Избранное - Андрей Гуляшки

того как лейтенант вышел из комнаты, Аввакум подумал: «Видимо, я это делаю из-за Прекрасной феи. Из ревности!» Тут его вдруг обдало горячей волной, он словно оказался перед огромной, полыхающей пламенем печью. Ревность! Обычно человек ревнует, когда любит. А он? Разве он любит? Его игру в такой же мере можно назвать любовью, как вальс — симфонией.

Но дальше, дальше… Уравнение решено, вывод сделан. Что же дальше? Кто убийца?

Аввакум закрыл глаза, потому что мертвец, откуда бы он на него ни смотрел, и впрямь травмировал его психику. Он, казалось, ужасно мучился, стянутый этими ремнями, будто силился освободиться и сползти на пол, а ремни его не пускали. Особенно неприятное чувство вызывали безжизненно повисшие руки. Теперь флакончик из-под духов, хранящийся в ящике стола, им, конечно, ни к чему. Профессор иногда вынимал из ящика этот флакончик, открывал пробку и с жадностью вдыхал воображаемый аромат. Теперь это даже представить было трудно.

Итак, кто же убийца?

Аввакум вздохнул и закурил сигарету.

В комнату вошел сержант. Все еще мокрый, он теперь выглядел бодрым и больше не зевал. «Коньяк подействовал», — подумал Аввакум и кивнул ему:

— Докладывайте!

Сержант доложил, что они обыскали весь дом, начиная с чердака и кончая подвалом, и никаких посторонних лиц не обнаружили.

— Правда, мы нашли вот это. — И сержант протянул руку. — В бумажнике повара.

«Это» оказалось сберегательной книжкой. От потертой обложки исходил смешанный запах лаврового листа и душистого перца.

— Пять штук, — важно заметил сержант. Он стоял навытяжку, и лицо его сияло от гордости. — Пять штук, — повторил он.

Между исписанными страницами сберегательной книжки лежали пять банкнот по два доллара каждая. Аввакум пересчитал — действительно, пять бумажек. Он повертел их в руках, посмотрел на свет. Доллары настоящие.

— А вы посмотрите, сколько у этого бедняги на книжке, — сказал сержант. В голосе его звучало возмущение.

Аввакум взглянул на последнюю цифру. На эти деньги бывший кок вполне мог купить «волгу». И еще осталось бы.

— Протокол составили? — спросил Аввакум.

— Так точно, — ответил сержант.

— А как себя ведет повар?

— Плачет. — Сержант пожал плечами. — Плачет, товарищ майор, навзрыд.

Аввакум стал расхаживать взад и вперед по комнате.

— Сейчас же отправьте арестованного в управление, — распорядился он. — Наручники не снимать.

Итак, кто убийца?

Труп действительно был похож на утопленника, опутанного отвратительными водорослями. Аввакум отвернулся и закрыл глаза.

Теперь найти убийцу не так трудно, раз найдены следы. Сейчас важнее другое — шифрограмма, о ней надо думать в первую очередь. Шифрограмма давала кому-то инструкции. Круг того и гляди сомкнется, задание, таящее опасность для государства, будет выполнено.

Когда и где?

Быть может, это произойдет в ближайшие часы, ближайшей ночью или завтра. А может, послезавтра?

Да, кто-то сидит в темноте, слушает, как стучат капли о стекло, и, довольный своим хитроумием, посмеивается. Хороший шахматист, он довел своего противника до мата и теперь с полным правом может спокойно выкурить трубку.

Ушла ли Прекрасная фея? Завтра вечером ей предстоит танцевать в «Спящей красавице», и этой ночью она должна хорошенько выспаться. Пускай идет проклятый дождь, в дождь всегда хорошо спится.

Но чего ради он тянет? От стола профессора его отделяет всего два шага. Пора сделать наконец эти два шага и посмотреть собственными глазами, не осталось ли там чего-нибудь. Если там ничего не окажется, то тот, кто сейчас сидит где-то в тепле, может спокойно курить свою трубку. Время работает на него.

Аввакум встал, обошел мертвеца и остановился слева от него. Перед глазами открывался весь стол.

Телефон, арифмометр и пепельницу можно не принимать во внимание, так же как и логарифмическую линейку и стакан с цветными карандашами.

Так. Все остальные предметы надо проверить. Но их, слава богу, не так много. Словарь «Ларус», первый том Большой энциклопедии, «Теория вероятности» и его старые знакомые — латинский: словарь и грамматика латинского языка.

От двух последних книг: на Аввакума повеяло леденящим холодом — шифрограмма, по всей вероятности, составлена по латыни, с условными обозначениями. Тут сам черт голову сломит.

Кроме книг, на столе валялось множество черновиков, испещренных цифрами — бесчисленные столбики цифр!

Для того чтобы определить значение трех колонок пятизначных цифр в десятой степени, требуется исписать в процессе вычисления целую общую тетрадь. Сейчас перед его глазами лежал ворох черновиков с вычислениями; однако в таком беспорядке эти вычисления абсолютно ничего ему не говорили. Тем не менее он начал складывать разбросанные черновики, стараясь придать им какую-то систему.

И в тот миг, когда он осознал полную, бесполезность того, что делал, именно тогда он обнаружил то, что его интересовало больше всего, — тетрадь с этимологическим выражением таинственных пятизначных чисел. Она лежала у арифмометра, чуть правее правой руки покойника. На раскрытой тетради лежала стопка чистой бумаги, предназначавшейся для черновиков.

Аввакум жадно, схватил тетрадь, как будто в ней четко, ясно и просто излагался тайный смысл жизни. Листы тетради скрепляла спиральная проволока. Но от первого листка остались лишь жалкие следы в завитках спирали.

Все оставшиеся листы тетради были чисты, без единой помарки.

Единственный исписанный лист был вырван.

Покончив с профессором, убийца поспешил уничтожить то, из-за чего было совершено убийство.

Об этом рассказала тетрадь.

Но что было написано на оторванном листве? Сама тайна или ее латинские символы?

Во всяком случае, этот листок был здесь и безвозвратно пропал. Не требовалось какого-то особого таланта, чтобы в этом убедиться; на полу и в корзинке для бумаг валялись остатки сгоревшего листка. Начисто сгоревшего, потому что эти остатки больше напоминали пепел. Взволнованный находкой дурацкой пуговицы, лейтенант не обратил внимания на сожженную бумагу.

Ладно, он, Аввакум, сам это заметил, да много ли от этого пользы?

В момент, когда он подносил к сигарете горящую спичку, рука