Рыцарь золотого веера - Алан Савадж

для Токугавы. В сущности, они настолько обозлили жителей Киото, что случился мятеж, и было разрушено множество зданий.

— Какие слова?

— Я плохо знаю язык, Уилл. Но там что-то говорилось о солнце, которое встало на востоке, но теперь теряет свою силу из-за того, что вынуждено делить небо на западе с ярким лунным светом. Это расценили как закат власти Токугавы.

— О боже, — вздохнул Уилл. — Но почему текст речи не был представлен принцу заранее?

— Тут-то и заключается вся загадка, Уилл. Говорят, что Иеясу хорошо знал, что там будет сказано. И всё же позволил оскорбить себя. Последовали переговоры, даже извинения со стороны Тоётоми. Но принц объявил, что это заговор против него, и потребовал заложников.

— Но это обычное дело.

— Да, обычное. Но не для заложника такого ранга.

— Он потребовал принцессу Ёдогими?

— Так говорят.

— Боже милостивый, — произнёс Уилл. — Он намекал мне, что нашёл способ заставить Тоётоми начать войну. Принцесса отказалась?

— С негодованием. И распустила слух, будто это уловка, чтобы заманить её в постель Иеясу. Поэтому принц созвал свои войска на войну, — ответил Кокс.

— Не сомневаюсь, что это лишь малая часть того, что там произошло, — сказал Мельхиор.

— Конечно. — Но он удивился — ведь судьбы стольких людей зависели от этой личной вражды, от этих личных страстей. — Когда это случилось?

— Ссора произошла прошлым летом. Но армии вышли на битву только к сезону Больших Снегов.

Это значит, перед самым Рождеством. Какое абсурдное время для начала войны. Потому что он должен был вернуться к ноябрю, но его задержала поломка корабля. Несмотря ни на что, несмотря даже на своё разрешение Уиллу уехать, Иеясу ждал — ждал возвращения своего талисмана, своего Главного Штурмана. Но когда он не вернулся, когда принц, наверное, решил, что больше никогда не увидит его, — Иеясу начал борьбу.

Уилл вздохнул.

— Ну, значит, тебе оказана привилегия наблюдать конец эпохи. Ведь как долго кланы Тоётоми и Токугава противостояли друг другу — по крайней мере, силой духа. Осаку сожгли?

А вместе с городом — Пинто Магдалину и Исиду Норихазу? И саму Ёдогими? Стал ли легче груз, пригибавший книзу его плечи? Или ему придётся теперь нести этот крест до самой смерти? Ведь он не выполнил своего долга. Теперь уж наверняка не осталось ничего, что удерживало бы его в Японии.

— Осаку? — удивился Кокс. — Японцы утверждают, что Осакский замок неприступен.

Уилл, уж повернувшийся, чтобы проводить их в каюту, замер на месте и оглянулся:

— Что вы имеете в виду? Иеясу пошёл на Осаку, но город цел… Что вы хотите сказать?

— Только то, Уилл, — произнёс Мельхиор, — что Токугава потерпел поражение. Известие об этом пришло только вчера.

Они сидели в каюте, потягивая сакэ, и Мельхиор рассказывал. Как буднично всё это происходит — сидишь в привычной обстановке, попиваешь привычный напиток, а вокруг тебя рушится мир.

— Говорят, там было сто восемьдесят тысяч человек, Уилл, — говорил Мельхиор. — Под стягом с золотым веером. И около восьмидесяти тысяч за городскими стенами. Город окружён. Братья Икеда захватили остров Накадзима — тот самый, где стоял на якоре старый добрый «Лифде», когда впервые пришёл в Осаку. А южный даймио занимал северный берег реки. Сам Токугава со своими родичами стоял лагерем на равнине к востоку от города. Принц, конечно, полагал, что вид такой огромной армии вселит страх в сердца Тоётоми. И знаешь, что предприняли защитники города? Они вышли за ворота и разбили Токугаву в ожесточённой схватке.

— Они обратили в бегство Иеясу? — ужаснулся Уилл.

— Нет, конечно. Этого они сделать не смогли. И всё же они разбили Токугаву, Уилл. Говорят, там полегло огромное количество солдат. Но крепость сильна, как и прежде.

— Кто это сделал?

— Генерал по имени Сенада. При поддержке братьев Оно и Исиды Норихазы.

Уилл кивнул.

— А кто командовал нашими орудиями?

— Этого я не знаю. Некоторые говорят, что сам принц. Но это была неожиданная вылазка гарнизона, поэтому не оставалось времени организовать все как следует.

Уилл встал, пригнув голову, чтобы не задеть потолочные балки каюты, облокотился о носовой иллюминатор и устремил взгляд на сверкающие солнечными бликами воды залива. Поражение, но что оно означало? Иеясу хвастался, что не проиграл ни одной из своих восьмидесяти восьми битв. Было ли это концом того, что тщательно планировалось столько лет, столько времени подбирался нужный момент, нужные обстоятельства… Токугава, сёгунат, царствование, на которое поставил свою карьеру Иеясу, преемственность — всему этому конец при первой неудаче. Потому что Тоётоми в это время действовали решительнее, опередив Иеясу с его политикой подкупа и предательства. Теперь подкуп и предательство вполне могут послужить противной стороне.

Или потому, что Тоётоми были всё-таки более сильной стороной? Может быть, стороной, избранной богами, чтобы править Японией. Асаи Ёдогими. Как странно, что эта женщина, которую он видел всего два раза, оказывает такое влияние на события. Но она довлела над всей Японией, не покидая твердыни своего замка. А кроме того, что это значит — увидеть? Разве не может человек увидеть за несколько минут больше, чем за всю остальную жизнь, если он знает, куда смотреть?

Или поражение пришло потому, что Иеясу был вынужден начать осаду без своего штурмана? Но это лишь тщеславие.

Он обернулся.

— Ричард, — попросил он, — найди мне коня, пожалуйста.

— Но корабль…

— Мельхиор отведёт корабль в Миуру. Ты ведь не раз плавал в этих водах, старина?

— Да, Уилл, не раз, — согласился Мельхиор. — Но тебя ведь не было почти год. Тебя даже мысленно похоронили уже. Я навещал Сикибу несколько недель назад — она очень расстроена твоим долгим отсутствием.

— Значит, скажи ей, что я жив и здоров и сгораю от нетерпения вновь заключить её в свои объятия.

— Но твой долг призывает тебя к Осаке.

— Больше чем долг, Мельхиор. Это было бы слишком простым объяснением.

Тогда каково же объяснение? Норихаза и кровь Кейко? Магдалина и любовь, которую она ему дала? Ёдогими во всём блеске своего величайшего триумфа? Или Иеясу, впервые побеждённый? Он не мог точно сказать. Он знал только, что для него в не меньшей степени, чем для любого из Токугава или любого из Тоётоми, жизнь была невозможна, пока не решится вопрос с Осакой.

Он ехал дорогой, тянущейся вдоль побережья, на север от Хиросимы, всё время оставляя покрытые снегом горы по левую сторону. На уровне моря воздух был сырой и холодный, но всё же ещё не подмораживало. Он ехал один, пользуясь своей властью адмирала принца для смены лошадей на каждой почтовой станции, целыми днями не покидая седла и останавливаясь