Красный монарх: Сталин и война - Саймон Монтефиоре

Берия приехал в Семипалатинск-21 на генеральное испытание советской бомбы. Он остановился в маленьком домике позади командного пункта профессора Курчатова. Утром 29 августа на глазах Берии кран осторожно опустил урановый пест в вагон. Затем в него поместили плутониевую полусферу. После того как бомбу снарядили взрывчаткой и взрывателем, ее отвезли на место взрыва и подняли на самый верх башни. Лаврентий Берия и ученые уехали.

В 6 часов вечера все собрались на командном пункте в десяти километрах от эпицентра взрыва. В домике была панель управления и телефоны связи с Москвой. Наблюдатели спрятались за земляным валом, который должен был защитить от ударной волны. Курчатов дал команду произвести взрыв. Небо осветила яркая вспышка. После того как ударная волна прошла, все выбежали из командного пункта, чтобы полюбоваться похожим на гриб облаком, которое величественно поднималось перед ними.

Лаврентий Павлович был так взволнован, что поцеловал Курчатова в лоб.

– Все как у американцев? Ничего не напортачили? Курчатов нас не обманывает? – допытывался он у ученых.

Берия очень обрадовался, когда узнал, что взрыв сровнял с землей все, что было на полигоне.

– Слава богу, все получилось! – облегченно вздохнул Берия и бросился звонить в Москву, чтобы первым сообщить Сталину об успешном испытании.

Берию ждало разочарование. Сталин грубо оборвал его. Он сказал, что все уже знает, и бросил трубку. У Иосифа Виссарионовича имелись собственные источники информации. Берия пришел в ярость. Он ударил генерала, осмелившегося сообщить вождю, и гневно закричал:

– Ты вставляешь палки мне в колеса, предатель! Я сотру тебя в порошок!

Несмотря на эту маленькую неудачу, он очень гордился своим колоссальным успехом. Через четыре года после Хиросимы у Сталина появилась своя атомная бомба.

Берия и Маленков были довольны. Они вернули расположение Хозяина.

Сталин вызвал Хрущева из Киева. «Конечно, я не мог не чувствовать тревоги», – признавался позже Никита Хрущев. Поводов для страха было предостаточно. Вознесенского и Кузнецова в это самое время пытали в подвалах Лубянки.

Хрущев позвонил Маленкову.

– Не беспокойся, – посоветовал Маланя. – Я не могу сказать, зачем тебя вызывают, но даю слово, что тебе нечего бояться.

Никита Сергеевич Хрущев правил Украиной с 1938 года. Перед войной он безжалостно уничтожал кулаков, во время войны и после нее громил украинских националистов и униатских епископов.

В феврале 1948 года Хрущев вновь организовал высылку из деревень ненадежных элементов. По его инициативе был арестован почти миллион человек. По своим масштабам и жестокости это колоссальное преступление вполне сопоставимо с депортацией кулаков в тридцатые годы. Неудивительно, что на старости лет, уже на пенсии, Хрущев говорил: «У меня руки по локоть в крови».

Никита Хрущев, лысый и круглый, как ядро, ходил у вождя в любимцах. Говорил он очень просто. Наверное, поэтому его лесть казалась Иосифу Виссарионовичу искренней. Сталин считал этого энергичного руководителя полуграмотным крестьянином. «Хрущев так же невежественен, как эфиопский император», – однажды сказал он с улыбкой Маленкову. Однако славившийся проницательностью вождь знал и сильные стороны своего фаворита. Ему нравились в Хрущеве «глубокий натурализм, чистая мужская сила, настойчивость и хитрость, здравый смысл и сильный характер». «Его нужно держать на коротком поводке», – задумчиво говорил порой Сталин.

Приехав в Москву, Хрущев первым делом поспешил в гости к Берии в надежде, что тот его успокоит. Среди сталинских придворных постепенно росло чувство локтя. Лаврентий Павлович тоже заверил Никиту, что ему ничего не угрожает.

Они оказались правы. Сталин назначил Хрущева секретарем ЦК и хозяином Москвы. Он сообщил своему любимцу, что дела в стране обстоят не очень хорошо.

– Мы раскрыли заговор в Ленинграде, – сообщил вождь. – Москва тоже кишит антипартийными элементами.

Сталин хотел, чтобы Хрущев навел в столице порядок.

– Это работа для провокатора, – ответил Никита Хрущев.

Иосиф Виссарионович понял, что фавориту новое задание не по душе, но спорить не стал. Вскоре он поставил его во главе сельского хозяйства Советского Союза.

Порвав связи с ленинградцами, резко ослабив Молотова и Микояна, вождь понял, что Маленков и Берия, эти два самых больших негодяя в его окружении, стали теперь главными кандидатами на наследство. Хрущева он вызвал как раз для того, чтобы создать им противовес. Однако этот план не мог быть успешным, потому что Хрущев, Маленков и Берия стали неразлучными друзьями. Хрущевы и Маленковы жили в одном доме в переулке Грановского. Около дома постоянно стояла машина Берии, чтобы отвезти их в гости к другу.

Эти трое друзей позволяли себе посмеиваться над планами вождя и в то же самое время доносили ему друг на друга. После того как Маленков не сумел справиться с невыполнимым заданием – поднять сельское хозяйство, – Сталин поручил его Андрееву. Тот взялся за дело засучив рукава, но был дискредитирован. Ему пришлось отречься от ошибочных взглядов. Это стало закатом его карьеры. Сейчас за сельское хозяйство отвечал Хрущев. Однако и его на этом поприще ждали не розы, а острые шипы. План Никиты Сергеевича по созданию гигантских сельскохозяйственных предприятий едва не привел к катастрофе. Сталин, Берия и Маленков заставили его публично покаяться. Молотов и Маленков хотели уволить Хрущева, но Берия, явно недооценивавший этого «круглоголового дурака», спас его.

Сталин тоже решил защитить Никиту Сергеевича. Он постучал его трубкой по лысой голове и сказал с улыбкой:

– Пустая!

Мао, день рождения Сталина и корейская война

7 декабря 1949-го Сталин вернулся в Москву из Нового Афона, где проводил большую часть отпусков в последние годы. Он спешил в столицу, чтобы успеть на два очень важных мероприятия: встретить нового руководителя Китая, Председателя Мао Цзэдуна, и отпраздновать собственное семидесятилетие.

В полдень 16 декабря поезд Мао прибыл на Ярославский вокзал. Китайского лидера встречали Молотов и Булганин, очень импозантный в своей маршальской форме. Визит начался так же неловко, как и закончился. Мао пригласил встречавших его русских пообедать с ним в поезде. Молотов отказался, китайский лидер оскорбился. Это положило начало череде обид, таких же монументальных, как Великая китайская стена. Высокого худощавого Мао, изрядно напуганного величием Сталина и одновременно чувствующего презрение к его постоянному недостатку поддержки, отвезли на одну из сталинских дач, в Липки.