Красный монарх: Сталин и война - Саймон Монтефиоре

В 6 часов вечера того же дня в Маленьком уголке состоялась первая встреча Председателя Мао и генералиссимуса Сталина. У этих двух титанов-коммунистов двадцатого столетия было немало общего. Оба были поэтами, фанатиками и параноиками. Оба вышли из крестьян и сейчас правили огромными империями. Оба слегка помешаны на истории своей страны. Оба легко и непринужденно посылали на смерть миллионы подданных. Оба, наконец, были дилетантами в военном деле и мнили себя гениальными полководцами.

Сталин и Мао встретились в Москве, чтобы осуществить самый страшный кошмар Соединенных Штатов Америки – подписать советско-китайский договор о дружбе. Этот союз станет последним значительным достижением Сталина в международной политике.

У Сталина и Мао была общая цель, но они не доверяли друг другу. Оба считали себя гениями и следили друг за другом с олимпийских высот своего величия.

Мао пожаловался, что его долго «отодвигали в сторону».

– Победителей не судят, – заявил Сталин. – С какими идеями или пожеланиями приехали?

– Мы приехали закончить важное дело, – ответил китаец. – Оно должно быть одновременно и прекрасным, и изящным.

Наступило неловкое молчание. Сталин не понял этого загадочного намека на договор о дружбе и взаимопомощи, который должен иметь и символическое, и практическое значение. Соглашение призвано помогать выполнению важных задач как для мировой революции, так и для Китая. Первой задачей Иосифа Виссарионовича была защита советских завоеваний на Дальнем Востоке, обговоренных в Ялте и подтвержденных в советско-китайском договоре. Он готов был подписать новое соглашение, если в этих вопросах оно не будет противоречить старому. Мао же хотел спасти лицо, прежде чем ратифицировать договор и уступать Советскому Союзу китайские территории. Обстановка стала патовой. Мао Цзэдун предложил вызвать Чжоу Эньлая, своего премьера. С его помощью Мао надеялся сдвинуть переговоры с мертвой точки.

– Если мы не можем решить, что должны сдвигать с мертвой точки, зачем звать Чжоу? – удивился Сталин.

Высокие собеседники расстались недовольные друг другом. Стороны встретились через несколько недель. Пребывание в Москве китайскому руководителю не понравилось. Он жаловался на скуку. Ему было нечего делать, кроме как «есть, пить, спать и ср…ть». Чопорные русские были шокированы грубыми шутками Мао.

– Товарищи, битва за Китай еще не закончена. Это только начало, – сказал Сталин членам политбюро.

Лаврентий Берия шутливо заметил, что Сталин завидует Мао Цзэдуну, который правит более многочисленным народом, чем он.

Конечно, во время перерыва в переговорах о Мао не забыли. Его навещали на даче Вячеслав Молотов, Анастас Микоян и Николай Булганин. Сталин мучился одним вопросом. Его интересовало, является ли этот загадочный китаец истинным марксистом или только выдает себя за такового. Как аббат, проверяющий послушника, Вячеслав Михайлович устроил китайскому гостю экзамен по основам марксизма. Молотов пришел к выводу, что Председатель Мао – умный человек и крестьянский вождь, чем-то похожий на китайского Пугачева, но не настоящий марксист. Как можно считать настоящим марксистом человека, осведомился у Сталина Молотов, осуждающе поджав губы, который сам признается, что ни разу не прочитал «Капитал»!

21 декабря Мао Цзэдун и руководство международного коммунизма съехались в Большой театр на торжественное заседание, посвященное большевистскому понтифику. Это собрание напоминало одновременно мессу, пышную царскую свадьбу и корпоративную вечеринку. Торжества обошлись советской казне в 5,6 миллиона рублей. В Москву со всех концов света съехались тысячи паломников. Иосиф Виссарионович, как всегда, метался между презрительным отношением к своему обожествлению и желанием стать живым Всевышним. Он играл роль скромного большевика в то время, как Георгий Маленков пытался убедить вождя, что народ требует празднеств и новых наград.

– Даже не мечтайте о том, чтобы вручить мне еще одну звезду, – проворчал Сталин.

– Но товарищ Сталин, советский народ…

– Оставь советский народ в покое.

Несмотря на ворчание и показное недовольство, вождь с большим интересом расспрашивал о приготовлениях к празднику. Архивные документы свидетельствуют, что к юбилею Сталина готовились с поистине грандиозным размахом.

Никита Хрущев прославлял в «Правде» «острую непримиримость Сталина к космополитам без роду и племени», под которыми, конечно, подразумевались евреи. Александр Поскребышев восторгался агрономическими талантами товарища Сталина, который выращивал лимоны и розы. Жены соратников и друзей делали юбиляру свои подарки. Нина Берия прислала сваренное собственноручно ореховое варенье, рецепт которого она узнала от матери вождя.

«Ем твой джем и вспоминаю детство и юность», – сообщил Сталин в письме Нине.

Лаврентий Берия закатывал глаза.

– Теперь тебе придется варить ему варенье каждый год!

Знаменитые актеры и дети элиты усиленно репетировали артистические поздравления. Поскребышеву удалось выбить для дочери, Наташи, звездную роль: прочитать панегирик и лично вручить букет цветов человеку, который приказал расстрелять ее мать.

Балерины из Большого театра усердно отрабатывали особые реверансы.

Ночью накануне торжественного заседания Иосиф Виссарионович, как всегда, работавший в Маленьком уголке, решил изменить порядок рассадки присутствующих. Он решил переместиться в сторонку, чтобы не быть в центре внимания. Маленков настаивал, что вождь обязательно должен находиться в первом ряду. Тогда Сталин решил, что будет сидеть между Мао Цзэдуном и Никитой Хрущевым.

Потом вождь неожиданно почувствовал боль в шее и головокружение. Сталин пошатнулся, Поскребышев поддержал его. Как всегда, генсек не стал обращаться к врачам. Секретарь выписал ему одно из своих универсальных лекарств.

Следующим вечером в Большом театре яблоку негде было упасть. Зал с нетерпением ждал советское руководство. Экзотическая свита вождя, состоящая из китайца Мао, немца Ульбрихта, венгра Ракоши, поляка Берута и других иностранцев, долго собиралась в аванложе. Когда все они вышли в зал, публика зашлась от бешеных аплодисментов и приветственных криков. Сталин сел чуть левее центра, под кумачом алых знамен и своим гигантским портретом. После того как президиум расположился, на трибуну начали один за другим выходить выступающие. Они произносили длинные поздравительные речи. Все говорили об одном и том же – гениальности юбиляра. Сталин подозвал жестом генерала Власика и прошептал, что гостям следует выступать на родных языках. Наверное, он вспомнил, что официально является интернационалистом, отцом всех народов, а не только русского. Тольятти говорил по-итальянски и тут же сам переводил свою речь на русский. Речь Председателя Мао, которую он произнес на удивление звонким голосом, слушатели встретили оглушительными овациями.