Прусская невеста - Юрий Васильевич Буйда

концерт по заявкам телезрителей: «Передайте, пожалуйста, для нашей передовой доярки песню про сняла решительно, а он прощения не попросил».

Чулан Иваныч наконец переводил дух и, пробормотав в изнеможении: «Дуля…», уходил домой. Виссарион, поджидавший его у крыльца, встречал хозяина индюшачьим клекотом и бросался за ним вприпрыжку.

Для сестры его эта дикторша Валя, которую она знала только по разговорам, тоже была презренной «гирляндой». Марина вообще ревниво относилась к женщинам, которые говорили: «Жаль, что он у вас дурак… ведь та-а-акой мужчина…» Чулан же Иваныч влюбился в эту «гирлянду» Валю без памяти. Он думал о ней беспрестанно. Вскоре он уже точно знал, что ей не нравятся лимоны. Что она любит георгины и жаренную на сливочном масле картошку. Что она не замужем. Что родители ее были героями войны и покорителями Северного полюса. Что у нее родинка на левой лопатке. Что в детстве она сломала ногу, а в юности спасла Ленина от вражеской пули. С каждым днем, с каждым месяцем Валя становилась живее, красивее, умнее и при этом – несчастнее. Чулан Иваныч считал, что она ждет от него помощи. Он не знал, что там произошло, но на всякий случай собрал походный рюкзак, в который уложил хорошо наточенный нож, выкованный из автомобильной рессоры, пару белья, бритву, помазок и обмылок, свисток, шерстяные носки, моток веревки, компас, маску сварщика, фунт леденцов, напильник, вязанку чеснока, пачку пирамидона, еще один свисток, два красных карандаша, медаль «Партизану Отечественной войны», поэму Пушкина «Евгений Онегин» на литовском языке и путеводитель по Самарканду. А еще он спрятал от сестры четыре рубля с мелочью, которые заработал колкой дров у директора школы Элькина.

История этой любви длилась несколько лет. Между делом умерла их обезножевшая старуха-мать, но Чулан Иваныч этого как будто и не заметил. Он мысленно дописывал образ «гирлянды» Вали, обогащая его новыми красками. За это время она побывала шпионкой, парашютисткой, чемпионкой мира по фигурному катанию, Валерием Харламовым, исправившейся рецидивисткой, еврейкой, полькой, кубинкой, родинка с левой лопатки переместилась на правую, потом спустилась на ягодицу, исчезла и снова появилась – на этот раз на левой груди, она разлюбила георгины, полюбила ананасы, с боем заняла город Лондон, покорила Южный полюс… и опасность – опасность то подступала к Валентине совсем близко, грозя погибелью, то маячила вдали, грозя когтистой лапой…

Изменения происходили и в рюкзаке: к леденцам добавилась халва, которую Чулан Иваныч считал лучшим в мире лакомством, к двум свисткам – еще три, а путеводитель по Самарканду Чулан Иваныч заменил картой железных дорог Украины. Он упорно занимался дрессировкой павлина, который на случай внезапного отъезда хозяина должен был научиться отпирать дверь ключом и добывать еду в холодильнике «Саратов».

– Ты бы лучше научил его хвост показывать, – сказала как-то Марина. – Сколько у нас живет, ни разу ведь перья не растопырил… жрать-то жрет, а благодарности – никакой…

Тем временем наш телевизор барахлил все сильнее. Изображение прыгало, звук пропадал – не помогал и стабилизатор, которым заменили трансформатор.

Все чаще в нашем доме появлялся Иван Тихонин. Невысокий, кривоногий, пропахший чесноком, нос сапожком, тупое топорное лицо, семь классов за плечами – когда-то он работал трактористом в совхозе и был известен как муж крикливой Аришки, торговавшей самогоном и похвалявшейся одиннадцатью абортами, а потом прославился на весь городок, научившись чинить телевизоры.

Радиомастерской в городке не было, поэтому Иван был человеком нужнейшим и уважаемым. К его приходу хозяйки готовили мясо и ставили в холодильник бутылку. Иван неспешно раздевался, неторопливо закуривал папироску, заглядывал в телевизор, а потом доставал свое сокровище – толстую тетрадь, в которой каракулями были записаны все встречавшиеся ему телевизионные неисправности и способы их устранения. Потом он извлекал из обшарпанного чемоданчика паяльник. В доме пахло канифолью, Иван кряхтел, бормотал что-то себе под нос, курил, тихонько пердел и морщил узкий лоб. Хозяева ходили на цыпочках и разговаривали шепотом.

«Катод, – говорил вдруг Иван, не поднимая головы. – Умные ж люди придумали этот катод. Звери, а не люди. И анод… ну анод еще куда ни шло… анод – он да… а вот катод…»

Наконец он посылал хозяина на крышу – «крутить антенну», и хозяин крутил, а хозяйка со двора передавала ему Ивановы команды: «Левее! Еще левее! Еще! Теперь взад! Взад крути!» Наконец телевизор начинал говорить и показывать. Ивана звали за стол, откупоривалась беленькая, и начинался солидный разговор о видах на картошку, о картошке былых времен, о картошке с маслом и о картошке с селедкой… На прощание хозяин совал Ивану рубль и провожал до калитки, где без спешки, с приличным разговором, выкуривалась последняя, на дорожку…

Наконец настал день, когда наш телевизор сломался окончательно.

– Ферфлюхтен капут, – сказал Иван Тихонин. – Теперь ему никакой Шекспир не поможет.

Если радиоприемник или телевизор приходил в полную негодность, то ящик выбрасывали или использовали как скамеечку, а лампы и прочую требуху отдавали Ивану, часто бесплатно.

Для нас выход телевизора из строя стал катастрофой. Покупать черно-белый, когда в продаже уже появились цветные, было как-то глупо, а на цветной телевизор денег не хватало.

Пока мои родители пытались раздобыть денег, «Рекорд» по-прежнему стоял на тумбочке в углу комнаты. Выбросить его – рука не поднималась: тогда ведь даже старые подметки и пустые консервные банки не спешили отправлять на помойку – вдруг пригодятся.

Отец иногда с унылым видом включал его – стабилизатор начинал гудеть, на телеэкране возникала светящаяся точка – и выключал. Вскоре и точка на экране перестала появляться.

И тут к родителям пришел Чулан Иваныч. После поломки нашего телевизора ежедневные встречи с «гирляндой» Валентиной прекратились, и влюбленный места себе не находил. Он не знал, как она выглядит сегодня, не понимал, о чем она думает и по-прежнему ли ей нравится халва? Жизнь его стала невыносима, и Чулан Иваныч пришел к моим родителям, чтобы выпросить сломанный телевизор. Он понимал, что телевизор испорчен, но ведь Валентина к этому не имела никакого отношения. А познакомился он с нею благодаря именно этому телевизору, поэтому никакой другой ему был не нужен. Его Валентина могла появиться только в нашем, вот в этом телевизоре.

Родители не устояли перед этой логикой и отдали «Рекорд» Чулану Иванычу – разумеется, без стабилизатора и антенны. Да такие мелочи счастливого влюбленного и не волновали. Он поставил телевизор в своей комнате и уселся перед ним. Вечером к нему заглянула сестра. Она воткнула штепсель в розетку, села рядом и взяла брата за руку.

Экран телевизора был темен.

– Что ты в ней