Гибель гигантов - Кен Фоллетт

— Но вы же умеете и стрелять из ружей, правда? — спросила Милдред.

Некоторое время они учились обращаться со ржавыми, поломанными винтовками, отмеченными буквой «У», что означало «учебные», но стрелять из этих винтовок нельзя было ни при каких обстоятельствах. Потом наконец им выдали винтовки Ли Энфилда с продольно-скользящим затвором и магазином на десять патронов. Выяснилось, что стреляет Билли хорошо, он мог опустошить магазин меньше чем за минуту и при этом попасть в цель размером с человека с расстояния в триста ярдов. Новобранцам сказали, что винтовка Ли Энфилд отличается высокой скорострельностью и мировой рекорд из нее — тридцать восемь выстрелов в минуту.

— Снаряжение — ладно, — сказал Билли, — меня больше беспокоят офицеры. Пока я не встретил ни одного, кому в шахте можно было бы доверять в случае опасности.

— Должно быть, все стоящие офицеры уже во Франции, — сказала Милдред ободряюще. — А раздолбаев оставили дома учить новичков.

Билли засмеялся над ее словами. Для Милдред не существовало запретов.

— Надеюсь, так оно и есть.

Чего Билли на самом деле боялся — не бросится ли он наутек, когда по нему начнут палить немцы. Вот это пугало его больше всего. Лучше пусть его ранят, чем такой позор, думал он. Иногда это опасение так мучило его, что хотелось, чтобы ужасный миг скорее наступил и он узнал, как оно будет на самом деле.

— Все равно я рада, что вы будете стрелять в этих мерзких немцев, — сказала Милдред. — Все они насильники.

— Я бы не стал верить тому, что пишут в «Дейли мейл», — сказал Томми. — Они и профсоюзников изображают предателями, а это не так: большинство членов моей профсоюзной ячейки пошли добровольцами в армию. Так что, может, и немцы не такие плохие, как нас пытаются заставить думать.

— Должно быть, ты прав, — сказала Милдред и снова повернулась к Билли. — Ты смотрел «Бродягу»?

— Да, обожаю Чарли Чаплина.

Этель подняла сына с пола.

— Скажи дяде Билли «Спокойной ночи!».

Малыш попытался выскользнуть у нее из рук, не желая отправляться в постель.

Билли вспомнилось, каким он был, когда только родился, как сделал первый вдох и закричал. Каким большим и крепким он стал с тех пор!

— Спокойной ночи, Ллойд, — сказал он.

Этель назвала его в честь Ллойда Джорджа. Один Билли знал, что в полное имя мальчика входит еще одно: Фицгерберт. Так было записано в свидетельстве о рождении, но Этель никому об этом не говорила.

Как хотелось Билли взглянуть на графа Фицгерберта через прицел винтовки!

— Он похож на нашего деда, правда? — сказала Этель.

Билли сходства не увидел.

— Вот вырастут у него усы — тогда скажу.

Милдред пошла укладывать дочек. Потом женщины объявили, что хотят ужинать. Этель с Томми решили пойти за устрицами, оставив Билли и Милдред одних.

Как только они ушли, Билли сказал:

— Милдред, ты мне очень нравишься.

— Ты мне тоже нравишься, — сказала она. Тогда он придвинул свой стул и поцеловал ее. Она горячо ответила.

Ему и раньше приходилось целоваться. Несколько раз он целовался с девушками в кино «Маджестик», на Кум-стрит, сидя в последнем ряду. Они сразу начинали целоваться открытым ртом, и он тоже решил последовать их примеру.

Милдред легонько его оттолкнула.

— Не спеши, — сказала она. — Давай так, — и она поцеловала его одними губами, провела ими по щеке, поцеловала в глаза, перешла на шею, потом поцеловала в губы. Странные ощущения, но ему понравилось. — Теперь ты меня так целуй.

Он послушался.

— А теперь так, — и он почувствовал, как кончик ее языка легко коснулся его губ. Он повторил. Потом она показала ему новый способ — покусывая, стала целовать его шею и мочки ушей. Ему хотелось, чтобы это продолжалось вечно.

Когда они остановились, чтобы отдышаться, она погладила его по щеке и сказала:

— Ты быстро учишься.

— Ты чудесная, — сказал он.

Он снова поцеловал ее и потянулся к ее груди. Она позволила ему ласкать ее грудь, но когда он начал тяжело дышать, убрала его руку.

— Не заводись, — сказала она. — Они могут вернуться в любую минуту.

В следующий миг он услышал, как хлопнула входная дверь.

— Ах, черт! — сказал он.

— Потерпи, — прошептала она.

— Потерпеть? Я завтра уезжаю…

— Но ведь еще не завтра, правда?

Билли все еще раздумывал над ее словами, когда в комнату вошли Этель и Томми.

Они поужинали и допили пиво. Этель рассказала про Джейн Маккалли и как полицейский вынес леди Мод из здания Ассоциации на руках. Она рассказывала весело, но Билли сиял от гордости за сестру. Как она боролась за права бедных женщин! Кроме того, она теперь завредакцией и подруга леди Мод. Он был уверен, что когда-нибудь сам тоже будет защищать простых людей. Именно этим восхищал его отец. Он был упрям, подвержен предрассудкам, но всю свою жизнь боролся за права рабочего человека.

Стемнело, и Этель объявила, что пора спать. Она устроила Билли и Томми постели на кухне. И все разошлись.

Билли лежал без сна, размышляя, что означали слова Милдред «еще не завтра». Может, она просто хотела сказать, что еще поцелует его утром, перед тем как он отправится на вокзал, чтобы сесть на свой саутгемптонский поезд? Но было похоже, она имела в виду нечто большее. Могло ли быть, что они еще увидятся ночью?

Мысль пойти к ней в комнату так его взволновала, что он не мог заснуть. На ней будет ночная сорочка, подумал он, а тело под простыней такое теплое… Он представил себе ее лицо на подушке и позавидовал наволочке, касающейся ее щеки.

Когда дыхание Томми показалось ему ровным, Билли выскользнул из постели.

— Ты куда? — оказывается, Томми спал не так крепко, как думал Билли.

— В туалет, — прошептал Билли. — Столько пива выпили…

Томми что-то промычал и перевернулся на другой бок.

Билли, в нижнем белье, на цыпочках поднялся по лестнице. На втором этаже было три двери. Он заколебался. А что если он неправильно понял Милдред? Вдруг она, увидев его, поднимет крик? Вот стыдно будет…

Нет, подумал он, она не поднимет крик, она не из таких.

Он открыл самую ближнюю дверь. С улицы проникал слабый свет, и он смог разглядеть узкую кровать, а на подушке — белокурые головы двух маленьких дочек Милдред. Он тихо закрыл дверь. Он чувствовал себя преступником.

Он приоткрыл следующую дверь. В этой комнате горела свеча, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы привыкнуть к мерцающему свету. Он увидел кровать побольше и одну голову на подушке. Милдред лежала лицом к нему, но спала она или нет — ему было не видно. Он подождал, не возмутится ли она, но не услышал ни звука.

Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

Потом заколебался и прошептал:

— Милдред!

— Билли, сколько можно тебя ждать! Иди в постель, живо! — сказала она спокойно.

Он скользнул под простыню и обнял ее. Ночной сорочки, что он себе представлял, на ней не было. На самом деле, понял он с волнением и даже паникой, на ней не было ничего.

Ему стало не по себе.

— Я никогда еще… — начал он.

— Я знаю, — сказала она. — Ты у меня будешь первым девственником.

В июне 1916 года майор Фицгерберт получил назначение в Восьмой батальон «Валлийских стрелков», и ему под начало дали роту «Б», в которую входило сто двадцать восемь солдат и четыре лейтенанта. Никогда еще он не командовал людьми в ходе боевых действий, и его мучило беспокойство.

Он был во Франции, а батальон все еще оставался в Англии. Это были новобранцы, едва закончившие подготовку. Командир бригады обещал Фицу разбавить их горсткой ветеранов. Той профессиональной армии, которую отправляли во Францию в 1914 году, уже не существовало, погибло больше половины солдат, и сейчас сражалась Новая армия Китченера. Рота, которой должен был командовать Фиц, называлась Эйбрауэнское землячество. «Наверняка вы там знаете почти всех», — сказал командир бригады, словно не понимая, какая пропасть отделяет графа от простых шахтеров.

Фиц получил назначение одновременно с несколькими другими офицерами, и они обмывали его в офицерской столовой. Фиц заказал приятелям выпивку, и капитан, получивший под начало роту «А», поднял стакан и сказал:

— Ваша фамилия Фицгерберт? Должно быть, вы тот самый Фицгерберт, владелец шахты. А я Гвин Эванс, торговец. Все простыни и полотенца вы наверняка покупаете у меня.

Сейчас в армии было полно таких самодовольных дельцов. И этот тип имел обыкновение разговаривать с Фицем так, будто они ровня, просто делают одно дело на разных участках. Однако Фиц знал, что организаторские способности коммерсантов в армии очень ценятся. Говоря о себе как о простом торговце, капитан рисовался: имя Гвена Эванса красовалось на универсальных магазинах во всех крупных городах Южного Уэльса. Списки его работников были намного длиннее, чем список роты «А». Сам Фиц никогда не организовывал ничего сложнее команды для игры в крикет, и устрашающая сложность военной машины заставляла его остро чувствовать свою неопытность.