Хаски и его Учитель Белый Кот, Том I - Жоубао Бучи Жоу

Вы! — взревел Мо Жань. — Вы — психи! Какого черта здесь происходит? Что вы задумали? Где мои спутники? Позовите Гоучэнь Шангуна! Эй, я с вами разговариваю!

Но сколько бы Мо Жань ни кричал и ни ругался, слуги не обращали на него внимания. Они внесли что-то завернутое в красный лисий мех и безо всякого выражения на лицах положили это на каменную кровать.

Мо Жань прорычал:

— Вы, мелкие угри...

— К чему так орать? — наконец презрительно бросил один из них. — У тебя же древесная духовная сущность, так что от тебя точно не убудет.

Другой тоже сально ухмыльнулся:

— Что там от него может убыть, скорее уж он получит больше, чем заслужил.

Мо Жань взревел от ярости:

— Зачем вы заперли меня здесь? Что притащили ко мне в кровать?

— Что притащили? — отозвался один.

— Человека, которого ты любишь, конечно… — добавил другой.

Пальцы Мо Жаня похолодели:

— Там Ши Мэй?

Змеелюди не ответили, только усмехнулись:

— Вы двое созданы друг для друга, поэтому сегодня будете любить друг друга. Когда все будет сделано, узнаешь, почему Бог пошел на такие хлопоты ради тебя.

Сказав это, они ушли.

В комнате воцарилась мертвая тишина.

Скованный Мо Жань не мог пошевелиться. Перед глазами все плыло. Одна минута перетекала в другую, и невозможно было сказать, сколько прошло времени. Хотя он боролся изо всех сил, пока его запястья и лодыжки не стали кровоточить, освободиться так и не удалось.

Тяжело дыша, Мо Жань повернул голову и посмотрел на человека рядом. Тот был с головы до ног закутан в лисий мех, только одна длинная прядь черных волос выбилась из рыжего плена. Юноша уставился на эту прядь волос, и сердце сорвалось в бешеный ритм от паники и возбуждения.

Он не знал, почему этот безумец Гоучэнь Шангун устроил все так, чтобы он мог дать волю своей звериной страсти по отношению к Ши Мэю…

Стоило ему подумать об этом, как он почувствовал тошноту. Было кощунством даже в мыслях осквернять этого прекрасного человека.

Мо Жань, тяжело дыша, уставился в потолок. Он задыхался, словно на его груди лежал камень. Он так долго тосковал и мечтал об этом, но теперь, когда шанс представился, чувствовал себя совершенно потерянным.

Тысячи мыслей пронеслись в голове. Первоначальное плотское возбуждение постепенно угасло, и он смог успокоиться.

Что бы ни задумал Гоучэнь Шангун, ничего хорошего для них это не предвещало. Одно дело, если бы его планы касались только его самого, но зачем было втягивать в это Ши Мэя?

Более того, все должно было произойти по чужому замыслу, а не по взаимному желанию, ведь Ши Мэй точно не хотел этого. Хотя Мо Вэйюй был подонком, но он всегда пытался защищать людей, которые ему нравятся, а не причинять им боль. Поэтому, независимо от того, какие методы Гоучэнь Шангун использует, чтобы добиться желаемого, он, Мо Жань, не будет принуждать Ши Мэя.

Долгое время прошло в молчании, прежде чем человек рядом с ним наконец проснулся и зашевелился. Мо Жань поспешно повернул голову и хрипло позвал:

— Ши… — второе слово он поспешно проглотил прежде, чем оно выскользнуло из его рта. Горло свело. Сглотнув, Мо Жань выплюнул совсем другое:

— ...Учитель[41.1]?

«Учитель?»

Еще мгновение назад он был уверен в своих убеждениях и тверд в желании сопротивляться похоти. Но стоило ему видеть лицо в меху, все его благие намерения растаяли, как туман под солнцем. Все стены, которые он так старательно возводил вокруг своего внутреннего зверя, рухнули, превратившись в щебень.

Куда только делись все эти красивые слова о благородстве и том, что он никогда не использует свое преимущество, не осквернит того, кто этого не желает...

Вот это пощечина так пощечина.

Лицо Мо Жаня побледнело.

В чем он был сейчас абсолютно уверен, так это в том, что каждый житель этого озера Цзиньчэн, и особенно этот злой бог Гоучэнь Шангун, были чертовыми слепцами!

Ему нравится Чу Ваньнин? Тьфу!

Сначала эта лиса, теперь эти змеелюди... да с чего они вообще решили, что его возлюбленным был Чу Ваньнин. Может быть, они каким-то образом выяснили, что он спал с ним раньше и не отказался бы переспать и сейчас? Но это просто смешно! Хотеть трахаться с кем-то и любить этого человека — это же разные вещи, разве нет?

Переполненный в сердце праведным негодованием, вслух Мо Жань не мог выдавить и слова. Он просто тупо смотрел, как пара глаз феникса медленно открылась.

… Это смертельно опасно!

Кажется, он даже услышал треск, когда у него что-то сломалось в голове.

Секунда, и… он не думал, что еще можно выжечь огонь из остывших руин в его сердце. Но хватило искры, чтобы отвратительный зловонный смог распространился по всему его существу черным пеплом и искаженным жаром.

Это было слишком обжигающе горячо.

Как будто огнедышащий дракон вдруг взмыл в смертоносную тишину этой темной ночи, как будто раскаленная лава и бушующее пламя внезапно вырвались из безмолвной бездны.

Весь его разум и самоконтроль сгорели в ревущем пламени…

Этого он никак не ожидал.

Обычно проницательный и острый взгляд Чу Ваньнина сейчас был замутнен сном. Его глаза были томными и туманными, как бамбуковый лес после дождя, где каждый из тысяч листьев был влажен и чист.

Судя по выражению его лица, что-то контролировало его сознание. Он медленно сел, лисий мех соскользнул с плеча, открыв взгляду большой участок обнаженной упругой кожи. Под мехом Чу Ваньнин был полностью обнажен, и его спина и плечо были покрыты следами любви, варьирующими по цвету от красного до зеленого.

Как… это могло случиться…

Мо Жань чувствовал, что сходит с ума.

Кто это сделал?

Кто посмел делать такие вещи с его… его... ЕГО Учителем?

Каждая косточка в его теле дрожала от гнева, а кровь взвыла от распирающей грудь ненависти.

Это был Чу Ваньнин! Кто посмел прикоснуться к его любовнику!

Это мое, только мое!

Мо Жань был настолько переполнен ненавистью, что даже не задумался о том, что в этой жизни Чу Ваньнин не принадлежал ни ему, ни кому бы то ни было еще. Он видел только крепкое, гармонично развитое тело Чу Ваньнина и чужие отметины на этом знакомом теле.

— Учитель!

Его голос был низким и искаженным, но Чу Ваньнин, казалось, вообще не слышал его хриплого крика и не видел его судорожных рывков. Он опустил ресницы и,