Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 - Нелли Шульман

приходит технический персонал, – Густи сверилась с часами, – ладно, оставлю сообщение на пленке… – ей даже не требовалось понижать голос:

– Доброе утро, это Августа Кроу… – прочирикала девушка, – я сегодня занимаюсь в библиотеке. Спасибо, хорошего вам дня… – на нее повеяло ароматом ванили. Саша слышал звонок из кухни, где он готовил кофе и французские тосты:

– Ни в какой университет она не звонила, – хмыкнул Скорпион, – это притворство. Может быть, она действительно учится, но сейчас она связывалась с работой, то есть с Набережной… – он незаметно коснулся синяков на шее:

– Надо было ее назвать не Невестой, а Пиявкой. Но кто знал, что она такая ненасытная… – он ничего не спрашивал у Невесты о ее прошлом, но понял, что у девушки он не первый:

– То есть второй, – Саша скрыл улыбку, – с первым, судя по ее неумелости, она провела недолго. Никакого сравнения с Саломеей Александровной… – он напомнил себе, что вряд ли в будущем увидит товарища Мендес:

– Невеста твое задание, тебе с ней и работать… – в Москве, обсуждая с наставником детали операции, Саша предложил утыкать квартиру Невесты жучками:

– Она будет мне доверять, оставлять одного в апартаментах, – горячо сказал юноша, – технические навыки у меня есть. Дело не займет и часа… – товарищ Котов усмехнулся:

– На Набережной тоже не дураки сидят. Они проверяют квартиры персонала, можешь не сомневаться. Нельзя, чтобы жизнь Невесты вызывала хоть какие-то подозрения. И вообще, – товарищ Котов поморщился, – с жучками, как говорится, любой дурак сможет. Ты попробуй без жучков, мой дорогой. Влюби ее в себя, подчини себе, заставь делать то, что ты ей скажешь. Она не дурнушка, но красавицы тоже бывают несчастны, даже чаще невзрачных женщин… – он потрепал Сашу по плечу:

– Пусть она попадет в твою медовую ловушку… – Саша смущенно сказал:

– Я не знал, что тебе понравится… – она раскраснелась, волосы темного каштана растрепались, пахло от нее мускусом, – я приготовил ванильный соус, как делают у нас в Германии, и еще здесь апельсиновый джем с медом… – ее губы испачкал золотистый мед, на кончике носа виднелась сахарная пудра:

– Французский тост, мой любимый… – Густи прижалась к нему, – спасибо тебе, милый… – Скорпион целовал ее пальцы, ладони, запястья:

– Ты вся сладкая, милая моя. У вас в Британии так говорят, девушкам: «Ты мой мед», да… – тарелка покатилась на пол, Густи кивнула:

– Да, мой милый, да. Иди ко мне… – она потянула юношу за собой, – иди сюда… – застонав, она вспомнила детскую песенку:

– Апельсинчики, как мед, в колокол Сент-Клемент бьет. Вот поднялся острый меч, голова скатилась с плеч… – откинувшись на подушки, Густи обняла его:

– Ничего не случится. Мы поженимся. Александр сделает мне предложение, он меня любит…

За плотно задернутыми гардинами раздался звон с колокольни церкви святого Георга. Снявшись с крыши дома, недовольно каркнув, черный ворон полетел к Тауэру.

Балморал

К возвращению гостей замка с охоты в коттедже разжигали камин.

Пламя плясало за медной решеткой, бросая отсветы на гобеленовую обивку кресел, на кожаные переплеты викторианских романов на резной этажерке. Вытянув гудящие после охоты ноги к огню, Марта рассматривала два рисунка. Она покинула замок ранним утром, за рулем лендровера. В Шотландию, на военный аэродром поблизости от Балморала, доставили запечатанный пакет. Бумаги прилетели с базы американских ВВС, в Эрдинге, в сорока километрах от Мюнхена:

– Поэтому все случилось так быстро, – заметила Марта Волку, – Монах позвонил мне, я связалась с американцами. Мистера Циммермана выдернули с его корпоративных переговоров, забрали у него полицейские рисунки… – Волк поболтал льдинками в тяжелом стакане с местным виски, с реки Ди:

– Смешно вышло, – он поднял бровь, – жена, то есть тогда еще девушка Циммермана, наткнулась в Нью-Йорке на Паука, то есть Мэтью и на Эйтингона, а сейчас сам Циммерман… – он не закончил. Марта внимательно вглядывалась в полицейский эскиз. Едва распечатав конверт, она позвонила матери по защищенной линии, с военной базы:

– Я пришлю тебе копии, – пообещала она, – когда мы вернемся в Лондон, но, кажется, мы были неправы насчет произошедшего в Свердловске… – сунув конверты в очередной викторианский томик, Марта отпила из своего стакана:

– Мама считает, что преждевременно делать выводы, – вздохнула она, – Циммерман видел этих людей мельком и ночью. Мало ли кто на кого похож. Он мог ошибиться, полицейский художник тоже мог быть неточен. Даже если наш родственник, то есть мой кузен… – Марта помолчала, – действительно существует, ему сейчас всего семнадцать. Комитет не отправит юношу на ответственную миссию за границу… – Волк пожал плечами:

– Теодора-Генриха ты отправила, хотя ты слышала ее величество… – королева была настроена скептически. Выслушав подробный доклад Волка о провале, как он выразился, миссии, ее величество отозвалась:

– О детях герцога Экзетера корона позаботится, как позаботятся американцы о детях полковника Горовица. Однако я не разделяю вашего оптимизма, миссис М, – она зорко взглянула на Марту, – русские не оставили бы в живых мистера Джона… – Марта покачала головой:

– Его, как и остальных, предала его жена. Весной и летом она еще была жива… – женщина поморщилась, – Комитет мог устроить очные ставки… – королева постучала папиросой о портсигар:

– Однако сейчас, как вы утверждаете, она мертва. Я не могу запретить вам послать вашего сына в СССР… – Марта рассказала королеве об операции с Пастором, как в документах значился Теодор-Генрих, – но не надейтесь, на удачный исход его… – Елизавета поискала слово, – предприятия… – Марта рассеянно полистала лежащий на коленях роман. Показывая коттедж, королева улыбнулась:

– Вы найдете здесь полное собрание сочинений вашей дальней родственницы, Вероники ди Амальфи. Королева Виктория любила ее книги… – Марта вспомнила, что Джон тоже украдкой читал книги бабушки Вероники:

– Мама говорила, что Эйтингон любил сентиментальную литературу… – Марта скрыла вздох, – но этот роман мог бы написать мистер Флеминг. То есть и написал, «Из России с любовью»… – в книге миссис ди Амальфи, британский аристократ выполнявший деликатные поручения короны, влюблялся в пылкую юную нигилистку, из окружения выведенного под псевдонимом, но узнаваемого Герцена:

– Графиня Наталья Головина, – Марта подвинулась ближе к огню, – у Флеминга шифровальщица не графиня, разумеется, но Романова… – в книге ее светлость Головина, якобы порвавшая с крепостническим семейством, разыгрывала приверженность революционным идеалам:

– На самом деле, она была агентом Третьего Отделения, призванным следить за Герценом, – вздохнула Марта, – охранка устраивает ее арест на глазах у аристократа. Будучи джентльменом, он немедленно едет в Россию, спасать возлюбленную, а дальше все предсказуемо… – в романе аристократ заканчивал свои дни умалишенным заключенным в Шлиссельбурге:

– Он не оставил наследников, – хмыкнула Марта, – а мадемуазель Головина удачно вышла замуж и получила шифр фрейлины… – читая роман, Марта почти ожидала взрыва в дворцовой церкви, на венчании предательницы:

– Но бабушка Вероника, видимо, решила не наказывать зло, на этот раз… – Марта подумала о выстрелах на Чек-Пойнт-Чарли:

– Циона поплатилась за свои поступки, но Джона этим не вернешь. Может быть, мы поторопились насчет Лады, и она подослана на запад Комитетом. Она актриса, игра у нее в крови. Она притворялась, а мы ей поверили… – мать, правда, утверждала, что Лада не лжет:

– Не забывай, – сказала она Марте, – Эйтингон был в опале, сидел на зоне… – Марта презрительно отозвалась:

– Я больше, чем уверена, что он жил в отдельном коттедже. Но я понимаю, к чему ты клонишь… – мать считала, что Эйтингон, с его пристрастием к сентиментальным романам, мог влюбиться в Ладу:

– Он надзирал за Ционой, – напомнила ей мать, – он мог столкнуться с Ладой случайно. Девушка брала у так называемой Саломеи Александровны уроки французского… – на Марту повеяло знакомым ароматом сосны, гарью костра, сырым ветром. Присев на ручку ее кресла, Волк обнял стройные плечи:

– Не хмурься так, – шепнул он, – Лада в Мон-Сен-Мартене, французы за ней присматривают. Там Монах, мимо него и мышь не проскочит. Мишель туда приезжает почти каждую неделю… – об этом Марте сказал сам Гольдберг. Она повертела перед носом мужа книгой:

– Я вовсе не о Ладе думаю, – призналась она, – то