Древние греки. От возвышения Афин в эпоху греко-персидских войн до македонского завоевания - Энтони Эндрюс

возможно, совершение ритуалов, а не рациональные аргументы. По крайней мере в регионе, расположенном к западу от Индии, изучение человеком своих ума и души, а также того, что управляет его поведением, без ссылок на воздействие извне, было чем-то новым. Возможно, более революционным было то, что он стал использовать рациональные аргументы о своем месте в обществе и начал задавать вопросы о том, какое общество следует считать справедливым. На первые вопросы давались поспешные ответы, и, как заявляли критики софистов, деятельность, которую они развернули во второй половине V в. до н. э., вызывала большое беспокойство. Благодаря Сократу и Платону вопросы по вполне понятным причинам стали задаваться на более глубоком и серьезном уровне, последствия чего до сих пор чувствуются в западноевропейском обществе. Преемственность образовалась во многом благодаря Аристотелю. То, что он был признан неоспоримым авторитетом в столь многих областях, привело к необходимому перевороту, но без глубоко чтимого «учителя тех, кто знает» мы не достигли бы столь высокого уровня развития и потратили бы больше времени на нащупывание ответов.

Эти абстрактные вопросы жадно задавали не только профессиональные философы, но и поэты, точнее авторы аттической трагедии. Большинство древнегреческих поэтов в обилии сыпали формулировками общего характера. Вспомним хотя бы слова Симонида о нестабильности человеческой добродетели, подробно обсуждаемые в «Протагоре» Платона, и обобщения, которые Пиндар внезапно вставлял в свои панегирики победителям атлетических состязаний. Афинские трагики V в. до н. э. достигли такого совершенства в сфере абстракции, что состязаться с ними крайне сложно. Это был очень спорный вид искусства, способный в любой момент превратиться в простое состязание в умении подбирать слова, писать речи или чередовать строки. Говорящему недостаточно принимать ситуацию такой, какая она есть, он всегда относится к своему противнику как к воплощению зла или безрассудства. Как правило, слова хора связаны с положением человека в целом, олицетворением которого являются конкретные проблемы главного героя. Тема нередко лежит на поверхности. Так, трагедии Эсхила, включенные в трилогию «Орестея», не только представляют собой прекрасное поэтическое переложение традиционного сюжета, но и посвящены теме кровосмешения. В «Антигоне» Софокла разбирается конфликт между совестью и властью, неписаным законом и приказами царя. Государство, финансировавшее этот высокоинтеллектуальный вид искусства, очень рассчитывало на свободные споры о первостепенных принципах, которые должны вестись не в узких группах посвященных интеллектуалов, а перед публикой, состоящей из простых граждан, посещавших спектакли по своей воле.

Древнегреческое историописание, огромное влияние на которое оказал Фукидид, где также было довольно много места для обобщений, произошло отчасти от записок моряков, перечислявших гавани Средиземного моря и племена, жившие на его берегах, и делавших заметки о местных обычаях и истории, а отчасти – из эпоса и попыток упорядочить персонажей различных легенд, которые стали предприниматься довольно рано. Гекатей Милетский, сыгравший определенную роль в ионийском восстании против персов (499–494 до н. э.), написал труд по географии «Описание Земли» и объемные «Генеалогии», от которых сохранились только отдельные фрагменты. Последнее произведение он начал со слов о том, что он писал так, «какой видится мне правда, ибо рассказы греков многочисленны и, как я полагаю, абсурдны». Это был большой шаг к рационализации представлений об истории, завершенный представителем следующего поколения Геродотом. В своем сочинении он привел подробное описание обычаев и истории персов, а также многих народов, с которыми те имели дело, предварявшее рассказ о войнах между греками и персами, начавшихся, когда он был ребенком, с вторжения Ксеркса в Грецию в 480 г. до н. э. Данное событие можно назвать историческим в прямом смысле этого слова. То, что у отдельных людей появилась возможность описывать и анализировать подобные вещи, не превращая свой рассказ в сухую хронику событий или в полные похвалы царские надписи, было нововведением.

Примечательно, что древнегреческое историописание начинается не с коротких хроник, а с подробной «Истории» Геродота. Дословно данный термин обозначает «добывание знаний», что вполне подходит этому любопытному путешественнику, но вскоре приобрел свое современное значение. Он нередко вводит в заблуждение; легкий стиль и явно несвязное повествование скрывают мастерство автора, в то время как его беспредельную искренность часто принимают за простодушие. Геродот заявлял, что хочет спасти великие труды и дела как греков, так и варваров от забвения, и среди задач своей работы он выделяет выявление «причин, по которым они сражались друг с другом». Может показаться, что это стремление к славе, напоминающее об эпосе, противоречит убеждению историка о том, что война – зло. Его готовность защищать оракулы или признавать существование божественного замысла плохо сочетается с проявлениями рационализма. Программное заявление также не покрывает все, что он предлагает. Определить основу его повествования или даже с уверенностью говорить о ней непросто, как и в случае с современником и другом Геродота Софоклом, и, возможно, мы неправильно анализируем содержащуюся в сочинении «отца истории» информацию и должны быть просто благодарны ему за честность, за сострадание, заставившее более глупых людей, живших позднее, обвинять его в любви к варварам, за смелость его выдающегося замысла.

Никто из тех, кто прочитал произведение Фукидида, не назовет этот труд простым для понимания, но в итоге его задача выражена более ясно и, соответственно, более понятна читателю. Геродот попытался восстановить ход войны, которая велась при жизни представителей предыдущего поколения, и то, что сражения Греко-персидских войн во многом остаются до конца непонятными, отчасти обусловлено тем, когда он начал свои исследования, а отчасти тем, что ему самому недоставало знаний в сфере военного дела. Фукидид же описывал Пелопоннесскую войну, современником которой он был и в которой сам принимал участие. Он поставил перед собой задачу максимально точно передавать факты и общался с как можно большим числом свидетелей. И его ссылка из Афин в 424 г. до н. э. по обвинению в том, что, будучи одним из афинских военачальников на севере, он не сумел спасти Амфиполь от войск Брасида, дала ему возможность использовать не только афинские, но и пелопоннесские источники. Получившееся в итоге сочинение представляет собой завершенное произведение, не раскрывающее природу источников, которые лежали в его основе, и не дающее нам возможность проверить его по внешним данным. Но в нем отразилась убежденность Фукидида, и то, что мы узнаем благодаря ему о характере автора, предполагает, что он действительно был так аккуратен, как об этом заявляет. «История» Фукидида, особенно ее первые книги, представляет собой изложение голых фактов. Примечательно, что он отказывается сообщать читателям даже те мысли действующих лиц, которые связаны исключительно с войной. Анализ мотивов и характеров в основном ограничивается высокопарными речами, являющимися неотъемлемой частью сочинения, более короткими словами, с которыми военачальники обращались