Круги в пустоте - Виталий Каплан

Митька потупился. Попытка явно не удалась. Видно было, что кассар не разыгрывает недоумение - он и впрямь ни врубается.

- Да, вот еще что, - озабоченно произнес кассар. - Ты видишь, Митика, что жизнь наша в опасности, причем главная опасность подстерегает тебя. Всякое может случиться. Я, конечно, в силах тебя защитить, но вдруг сложится так, что меня не будет рядом? В общем, тебе надо кое-чему простейшему научиться. Вот, держи.

Из своей сумки он извлек что-то продолговатое. Оказалось - короткий меч в ножнах. Рывок - и четырехгранное лезвие сверкнуло на солнце.

- Вот, возьми. Это тьялгу, клинок для ближнего боя. Держать его надо так... Понял? Теперь возьми. Вот... Нет, большой палец чуть опусти... и не сжимай ты его так сильно, кисть должна быть расслаблена. Основные удары делаются вот так. Рубящий сверху вниз... имей в виду. Его очень легко отбить. Прямой колющий... годится только на самом ближнем расстоянии. Вот этот часто полезен, снизу вверх, с поворотом. Повтори... Да, против настоящего воина ты, боюсь, никогда не сумеешь выступить... но если какой-нибудь мужик, или раб... во всяком случае, можешь попытаться. Ясное дело, если не будет другого выхода. Да не стой ты как деревянный! Следи за ногами, они не должны напрягаться. Чуть согни - и двигайся же, бестолочь, двигайся! Ну вот...

Спустя где-то час запыхавшийся Митька плюхнулся в траву. Ноги его уже не держали. Это было похуже тренировки по боксу, куда он записался в прошлом году и походил несколько раз. Харт-ла-Гир ошибок не прощал и вразумлял пускай и не слишком болезненными, но хлесткими затрещинами.

- И запомни, - сказал он, пряча клинок в сумку, - пока ты маскируешься под раба, ни в коем случае нигде и никому не показывай, что умеешь держать меч. Такого раба моментально ждут колья. Или же муравьиная яма, добавил он глухо.

Митька обессиленно внимал. Пот стекал с него градом, и ужасно не хотелось вставать.

- Все. Нам пора. Между прочим, сегодня ты пойдешь пешком. Здоровый уже, нечего кататься. Заодно и ноги окрепнут...

20.

Еще не доехав до деревни, они поняли, что за высоким частоколом происходит что-то неладное. Толпа гудела, словно рой растревоженных ос, и Митьке отчего-то сразу стало тоскливо и холодно. Страх так и так грыз его, соваться в деревню было опасно. Но утром кончилась вода, и кассар глухо объяснил, что делать нечего.

- Тут, в степи, воды нет. В пяти днях пути к востоку течет Ойнал, большая река. Еще дальше к северу есть озеро Тмиу-Гла, но до него вообще две недели добираться. Тханлао на западе, тоже слишком далеко. А здесь... здесь, конечно, есть вода. Но глубоко, мечом не прокопаешься. Локтей на сто копать надо. И большие потоки мне перекрыли, - непонятно бормотал он. - Будь здесь Наставник... только Наставник далеко. В общем, Митика, придется искать какую-никакую деревню. Как знать, может, туда еще не доскакал государев гонец. Но это вряд ли. Видимо, придется подраться. Помни - пока мы вместе, ты не должен ни во что соваться. И помни, ты раб, и веди себя, как надлежит... Может, и прорвемся...

Солнце доползло почти до зенита, и пот стекал с него градом, в горле пересохло, а каждый шаг давался с трудом. После тренировки с мечом они, по Митькиным расчетам, прошли часа два. И как это кассар держится? Митька бросил взгляд на возвышающегося в седле Харта-ла-Гира. Тот вновь одел свою темно-зеленую куртку. И, должно быть, чувствовал себя как в микроволновке. Но делать нечего - кассар должен выглядеть кассаром.

Настежь распахнутые ворота никто, однако, не охранял. Они прошли по пустынной улице, где лишь собаки вяло тявкали из-за глиняных заборов. Но дальше, на центральной площади, гудел настоящий муравейник. Харт-ла-Гир на минуту задумался, потом решительно направил коня туда.

Наверное, эта деревня считалась здесь не слишком большой. Несколько не особо длинных улиц, уродливые кособокие дома с соломенными крышами и слепыми провалами окон... Однако толпа на площади показалась Митьке громадной. Человек двести, а то и триста, решил он. Толпа шумела, махала руками, оживленно что-то обсуждая.

Митька, юркнув между спинами, сумел-таки разглядеть, что происходит в центре. А кассару, должно быть, и так все было видно из седла.

В центре площади возвышалась земляная насыпь, и суетилось несколько людей. Высокий, тощий дядька в длинной, едва ли не до пят хламиде, плотный крепыш с недовольным красным лицом, несколько стражников, по случаю жары скинувших доспех, но крепко сжимавших длинные черные копья. А еще там было три врытых в землю заостренных кола. Двое уже были заняты - на них, хрипло воя, корчились совершенно голые, покрытые синяками мужчина и женщина. Третий кол, самый тонкий, оставался пока свободным.

- С ними, единянами, только так и надо, - снисходительно втолковывал стоящий рядом мужик худенькому юноше, то ли сыну, то ли батраку. - Ибо устои разрушают, как вот господин староста изволили выразиться. А все почему своеволие. Нет чтобы жить честно, как подобает государеву подданному, платить подати, чтить Высоких. Этим, видишь ли, чего-то новенького захотелось... возмечтали о себе. А в жизни закон твердый: виноват - получи. Наказаниями сильна земля олларская, без наказаний не будет и порядка. Смотри, Ульсиу, мотай на ус, что с опасными мечтателями-то бывает...

Юноша Ульсиу, как заметил Митька, изнывал от отцовских поучений, но время от времени изображал заинтересованность. Видимо, знал, что зевать да отворачиваться себе дороже.

Все было ясно. Все как и в той, прошлой деревне. Староста выполняет государственное предписание - казнить единян, буде не отрекутся от своей веры. В животе заныло, тяжелый плотный ком вырос в горле. Не отрываясь, Митька смотрел на умирающих. Отсюда, шагов с тридцати, все было видно как на ладони. Да Митька никогда и не жаловался на зрение. И теперь глядел, как пузырится у них на губах пена, и слышал, как вой постепенно сменяется хрипом. Это сколько же они так мучаются? И главное, сколько еще осталось?

"Ну что же Ты, Единый? - с раздражением подумал он, непроизвольно сжимая кулаки. - Чего Тебе стоит молнией шандарахнуть? Ты же видишь, как они корчатся? А ведь они верили Тебе. Не как я, а по-настоящему! Надеялись, что спасешь. И вот... Сам видишь... Тебе что, наплевать? Или Тебя вообще нет, и они умирают зря?"

Между тем в центре произошли какие-то движения. Протолкавшись где-то сзади, вышли двое стражников, тащивших кого-то мелкого, извивающегося. Приглядевшись, Митька едва не присвистнул. Пацан, на вид лет десяти, щуплый и тоже, как и те, на кольях, голый. Повсюду его тело пересекали свежие, кровоточащие рубцы. Что, и его?!

Багроволицый здоровяк, очевидно, староста, поднял руку. Постепенно площадь смолкла.