Анжелика в Квебеке - Анн Голон

Это письмо королю ушло в ноябре, и просто не было возможности вернуть его и исправить до таяния льдов и возвращения кораблей. Возможно, Людовик XIV вскоре узнает, что интуиция его не обманула, через Дегре, который, вероятно, получил ее письмо, отправленное также из Тадуссака с «Мирабеллой». Написав ему, она хотела дать в руки полицейскому оружие, которое он использует наилучшим образом.

Она хорошо представляла себе его в Версале, почтительно склонившегося и докладывающего безразличным голосом:

«Государь, дело сделано. Мы напали на след мадам дю Плесси-Бельер. Она в Канаде».

Чтобы оправдаться перед собой в том, что она хранила молчание, которое в один прекрасный день окажется причиной неприятностей для преданного друга, Анжелика очень мило улыбнулась де Барданю. Улыбка Анжелики, даже безразличная, обладала даром радовать тех, кому она предназначалась. Когда же она стремилась вложить в улыбку нечто, то собеседнику было трудно не испытывать чувство эйфории, которое могло продолжаться несколько часов, а то и весь день и более, и могло сопровождаться самыми безумными снами.

Бардане был беззащитен перед этим даром. Ничто не казалось ему более чудесным, более опьяняющим, чем это женское лицо, его гармоническая и трогательная красота, возникавшее перед ним как сон, окруженное светлым нимбом от масляных ламп лицо, еле видимое через туманную дымку в этой чересчур натопленной комнате.

В этой гостинице, расположенной на берегу реки, ледяное молчание реки Святого Лаврентия было еще более ощутимо, чем в Верхнем городе.

В нескольких шагах снаружи низкий берег, закованный во льды, сливался со снежной равниной, тонущей в темноте. Это давящее молчание и свирепое воздействие холода, сковавшее воды, землю и скалу, создавало впечатление более сильного одиночества, чем в любом другом месте в мире.

При мысли, что здесь перед ним мечта его жизни, встреченная в Ла Рошели, волна счастья нахлынула на графа де Барданя. Он протянул через стол руку и положил ее на руку Анжелики. Эта рука рядом с его рукой показалась ему такой маленькой и такой хрупкой. Он подумал, что никогда не замечал красоты пальчиков Анжелики, и это его испугало. Значит, он ее совершенно не знал, хотя не переставал ее с жадностью рассматривать? Сколько ему еще предстояло открыть в ней, — ее ножки, ее колени, грудь, ее таинственный, влекущий пол.

Он задрожал от волнения.

Он прошептал: «Я счастлив».

Герцог де Вивонн был недоволен ухаживанием Барданя. Он редко видел Анжелику.

Он пил. Он скучал. С горечью он размышлял, что общества де Пейраков все искали, в то время, как его бойкотировали — его, блестящего придворного, всегда имевшего успех в свете. У него было несколько интрижек с женами чиновников, считавшими, что, ведя несколько легкомысленное существование, они убедят людей, что жили при дворе.

Он говорил себе, что ему никогда не удастся ее получить. Он видел ее, она была здесь и никогда не казалась ему такой недоступной.

Она была недоступна, ибо она думала о других вещах, и это доводило его до безумия. Потому что было непонятно, кем она была, было непонятно, как ее удержать, как ее соблазнить. Это была ненавистная тайна.

И король, как простой поселянин, разбил об нее свое сердце.

Он подчеркивал перед Сент-Эдмом и Бессаром любую мелочь, которая напоминала об этом.

— Вы заметили поведение короля, когда он прогуливается в своих садах? Он иногда останавливается наверху бассейна Латони. И моя сестра приходит в ярость, потому что она знает, что он думает о ней.

Вивонн прерывал свою речь, видя мрачные лица своих компаньонов. Он отворачивался, озлобленный. Это было — как метать бисер перед свиньями, разговаривать с этими постными физиономиями!

Они же обменивались понимающими взглядами. У них было еще время, но надо было следить уже сейчас, чтобы мадам де Монтеспан не получила такую опасную соперницу.

Было бы катастрофой, если бы ей удалось вернуться ко двору или даже во Францию. Нельзя, чтобы у нее появилась возможность встретиться с этим Дегре, беззаветно преданным де ла Рейни, начальнику полиции королевства. Они обсуждали де ла Рейни. Честный человек, очень ловкий, который меняет всю систему. Он осветил все улицы, разогнал «двор чудес», запер бедняков. Король хочет, чтобы преступления были наказуемы. Париж и Версаль станут очень скучными.

Говоря с Мартеном д'Аржантейлем, они подстрекали его, напоминая, что мадам де Пейрак была любовницей полицейского Франсуа Дегре, который так подло предал мадам де Бринвильер и привел ее на эшафот, так что в затуманенном мозгу чемпиона игры в мяч возникло представление, что она выдала маркизу и явилась причиной их теперешних неприятностей, из-за которых де Вивонн был вынужден скрыться. Это, несколькими месяцами ранее, могло быть и правдой.

С даром предвидения, которым обладают существа, находящиеся на грани безумия, Мартен д'Аржантейль говорил, что он чувствует тень полицейского за спиной Анжелики. Если бы она об этом узнала, это произвело бы на нее впечатление, ибо она часто думала о Дегре. Как он использует сведения, которые она ему дала. Будет ли он говорить в их пользу?

Граф Сент-Эдм, несмотря на свои магические силы, понял то, что он не может произнести имени мадам де Пейрак, а д'Аржантеяль, будучи в плохом настроении, вспоминал, что «Красный Плут» видел его на борту одной из лодок в «веренице охотничьих лодок», и это не предвещало ничего хорошего.

Красные перчатки Мартена д'Аржантвйля и его руки, которые он с хвастливым удовлетворением сжимал и разжимал, показывая игру мускулов, также внушали подозрения.

В Нижнем городе нашли подростка-девочку двенадцати лет, изнасилованную и задушенную, и в этом произвольно стали обвинять «человека в красных перчатках». Девочка была из семьи бедняков и нищих, которые населяли квартал «под фортом», безвестных иммигрантов, неудачливых и ленивых. Были подозрения, что ее мать была женщиной легкого поведения, посещала тайные кабинеты «Корабля Франции». Слухи о причастности Мартена д'Аржантейля распространялись только втайне.

Мартен д'Аржантейль с несколькими молодыми людьми устроил площадку для игры в мяч на старом складе в Нижнем городе. Туда ходили как на спектакль, это было необыкновенное зрелище, когда он играл в своих красных перчатках, его мускулистые руки хватали кожаный мяч, летящий как снаряд, и он тут же кидал его движением кисти обратно с необычайной силой.

— Я не хотела бы, чтобы вы кидали в меня камни, — сказала мадам де Башуа, дрожа.

— Вам нечего бояться, дорогая мадам, — довольно глупо ответил он со смесью льстивости и грубости, — вы же не неверная жена.