Беломорско-Балтийский канал имени Сталина - Сборник Сборник

— Так и держите, — указательный палец начальника сделал в воздухе черту, — но чтоб все в гору и в гору.

— Есть в гору.

К афанасьевцам приходили из других фаланг и спрашивали о причинах успеха.

Шершаков с гордостью показывал точно слитые гоны, упитанных сытых лошадей, способы борьбы с плывуном, потом разводил руками.

— Главное — люди. Об этом секрете спросите у начальника.

Опыт афанасьевцев обсуждался на заседании штаба штурма и переходил ко всем. Под руководством нового прораба Брангулеева и начальника КВЧ Титаренко подтягивалась сводная. Первая продолжала набирать темпы. Дьячук наконец дошел до 200 процентов, вскоре эту же выработку дала вся фаланга. Подрывники не успевали заготовлять породу. Угрожали простои. Тогда бурильщики Еремеева стали исчезать по ночам из барака. Прораб при обходе видел пустые нары.

— Где люди?

— Уйди, Шершаков, дай отдохнуть, — сонно отвечал бригадир.

Под утро бурильщики на цыпочках пробирались в барак, их встречал Еремеев.

— Как?

— Все в порядке, — отвечали ему и валились на постель, чтобы отдохнуть перед разводом.

Подрывники, раньше всех выходившие на трассу, видели десятки приготовленных на ночь бурок. Звонил Афанасьев.

— Сколько?

— 225, — неизменно отвечал Шершаков.

На очередной слет штурмовиков приехал Фирин. Он держал древко знамени Карельского ЦИКа и перед лицом всего слета говорил Афанасьеву:

— Ваша фаланга завоевала его не только количеством сделанного, но главным образом — качеством.

Григорий Давыдович стоял навытяжку, заметно бледный. Он не блестящий оратор, — и ответ его, обращенный к фалангистам, был немногословен.

— Вот ты, товарищ, что сидишь в первом ряду. Может быть, ты думаешь, что знамя — это простое красное полотно. Ты скажи, почему оно красное, а не какого-нибудь другого цвета? В свое время на нем запечатлелась кровь лучших борцов нашего класса, запоротых нагайками казаков, расстрелянных царскими палачами. Когда ты получишь свободу, то собери вокруг себя твоих бывших друзей, еще не пойманных воров, и расскажи им, что слышал от меня. А мне дай обещание, что знамя это мы не выпустим из своих рук до конца штурма и увезем его с Водораздела на наш участок.

И не выпустили.

Вплоть до окончания разработки своих пикетов фаланга не отступала от достигнутых 225 процентов.

Пикеты принимал Френкель. Он прошелся по их точно отполированному дну, не запачкав ноги, не обо что не споткнувшись. Он осмотрел точеные стены, уходящие вверх, и поджал губы. Френкель, от которого за все время строительства никто не слыхал ни разу похвалы, на сей раз процедил, как бы недовольный тем, что сделано лучше, чем он хотел:

— Чистенькая работа.

21 апреля строители остаются на свои обычные два часа, которые они отрабатывают каждый день сверх установленного времени. И вот эти два часа по всему фронту Водораздельного канала превращаются в непрерывный 48-часовой аврал, завершающий штурм. 48 часов не спит и не ест Водораздельный канал. Кони валятся с ног, но конюхи стоят бодро. Машины застревают в грязи, машины устали, но шоферы и грузчики непоколебимы.

Все это удивительно еще и потому, что здесь в течение 48 часов не спят все тридцать тысяч человек, собранных возле канала. Не спят добровольно, своей волей. Обслуживающие предприятия покинуты, бараки пустынны, кухни, лазареты, почта — все на трассе, все ждут конца.

— Не отставать!

Тридцать тысяч в непрерывном 48-часовом труде. Ведь здесь чрезвычайно разные люди: и слабые, и здоровые, и ни то ни се. Но что-то поддерживает их. Вот кто-то задремал, чьи-то руки подхватили, он свалился, заснул, проспал пять минут и сам проснулся. Ему дали глотнуть воды, он потер опухшие глаза и опять продолжает свою работу.

23 апреля в шесть часов вечера из клуба 1-го боевого участка выносят знамя. На красном зелеными буквами: «Даешь воду!» Длинной колонной строители идут пешком последний раз по дну канала к плотине Пуарэ. Впереди их — руководители. Строители идут крупными шагами, каждый думает: как же пойдет вода?

Крошечные ножницы разрезают красную ленту, которая стягивала все подъемные щиты плотины Пуарэ. Ножницы блестят, лента извивается и падает.

Короткий торопливый митинг. Говорят все чересчур громко, и всем хочется оглянуться на желто-шоколадное Вадлозеро. Уносчивые воды, крепкие, прах их задери, сколько над ними мучались! Речи окончены. Над каналом взвит уже флаг Республики советов. Площадку плотины занимает аварийная бригада.

Товарищ Большаков командует:

— Часовые, подняться вверх!

Часовые поднимаются. Теперь канал пуст. В семь часов вечера аварийная бригада, замирая сердцем, медленно приподнимает первый щит. В канал падает мощный, желтый поток воды. Его встречают салюты противоположного берега: глухие громы взрывов. Оркестр! Спеши вперед, вдоль канала! Подо что же, если не под твои звуки, должны мчаться первые потоки? Вот несут воды забытую папиросную коробку, вот вытащили громадную щепу и — дальше, дальше.

Поднят второй щит. Его черный рот исчезает, чтобы пропустить лавину воды, которая разваливается у плотины. Показываются горбы третьего щита, четвертого.

Вода, кувыркаясь, устремляется вдоль по каменному коридору.

Низкие бревенчатые стены, заклеенные диаграммами и сводками о движении рабсилы.

В комнате трое.

Небритый юноша, седоусый человек в спецовке и напротив него высокий человек с лицом ксендза. Проходит, медленно вздергивает рукавицу, прижимая ладонью к столу телеграмму.

В телеграмме несколько слов о том, что плотина Пуарэ готова к пуску воды.

Говорят тихо. Говорят о том, что лагерники Водораздела с волнением готовятся к этому событию. Это для них большой праздник. Еще бы! Первая вода на Беломорстрое. Подведение итогов многомесячной работы. Первое испытание сооружений. Выдержат ли они встречу с водой?

Впереди плотины перемычка — временный ряжевый водоспуск. Его надо взорвать. Говорят о том, что хлынет вода и взорванные бревна могут пробить деревянные щиты плотины Пуарэ. И тогда озеро Вадло ворвется в незаконченный 165-й канал. Но есть и другая опасность. Взрыв может оказаться недостаточно сильным, и тогда почти невозможно будет добрать под водой остатки взорванных ряжей.

Подрывной операцией руководит опытный инженер-минёр. Это успокаивает.

В будке звонит телефон.

— Алло. Медгора. Алло, говорит Водораздел. Сегодня в 20 часов пуск воды!

Ревущий открытый форд полным ходом мчится на трассу.

В автомобиле человек с лицом ксендза.

Это заместитель главного инженера Константин Андреевич Вержбицкий.

Воздух лопается, вспоротый взрывами.

Он рвется, как гнилая материя. На 165-м канале взрывают скалу.

Константин Андреевич Вержбицкий взбирается на дамбу.

Внизу горят костры. Кричат вагонетные составы. Скрипят, вздымаясь, ковши. Жужжат перфораторы. Дробно стучат молотки.

Все эти звуки сливаются в глухой, нестерпимый гул. Идет торопливая, нервная борьба со скалой. Торопятся с пуском воды.

Впереди плотины на ряжевом водоспуске — голоса.

Там торопливо выбивают доски, разбирают ряжевый водоспуск, вода переливает сквозь пробоины, медленно ползет к плотине. Гаснет электрический свет, смолкают голоса. Участок перед плотиной и за нею пустеет.

Только на мостике стоят несколько человек с фонарями. Свет от фонарей падает на смоленные щиты плотины. Шиты блестят, как полированные.

Впереди минированный ряжевый водоспуск. Там — пустота, молчание.

И вдруг — глухой подземный удар, сотрясающий плотину. Люди, стоящие на мостике, в испуге цепляются за поручни.

Над ряжевым водоспуском распускается на огромную высоту черный взрывчатый куст осколков камней, бревен и грязи.

Камни свистят в воздухе.

Черная волна, метра в полтора высоты, с ревом мчится на плотину и, не добежав, закружившись винтом, белыми пенными гребнями омывает щиты. И успокаивается.

Над местом, где был водоспуск, — мертвое зеркало воды.

Уровни до бывшего ряжевого водоспуска и от водоспуска до плотины сравнялись. Плотина Пуарэ приняла полный водяной напор. Воды Вадлозера пошли по каналу 165.

Было это ровно в 20 часов 30 минут 23 апреля 1933 года.

Уже весна. Небо великолепное: лазорево-синее, а вокруг — светло-зеленая весна. Теперь бы передохнуть, выспаться. Посмеиваясь, люди идут в бараки.

Люди ложатся спать, но сон их недолог. Первыми просыпаются бригадиры: «Э, не убавлять высоты! — говорят они. — Беспрекословно, если мы утишили Вадлозеро, то еще не значит, что остальные водяные междуканальи дремлют».

Фаланги двигаются. Они идут на север и на юг, вслед за водами. Они уже мало думают о том, что ими совершено на Водоразделе. Давайте помогать другим. И фаланги присматриваются: кому же помочь?