Жозеф Бальзамо. Том 1 - Александр Дюма

— С удовольствием, сударыня.

— Я убеждена, что, если вы согласитесь жить у меня, Троншен меньше чем в три дня вылечит вас. Заодно вы сможете испробовать мое масло, а оно превосходно.

— Садитесь спокойно в карету, сударыня, — ответила ей благоразумная графиня, — мне нужно, прежде чем я присоединюсь к вам, завершить тут некоторые дела.

— Вы отказываете мне?

— Напротив, сударыня, объявляю, что согласна, но не в данную минуту. Вот уже в аббатстве прозвонили час дня. Дайте мне время до трех, и ровно в пять я буду у вас в Люсьенне.

— Вы не против, если в три за вами приедет в карете мой брат?

— Ничуть.

— А пока берегите себя.

— Не беспокойтесь ни о чем. Я дворянка, я дала вам слово, и завтра, даже окажись я при смерти, я буду иметь честь представить вас в Версале.

— До свидания, дорогая крестная!

— До свидания, очаровательная крестница!

На этом дамы расстались. Старуха графиня осталась лежать, прижав бумаги рукой к столу и вытянув ногу на подушках.

Г-жа Дюбарри сбежала по лестнице еще проворней, чем поднялась, однако на сердце у нее оставался неприятный осадок, оттого что она — она, которая просто ради удовольствия поколачивала короля Франции, — вынуждена была уступить старой сутяжнице.

Проходя мимо большой залы, она заметила Жана, который, очевидно чтобы не возбуждать подозрений тем, что так долго тут засиделся, приканчивал уже вторую бутылку.

Увидев невестку, он вскочил со стула и ринулся к ней.

— Ну что?

— Как сказал маршал принц Саксонский, демонстрируя его величеству поле битвы при Фонтенуа: «Узнайте, государь, глядя на это зрелище, сколь дорога и плачевна победа».

— Значит, мы победили?

— Как сказать. Перефразируя одного античного героя, еще одна такая победа, и мы разорены[110].

— Но крестную мы заполучили?

— Да, только обошлось нам это почти в миллион.

— Ого! — протянул виконт Дюбарри, скорчив ужасающую гримасу.

— Что поделаешь, выбора не было.

— Но это же черт знает что!

— Вот именно. Только будьте осторожны и не вздумайте гладить ее против шерсти, не то может оказаться, что все лопнет и нам придется заплатить вдвое против этого.

— Черт возьми, какая женщина!

— Римлянка!

— Эллинка!

— Кто бы она ни была, римлянка или эллинка, будьте готовы в три часа встретить ее и доставить ко мне в Люсьенну. Я не успокоюсь, пока она не будет сидеть у меня взаперти.

— Я не тронусь отсюда, — заверил г-жу Дюбарри Жан.

— А я лечу все приготовить, — сказала она и, усевшись в карету, крикнула кучеру: — в Люсьенну! А завтра я прикажу: в Марли.

— Однако, — промолвил Жан, провожая взглядом карету, — мы чертовски дорого обходимся Франции… Впрочем, это лестно для семейства Дюбарри.

36. ПЯТЫЙ ЗАГОВОР МАРШАЛА ДЕ РИШЕЛЬЕ

Король, как обычно, вернулся в Марли.

Не будучи таким рабом этикета, как Людовик XIV, который в любом придворном собрании стремился усмотреть повод проявить свою власть, Людовик XV во всяком обществе искал новизны, в стремлении к каковой был ненасытен, а главное, разнообразия лиц и развлечений, что ценил более всего, особенно если на лицах были улыбки.

Вечером того дня, когда произошла описанная в предыдущей главе встреча, а именно спустя два часа после того, как графиня Беарнская, на сей раз в точности сдержавшая обещание, была водворена в кабинет г-жи Дюбарри, король играл в карты в голубом салоне.

По левую руку от него сидела герцогиня д'Айен, по правую — принцесса де Гемене.

Его величество выглядел весьма озабоченным и по причине озабоченности проиграл восемьсот луидоров; получив вследствие проигрыша расположение к серьезным делам (Людовик XV, достойный потомок Генриха IV, чрезвычайно любил выигрывать), он в девять часов поднялся, дабы побеседовать в нише окна с г-ном де Мальзербом[111], сыном экс-канцлера, в то время как г-н де Мопу, разговаривающий в нише окна напротив с г-ном де Шуазелем, с беспокойством наблюдал за их беседой.

После того как король кончил игру, образовался кружок у камина. Принцессы Аделаида, София и Виктория, вернувшись после прогулки по садам, обосновались здесь вместе со своими придворными дамами и кавалерами.

И если вокруг короля, вне всяких сомнений занятого делами, поскольку всем была известна строгость нравов г-на де Мальзерба, так вот, если вокруг короля образовался круг армейских и флотских офицеров, высокопоставленных сановников, знатных особ и председателей различных советов, пребывавших в почтительном ожидании, то малый двор, собравшийся около камина, довольствовался самим собой и готовился к весьма оживленному разговору, перебрасываясь пока первыми репликами, подобными выстрелам, которые невозможно расценивать иначе, как легкую перестрелку, предшествующую баталии.

Главными в этом кружке, если не считать трех королевских дочерей, были дамы — г-жа де Граммон, г-жа де Гемене, г-жа де Шуазель, г-жа де Мирпуа и г-жа де Поластрон.

В тот момент, когда мы присоединяемся к этой группе, принцесса Аделаида рассказывала историю епископа, смещенного и содержавшегося под надзором. История, пересказывать которую мы воздержимся, была достаточно скандальная, тем паче для обсуждения принцессой крови, но в ту эпоху, что мы пытаемся описывать, богиня Веста[112] была отнюдь не самым почитаемым божеством.

— Ну и что? — заметила принцесса Виктория. — Этот епископ уже почти месяц как получил здесь кафедру.

— Надо приготовиться к встречам еще худшего свойства, которые ждут нас у его величества, — заявила г-жа де Граммон, — если те, кто никогда не мог, но желает к нам прорваться, все-таки получат сюда доступ.

Уже по первым словам герцогини, а еще более по тону, каким эти слова были произнесены, все поняли, что она имеет в виду и на какую стезю хочет повернуть разговор.

— К счастью, хотеть и мочь — разные вещи. Не правда ли, герцогиня? — вступил в беседу мужчина семидесяти четырех лет, но выглядевший едва на пятьдесят, настолько изящна была у него осанка, такой звонкий был голос, живой взгляд, белая кожа, красивые руки.

— А вот и господин де Ришелье, и он сразу же хватается за лестницы, как под Маоном, чтобы превратить нашу унылую беседу в штурм крепости. Признайтесь, дорогой герцог, в вас до сих пор сохранилось нечто от гренадера.

— Нечто? Герцогиня, вы меня обижаете. Скажите: многое.

— Но ответьте, герцог, разве я была не права?

— Когда?

— Сейчас.

— А что вы говорили?

— Что двери короля не открываются…