Ковчег-Питер - Вадим Шамшурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах, ты… – пролепетал Леонид еле слышно, хотя думал, что крикнул, и рванулся в его сторону. Но внезапно ноги подломились под ним, он начал падать, ухватив в падении рукой первого и увлекая его за собой. Тот повалился на Леонида сверху, но уже через две секунды резко рванулся и встал на ноги. Леонид тоже попытался встать и не смог, вновь безвольно рухнул на землю.
– Добавить? – спросил тот, что с ножом, своего напарника.
– Не надо. И так кончится, – ответил он, поглядев, как Леонид безрезультатно силится встать на четвереньки.
Боли больше не было, только неимоверная слабость вдруг разом навалилась на него, и тело отказывалось подчиняться.
Противники его отступили в темноту, из которой так внезапно появились. Леонид навзничь лежал на земле, глядя в черное небо. Последнее, что запечатлело его ослабевающее сознание – далекий собачий лай и частые причитания на совершенно незнакомом ему гортанном наречии.
Стеклов, не дождавшись Леонида, уснул. Но в четвертом часу утра его разбудил телефонный звонок. Звонил Сотников.
– Алло, – сонно буркнул Сергей.
– С вами говорит старший лейтенант полиции Некрасов.
– Слушаю, – сон Стеклова мгновенно улетучился.
– Кем вы приходитесь Сотникову Леониду Леонидовичу?
– Друг.
– Ваш номер последний из списка набранных, поэтому, чтобы не терять время, позвонил вам. Сообщите родным: Леонид Леонидович в тяжелом состоянии находится в больнице по адресу… – Стеклов, как в дурмане, выслушал полицейского. Разум отказывался верить сказанному.
Телефона родителей Сотникова у Стеклова не было, поэтому позвонил Светлане, постарался как можно мягче сообщить ей о случившемся и сразу же поехал по указанному адресу.
В больничном коридоре он встретился с полицейским, который, по-видимому, ему звонил. Немногим позже приехали родители Леонида. Наконец из операционной вышел хирург и, глядя на них глазами в красных прожилках, сказал:
– Пострадавший без сознания. Большая кровопотеря. Состояние тяжелое, стабильное. Ему нанесено два ножевых ранения: одно, менее опасное, пришлось на косые мышцы правой части спины; второе, повлекшее тяжелые последствия, – в область печени, также со стороны спины. Мы сделали все, что зависело от нас в данной ситуации. Теперь главное, чтобы не начались какие-либо осложнения. – Уходя, добавил: – Одно могу сказать точно: он еще жив благодаря человеку, который вызвал скорую, – он глазами указал на дворника. – В таких случаях решающее значение имеют секунды: умирают, как правило, от потери крови. Держитесь. Надеюсь, все обойдется – парень крепкий. – Хирург быстро зашагал по коридору.
Мать Леонида, уткнувшись в грудь бледного, как мел, мужа, сотрясалась в беззвучных рыданиях.
К утреннему построению факультета Стеклов опоздал. Коротко объяснил причину опоздания Кречетову, зашел в свой кабинет и бессильно присел на край софы. В голове царила пустота. Кому и зачем понадобилось нападать на Леонида? Этого он никак не мог взять в толк. Случившееся казалось ему бредом, ночным кошмаром. Думалось, что вот-вот кто-то тронет его за плечо и скажет: «Все. Это была дурацкая шутка, сон…»
Через некоторое время, словно очнувшись, Сергей подумал, что нужно позвонить Берсеневу и сообщить ему о несчастье.
Телефон Юрия снова был вне сети, поэтому Сергей позвонил его супруге, Татьяне. Поговорив с ней, он встал, подошел к окну – несколько курсантов подметали плац, аллеи мрачно ощетинились нагими деревьями, моросил мелкий осенний дождь.
Кто-то постучал. Он обернулся – в дверях стояла Катерина. Увидев его с нездоровым блеском глаза на сером лице, она сразу поняла, что произошло что-то страшное.
– Привет, – она притворила дверь.
– Привет, – тихо ответил Стеклов, продолжая смотреть в окно.
– Случилось что-то нехорошее? – спросила Катерина, сбоку глядя на него. Сергей промолчал, коротко утвердительно кивнув.
– Друг с большой буквы, – он вдруг вспомнил, что Берсенев иногда в шутку называл Леонида большим человеком с большой буквы «Ч», – на волосок от смерти.
Катерина прижалась к нему, обняла.
– Но все же еще жив. Все будет хорошо, – сказала она. Сергей лишь глубоко вздохнул.
Весь день для него прошел как в тумане, и, едва добравшись домой, он сразу же лег в постель и почти мгновенно провалился в сон: нервы были измотаны.
* * *
Берсенев прилетел на следующий день. Вечером, когда Сергей освободился, они вместе поехали в больницу. По дороге Стеклов рассказал известные ему подробности случившегося. Всю дорогу Юрий молчал. Лишь один раз сдавленным шепотом, глядя в окно, выдавил: «Твари!»
В палате Леонида находились его родители и Светлана с красными, опухшими от слез глазами.
Сергей с Юрием тихо поздоровались с ними, обнялись со Светланой, представились родителям. Мама Леонида слабо улыбнулась, сказала, что уже знакома с ребятами по рассказам Леонида.
Родители выглядели очень усталыми, разбитыми. Отец рассказал, что никакими силами не может заставить жену покинуть палату и хотя бы что-нибудь поесть.
После недолгого разговора Берсеневу удалось убедить ее съездить домой.
– Нельзя падать духом! – сказал он. – Разве хорошо будет, когда Лёнька очнется и увидит вас таких? Отдохните хоть немного и поешьте обязательно. А мы с Сергеем до вашего возвращения побудем здесь и отлучаться не будем ни на секунду. Обещаю.
Она на удивление покорно поддалась его строгому внушению и медленно встала со стула. Отец Леонида благодарно кивнул Юрию.
– Света, и тебе бы отдохнуть не мешало, – обратился к ней Юрий тем же тоном. – Нечего тут поминки устраивать! Иди, мы с Серегой с него глаз не спустим.
Светлана тоже вышла вслед за родителями Леонида.
Друзья присели в потертые продавленные кресла у дальней стены палаты. Их разделял столик, на котором стоял графин с водой и стакан. Они молчали. В царившей тишине Сергею на миг показалось, что он вот-вот услышит, как падают капли в капельнице Леонида.
– Вот и разберись в этой жизни: где справедливость… – задумчиво произнес Берсенев, глядя на Леонида. – Именно в такие моменты, когда на весах самое дорогое, люди и начинают по-настоящему верить в Бога. – Он снова замолчал и продолжил после долгой паузы: – А вот дед мой неверующим был, говорил, что религия для дураков, слабаков и трусов. Воевал, кстати, тоже, выжил, а вот – атеист до мозга костей. Говорил, такого там насмотрелся, что Бог должен был бы нашу планету за те грехи несколько раз уничтожить. Вот так: на войну уходил верующим – вернулся неверующим. Хотя, по всему, наоборот бы должно быть.
– А ты верующий?
– Верующий. Только по-своему. Меня как-то в детстве ко всем этим ритуалам церковным не приучили,