Гордость Карфагена - Дэвид Энтони Дарем

осел. Странно, что он оказался там так быстро, потому что жалкое животное едва передвигало ноги. Существо, с драной шерстью и настороженными ушами, изгрызенными зубами какого-то плотоядного хищника, раболепно семенило за женщиной, хотя та, казалось, не обращала на него никакого внимания.

— Я не забыл эту задницу! — крикнул Имко.

Женщина остановилась, медленно повернулась и приблизилась к нему на несколько шагов.

— Что? — спросила она.

Ее карфагенский язык был перегружен тяжелым акцентом. Имко не мог понять, какое наречие она считала родным.

— Я не забыл этот зад, — повторил он свои слова. — Зад твоего осла, конечно.

Склонив голову на бок, женщина искоса посмотрела на него. Он почти не видел ее лица за волосами, однако ему верилось, что на нем появилась усмешка, а не гнев. Похоже, ей что-то не нравилось. Какой-то момент он надеялся, что им удастся наладить разговор. Но когда она заговорила, ее голос звенел от решительной язвительности. К сожалению, она снова вернулась к иберийскому диалекту, и Имко не понимал ни одного слова.

Заметив это, она закончила свою речь визуальной демонстрацией вышесказанного. Руки девушки схватили нечто похожее на воображаемую ветвь, сломали ее и выбросили в разных направлениях. Прояснив свою точку зрения, она отвернулась от него, поднялась на вершину холма и скрылась из виду. Имко стоял и тупо смотрел на то место, где она только что была. Ему хотелось побежать за ней... Но что он стал бы делать, догнав ее? Он не имел наклонностей насильника. В любом случае, ему удалось добиться чего-то. Вака выяснил, что она жила в небольшой общине обозников. Уже вернувшись в лагерь, он вспомнил, что осел больше не попадался ему на глаза. Животное не стало подниматься на склон, а, видимо, продолжило свой путь по тропе, прекрасно зная дорогу. Имко посчитал это добрым знаком.

Однако его невезение продолжалось. Через неделю армия двинулась в поход. Вака не мог найти разумной причины для возобновления военных действий. Ему казалось, что Ганнибал просто решил поиздеваться над своими солдатами. Они не спеша обогнули южный легион старого консула, пересекли реку Авфидус и с легкостью захватили зернохранилище близ поселения с гордым названием Канны.

Еще через несколько дней до них дошли слухи о приближении римской армии. Первые несколько гонцов принесли весть об огромном войске, настолько грандиозном для человеческого глаза, что оно выглядело как персидская орда, передвигавшаяся по стране широким потоком. Затем шпионы доставили другие подробности. К ним спешно направлялись два новых консула. Они собрали невероятно большую армию, состоявшую из тысяч и тысяч хорошо вооруженных солдат, римских граждан и легионов, присланных из союзных городов. Если войско Ганнибала останется на своей позиции, ему придется сражаться не с упрямыми воинами Рима, а со всей Италией.

Многократно сомневаясь в мудрости командира, Имко каждый раз убеждался в том, что суждения Ганнибала оказывались верными. Однако это не удержало его от новых сомнений. Ни один человек не мог пришпоривать Фортуну бесконечно долго. Он не ожидал, что война затянется на три года. Возможно, ветры судьбы уже переменились, обещая победу римским легионам. Предчувствуя величие грядущей битвы, Имко расспрашивал сослуживцев и выяснял их мнения о решении командира. Именно так он познакомился с молодым солдатом, которому посчастливилось подслушать беседу Ганнибала и Магона.

Солдат поведал свою историю у костра во время ужина. Он поклялся, что говорит одну правду, а поскольку Имко сидел рядом с ним, то ему было слышно каждое слово. История началась с того, что молодого солдата назначили охранять склад оружия, который командир решил проверить лично. Юноша стоял у входа, с прямой спиной и неподвижный как колонна. Два Баркида не обратили на него никакого внимания. Магон начал выражать озабоченность размерами римской армии, но Ганнибал сказал ему, что все соответствует его плану. Затем он сообщил, что недавно слышал голоса в своей голове. Нет, это было не безумие, добавил командир. Он понял, что голоса исходили из его ума. Иногда он узнавал свой тембр, а в другие моменты это был голос отца или низкий грохочущий бас одного из богов. Все они говорили ему одни и те же слова. Они несли ему одно и то же сообщение...

Молодой солдат замолчал и задумчиво посмотрел на огонь, как будто завершил свой рассказ. Имко подтолкнул его локтем.

— Это грядет, — продолжил юноша.

— Что грядет? — спросил Имко. — Каждый знает, что нас ожидает большая битва. Ты это имел в виду?

Солдат повысил голос.

— Он так сказал. «Это грядет». И затем добавил: «Сражение, которое решит все вопросы. У нас осталось несколько часов до великого момента. Судьба вела меня к нему!» Вот что сообщили голоса командиру. Что близится мгновение, ради которого он был рожден. И мы будем свидетелями этого события!

Солдат самодовольно замолчал, однако Имко щелкнул языком и отвернулся от него. Какой толк был от подобного рассказа? Возможно, это просто выдумка юноши. Он не стал расспрашивать парня — точнее, Вака мог бы завалить его вопросами, но вместо этого погрузился в собственные размышления. А каким был момент, ради которого он появился на свет? Эдакая цель, смутная, словно слова оракула. Может быть, он тоже стремился к дню своей славы? Хотя предсказатели всегда извращали смысл событий. Что, если он родился для дня своей гибели? Разве не к такой банальной концовке вела судьба всех живущих существ? Интересно, предвидел ли командир свою кончину? И если да, то почему он не пытался уклониться от сражения? Значит, их ожидала победа? На миг эта мысль успокоила Имко, но затем он вспомнил, что Ганнибал невероятно упрям. Что, если он хотел бросить вызов собственной смерти? Плюнуть ей в глаза и оттолкнуть ее с дороги?

Когда Имко ушел в палатку и улегся на ложе, сон бежал от него, будто зверь, удиравший от погони. Он попробовал думать о красивой обозной мародерше, но она вдруг повернулась к нему и начала повторять слова, которые он не хотел больше слышать:

— Это грядет. Это грядет...

* * *

Первые две недели походного марша оба консула разделяли намерения друг друга: они должны были быстро приблизиться к карфагенской армии, навязать Ганнибалу сражение и придумать правильную тактику боя. По этому вопросу у них не было споров. Но чем ближе они подходили к врагу, тем сильнее проявлялись разногласия. Варрон считал, что им следовало наброситься на карфагенян сплошной и неудержимой волной. Его не интересовали особенности местности, поскольку он думал, что значительное превосходство в