Пришельцы. Земля завоеванная (сборник) - Роман Злотников

Мы вытаращились. Хлюпик даже вскочил. Пришлось его уронить, сунув мордой в траву. Правда, на его месте я бы и не так подпрыгнул, я бы ноги оттуда сделал… Сами подумайте! Над поляной тарелка висит инопланетная, под нею до зубов вооруженные пришельцы, а перед ними выплясывает, как марионетка, наш Учитель! Жутко выплясывает, аж дрожь пробирает, на него глядючи… Пришельцев, по ходу, тоже проняло. Стоят как вкопанные, пушки свои опустили, вот-вот уронят… И в это мгновение на сцене появился Качок с братвой. Они выскочили как из-под земли и сразу навалились на пришельцев, загипнотизированных выгибонами Дмитрия Васильевича. Получилось у них классно. Пришельцы и вякнуть не успели. Правда, один вырвался, но на него кинулся Учитель… Вернее, я потом понял, что это он кинулся, а так будто вихрь пронесся. Рраз… и пришелец уже валяется в траве, а Дмитрий Васильевич стоит над ним и этот его бластер в руках держит… Дальше началась натуральная стрелялка. Пришельцы сдаваться не собирались, и если бы Учитель не завладел одной из пушек, еще неизвестно, чем дело кончилось бы…

Что может быть лучше костра летней ночью, когда ароматный от смолистых сосновых веток дым отгоняет надоедливых комаров, а рой искр взлетает к самым звездам? Только интересная история, рассказанная знающим человеком с хорошо подвешенным языком. Десять девятиклассников слушают, открыв рты, своего учителя. Учителя с большой буквы. Дмитрий Васильевич Скоробогатов три года подряд водил своих подопечных в летние походы. Он считал, что они сплачивают ребячьи коллективы. И, в общем, не ошибался. Даже такие малосовместимые друг с другом люди, как староста астрофизического кружка Миша и признанный лидер класса Анзор, в походах ладили, а следовательно, неплохо поддерживали дисциплину среди остальных ребят. Вот и теперь они сидели плечом к плечу, завороженно глядя в рыжее пламя костра, навострив уши, не пропуская ни единого слова своего Учителя.

Да и было что послушать. Дмитрий Васильевич говорил о множественности обитаемых миров. Говорил не как о чем-то абстрактном, а так, словно лично был знаком с представителями, по крайней мере, полдюжины космических рас. С необыкновенной легкостью классный руководитель теперь уже 9-го «А» рассуждал о том, что мыслящие млекопитающие крайне редкое явление в Космосе. Развитие жизни на других мирах гораздо чаще приводит к появлению разумных существ на других ветвях эволюции.

Моллюски обладают развитым мозгом и множеством хватательных органов еще на стадии водного существования, когда же изменившиеся условия заставляют их осваивать сушу, эти преимущества быстро выдвигают мягкотелых в лидеры процесса цефализации – то есть усложнения высшей нервной деятельности. Артроподы – вовсе необязательно превращаются в неуклюжих ракообразных и вертких, но слишком уж узкоспециализированных насекомых, как это произошло на Земле. В иных мирах артроподы обладают чрезвычайной гибкостью, и телесной, и, главное, умственной. Оказываются не менее гибкими в интеллектуальном смысле и червеобразные. Не говоря уже о позвоночных, которые достигают разумной стадии и на амфибийной, и на рептильной, и на птичьей ветвях эволюционного древа. Все эти существа гораздо стремительнее идут по пути прогресса, нежели млекопитающие, чье сознание нередко бывает подавлено переразвитым инстинктом размножения. Культура иных разумных рас держится вовсе не на половом влечении и родительской заботе о потомстве, а на целесообразности и логике. Не все мыслящие во Вселенной знают искусство, но ни одна раса не обходится без математики. Логика, свободная от этики, в том числе и религиозной, позволяет добиваться вершин знания, не считаясь с жертвами. Лишенные половой страсти, затмевающей рассудок, разумные существа Галактики избегают множества ошибок при создании своих цивилизаций, очень рано начиная космическую экспансию, которая неизбежно приводит к военным конфликтам межзвездного уровня.

– Эх, встретить хотя бы одно из этих существ, – мечтательно произнес Коля Степанов по прозвищу Хлюпик, а по штатному расписанию кружковского «космического корабля» бортинженер.

– Встретишь, – совершенно серьезно отозвался Учитель. – И довольно скоро.

– Когда же? – немедленно осведомился Очкарик, он же пилот-навигатор второй позиции, он же Эрик Флейшман.

Классный руководитель посмотрел на часы.

– Завтра, в это же время, – ответил он.

– И где? – деловито уточнил командир группы захвата Анвар Тогоев по кличке Качок.

– В трех километрах отсюда, – в том же тоне ответил Дмитрий Васильевич. – На опушке Матюхина бора…

В нагрудном кармане у меня хрюкнула рация. Я вытащил, вдавил кнопку приема.

– Миша, – прохрипел в динамике голос Учителя, – бери своих, и дуйте сюда…

– Слушаюсь, – отозвался я. Посмотрел на «своих». Глаза по пять копеек. Боятся. – Не сцы, братва! – попытался я подбодрить их. – Прорвемся!

Мы кое-как поднялись и «дунули». Страшно было не по-детски. Никому из нас не хотелось идти к тарелке, но еще страшнее было оставаться в лесу. А вдруг часть пришельцев успела укрыться там и сейчас они накинутся на нас?.. Не накинулись. Не могли. Все они лежали на границе голубого света. Я только глянул, и меня вывернуло наизнанку. Это были вовсе не гуманоиды. Они больше походили на птиц. Под прозрачными колпаками шлемов виднелись клювастые головы на тощих шеях, покрытых чем-то вроде цыплячьего пуха. Большие, выпуклые глаза были подернуты пленкой третьего века. Пришельцы были мертвы, все до единого. Навороченные скафандры их были прожжены. Воняло паленым пером. Меня все еще полоскало, когда ко мне подскочил Учитель, выкрикнул:

– Вставай, слабак! Марш в корабль!

Никогда я еще не слышал в его голосе столько злобы…

Дальше – больше. Он свистнул, и ко мне подскочил один из ребят Качка. Схватил за шиворот и поволок в центр светового круга. Спазмы все еще не давали мне разогнуться. Так и подняло меня на корабль, свернутого в бараний рог. Я пришел в себя только в рубке. Хлюпик, Очкарик, Ботан уже заняли свои места за подковообразным пультом. Передо мною стоял Дмитрий Васильевич… Вернее, существо, некогда выдававшее себя за учителя физики Малопухтинской средней школы. От Учителя осталась лишь одежда, да и то сильно потрепанная в драке. Безжалостные глаза рептилии смотрели на меня в упор, а раздвоенный язык то и дело облизывал жесткую чешую на морде. Мне опять стало тошно, я спешно поднялся и взобрался на странное сиденье, больше похожее на птичий насест.