковного собора и о том, что будет рассмотрен вопрос, какие ограничения для евреев «как вселяющие лишь раздражение и явно отжившие» могут быть немедленно отменены.

Закон о военно-полевых судах – которому предшествовал длинный перечень террористических актов последнего времени – вводил в качестве временной меры особые суды из офицеров, ведшие только дела, где преступление было очевидным. Предание суду происходило в пределах суток после акта убийства или вооруженного грабежа; разбор дела мог длиться не более двух суток; приговор приводился в исполнение в 24 часа; между преступлением и карой проходило, таким образом, не более 3–4 дней. Это была суровая мера, но едва ли по существу она может считаться более жестокой, чем западно-европейские или американские суды, где преступник ждет казни долгие месяцы, если не годы.

Слева главное внимание обратили на военно-полевые