Владигор. Римская дорога - Николай Князев

Что же делать? Спешить на помощь Гордиану, повинуясь предчувствию, или еще раз попытаться догнать Зевулуса? Прежде ему удавалось побороть мага. Почему же сейчас он должен отступать? Из-за одной, ничего не значащей неудачи?.. Еще несколько дней, и с Зевулусом будет покончено… Всего несколько дней, и он вернется. Все равно беда уже случилась.

Филимон не пошел ни с Гордианом, ни с Владигором. Он оставил себе роль наблюдателя, решив, что для этой цели лучше всего подходит Антиохия с ее многочисленными банями, роскошными дворцами и красивыми женщинами, которые никогда не говорят молодым мужчинам «нет». Война была где-то далеко. Зевулус еще дальше, а в кошельке Филимона приятно позвякивали золотые монеты. Восхитительное удовольствие, которое умеют доставлять эти кружки золота, когда их выпускаешь из рук, Филимон переживал каждый раз с яркостью первого впечатления.

Днем Филимон отправлялся в термы, где после жаркой парилки и купания в прохладном бассейне отдавал себя в руки умелых банщиков, которые умащивали его тело маслами, растирали кожу и разминали каждую косточку. В эти минуты Филимон обычно предавался приятным мечтам о том, как бы могло выглядеть Синегорье… если бы…

— Доминус Филимон… — услышал он знакомый вкрадчивый голос. — Хорошо, что я тебя нашел…

Повернув голову, Филимон узрел круглый, как шар, живот, поросший густыми черными волосами. Подняв глаза, разглядел курчавую, всю в колечках, бороду и, наконец, круглое красное лицо Теофана из Селевкии. Купец сидел на соседнем ложе и, склонившись, заглядывал в лицо Филимону.

— Теофан, друг мой. Как я рад…

— Я тоже… но… — Теофан смущенно покосился на смуглокожих молчаливых рабов. — Мне бы хотелось поговорить с тобой наедине… у меня или у тебя… Это дела сугубо семейные…

— Да?.. — удивленно протянул Филимон и чуть было не добавил, что семьей он вроде как еще не успел обзавестись ни в Синегорье, ни в Риме. Хотел было прикинуться дурачком, который не в состоянии понять более чем прозрачного намека, но потом передумал.

— О да, да, Теофан, семейные дела прежде всего, — закивал он с преувеличенной серьезностью. — Я знаю, какое значение ты придаешь семейным делам. Бегу за одеждой.

«Чтоб тебя волки съели, — думал он про себя. — Этот плут непременно придумает какое-нибудь дело, чрезвычайно важное только потому, что сулит пополнение его кошелька».

Едва они вышли из терм, как Теофан не утерпел и тут же в саду, окружающем бани, заговорил тревожным шепотом:

— Дело очень важное. Три месяца назад я получил приказ от Мизифея подвести хлеб в Нисибис… В Селевкии я погрузил его на повозки, нанял охрану и привел караван в Антиохию. И тут приходит новый приказ — вести хлеб в Эдессу. Но Эдесса-то совсем в другом месте. Войска туда и не собираются направляться… Уж тут и глупцу ясно — дело сомнительное…

— В самом деле странно, — кивнул Филимон. — Десять дней назад пришло известие, что Нисибис взят штурмом. Но может быть, Гордиан решил идти в Эдессу?

— Возвращаться назад? Нет, тогда я должен был бы вести хлеб в Карры или в Резайну. Но никак не в Эдессу. И вот возникает маленький, но очень важный вопрос. Сколько мне заплатят за хлеб в Эдессе? Я спешно послал гонца к Мизифею…

— Ну и что?

— Дело в том, что посланец не вернулся. Зато вновь приехал какой-то человек и твердил об Эдессе, но ни слова не сказал о деньгах. И у него не было с собой письма от Мизифия, что само по себе удивительно.

— А я-то тут при чем?..

— Теперь гонцом моим будешь ты.

— С какой стати?

— Филимон, я прекрасно знаю, что ты можешь в любой момент обратиться птицей и благополучно слетать в Нисибис к Мизифею. А я тебе щедро заплачу за этот небольшой перелет. Я ведь знаю, что такому молодому, красивому мужчине трудно воздержаться от щедрых трат, проживая в пышном и великолепном городе Антиохии.

— Слетать в Нисибис… — пробормотал Филимон. — Так ведь это сколько миль, а?

— Около двухсот пятидесяти. Далековато, конечно… но я не могу ждать, пока гонец верхом поедет туда и вернется обратно. Только ты можешь мне помочь. У меня такое чувство, что тут что-то… гм-м… не в порядке…

— Какое мне дело до твоего хлебного порядка?

— Видишь ли, друг мой… непорядок в хлебе — это непорядок и в армии… Голодная армия не любит воевать. Надеюсь, всемогущие боги не допустят подобного поражения…

Противное предчувствие кольнуло Филимона под ребра…

— Да уж слетаю я, так и быть, Теофан. Но это будет тебе дорого стоить. — И он хлопнул купца по плечу с такой силой, что тот охнул.

Стоящий на страже перед палаткой императора преторианец услышал шум крыльев — какая-то огромная ночная птица мелькнула перед лицом гвардейца и исчезла.

«Дурное знамение, — подумал гвардеец. — Слишком много дурных знамений за последнее время… и слишком много дурных событий…»

Гордиан сидел, склонившись над картой, и глядел на начертанную черной краской линию, обозначавшую продвижение римских войск. Линия была прочерчена Мизифеем шесть дней назад, и за прошедшее с тех пор время войска не сдвинулись с обозначенного места ни на шаг… Когда Мизифей проводил линию, рука его тряслась, и черта вышла неровная, рваная… Гордиан пребывал в полном замешательстве, он не знал, куда вести войско, какие вообще предпринимать действия. Мизифей говорил, что нужно укреплять пограничные крепости, усиливать гарнизоны, снабдить их продовольствием и оружием и, дойдя до Церцезиума, лежащего в месте слияния двух рек — Хабора и Евфрата — на границе с Персией, заключить на выгодных условиях мир и вернуться назад, в Рим. Филипп Араб, глядя в упор своими желтыми кошачьими глазами, твердил, что надо не мешкая переправиться через Ерфрат на персидскую сторону и двигаться дальше, чтобы захватить столицу царя Шапура Кнесифонт. Если Гордиан не сделает этого, сенат не удостоит его триумфа. Не будет белых лошадей, влекущих колесницу и пленных, которых в оковах поведут вслед за колесницей, не будет радостных криков и… Но разве он, Гордиан, оправился сюда, в Персию, за триумфом? Разве ради этого он открывал храм двуликого Януса? Солдаты будут недовольны, если он не пойдет дальше, твердит Филипп и уговаривает поторопиться. Но солдаты уже недовольны. После штурма Нисибиса — персы сопротивлялись лишь один день — Гордиана начали преследовать неудачи. Внутри крепости хлебные запасы оказались слишком малы, а новые караваны с продовольствием не прибывали. Мизифей обещал, что хлеб из Антиохии должен вот-вот прибыть, и нечего ждать его в Нисибисе, понапрасну тратя время. Оставив в крепости сильный гарнизон и специальный отряд для сопровождения каравана с хлебом, армия двинулась к Церцезиуму. В прежние, более суровые времена солдаты таскали на себе мешки с провиантом, нынешние вояки привыкли шагать налегке. Следом за ними тащился обоз. В этот раз у них был с собой лишь пятидневный запас пищи. При самом скором движении — лишь на половину пути. Но марш-броска не получилось, шесть дней назад римское войско остановилось.