Спасти дракона - Кирилл Кащеев

Проливной дождь хлынул с небес, вбивая явившийся из другого мира огонь в землю и развеивая затянувшие участок облака пара. Рада издала злобный вопль – между соснами отлично видна была Танька, подбегающая к забору. За руку она волокла Богдана – запорошившая глаза и рот сухая пыль заставляла парня то и дело врезаться в стволы деревьев и отчаянно отплевываться. Покрытые слоем пыли богатыри мчались следом…

– Что встали?! Держите их! Грызите! – заорала на своих зверей Рада. Волна мелких зверушек хлынула за беглецами…

Бабах! По плечам Рады замолотил новый дождь – из кротов и землероек. Аристарх взмахнул скованными руками и грохнулся на четвереньки. Взрыв разметал зверьков по всему участку, а подходы к соснам закрыла полоса фиолетового дыма. Участок снова пылал, разлетевшиеся искры заставили «руконогое» сено Рады тлеть, теперь вокруг ро́бленной тоже поднимался столб дыма – на сей раз черного.

– Что… за заклятие? Колдовской огонь? – Рада забормотала новый призыв дождя.

– Не нада-а-а! – отчаянно завопил Аристарх. – Девчонка по участку шастала… Это смесь порошка магния с йодом! Возгорается от воды!

– Придурок, что ты несешь! От воды не горит, от воды гаснет! – Струи обрушились с небес… и все – и дом-пещеру, и пристройки, и причал – охватил фиолетовый дым. Буро-фиолетовыми клубами завивалось сено Радиных рук и ног.

– Дура необразованная! Это химия, ее заклятьями не возьмешь! – пытаясь отползти прочь от дыма, хрипел Аристарх.

– Сам козел! – окончательно разъярилась Рада.

Громыхнуло! Сверкнуло! Ме-е-е! Вместо стоящего на четвереньках мужика возник трясущий бородой козел. Козел попытался взбрыкнуть… и завалился набок. Передние копыта у него были скованы наручниками.

– Кто теперь мочало доплетет? – заверещала Рада. – Ах ты ж дрянь, это ты виновата! Не уйде-е-е-ешь! – вопль ведьмы спугнул птиц в окрестностях. Изогнувшись, точно толстый червяк, Рада сумела сесть. Раскинула сенные руки. И начали умирать деревья. Жизнь стремительно улетала из сосен – сплошным потоком, водопадом сыпались на землю ярко-зеленые мягкие весенние иголки. Чернели и скрючивались, как руки ветхой старухи, ветки, гас золотисто-янтарный цвет коры… и от каждой сосны прямо к Раде Сергеевне несся вихрь. Горячий, пьянящий вихрь! Он подхватил ведьму с земли, и она полетела между мертвыми черными стволами – чудовищная туша с пучками горящей соломы вместо рук и ног. Солома трепыхалась и заламывалась под несущим ро́бленную вихрем, оранжевые сполохи пламени и черная мантия дыма волоклись за ней.

– Танька, скорее, Танька! – Богатыри уже успели махнуть через ограду, Богдан сидел на гребне, протягивая Таньке руку… а она вдруг замерла, вжавшись лопатками в стену, заворожено глядела на умирающий вокруг лес и только твердила:

– Этого не может быть! Это неправильно, он же бог природы и растений, а она – его ро́бленная…

– Хватайся, пока до нас эта ведьма не добралась! – заорал Богдан, увидев несущуюся меж почерневшими стволами Раду.

– Ведьма здесь я! – вдруг отчеканила Танька, и глаза у нее стали как два лазерных прицела, только вместо красных огоньков – сапфировые точки. – Поднимешь, когда скажу! – протягивая ему руку, скомандовала она.

Богдану остро захотелось ее послать. В смысле, послать словами, а физически – втянуть наверх, подальше от несущегося на них чудовища. Он крепко обхватил тонкое Танькино запястье, вцепился другой рукой в верх стены, не обращая внимания на орущих и прыгающих внизу богатырей. Ро́бленная ведьма летела к ним, и ветер выл, трепля торчащее из ее тела сено, огонь пылал, и дым клубился, глаза у Рады были круглые и горящие, а лицо становилось все безумнее и безумнее от ненависти и все больше смахивало на крысиную морду. И она раззявила красно-черный провал пасти и захохотала, и налетевший вместе с ней вонючий ветер притиснул Таньку к стене, точно убийца – пойманную в переулке жертву…

– Давай! – завопила Танька, и Богдан просто кувыркнулся вниз со стены, выдергивая Таньку за собой, как морковку из грядки!

Из-за стены донесся пронзительный ненавидящий вопль, Рада взмыла, взмахивая торчащим из рук сеном как крыльями и распуская вокруг ореол дыма и огня…

– Ненави-ижу! Не уйдешь! – провыло воспарившее над забором чудище. Богдан схватился за меч…

– И опять-таки – как же полезна иногда бывает чужая ненависть! – очень хладнокровно обронила Танька, и прицельно сощурилась, наблюдая за перемахивающим забор чудовищем.

Бамц! Словно бронированное стекло вздрогнуло и зазвенело, когда Рада Сергеевна врезалась в невидимую преграду. Ведьма замерла, как распластанная по стеклу горящая летучая мышь… а потом…

– Не-е-ет! – заорала Рада. И продолжала кричать все время, пока кожа на плечах не начала топорщится острыми краями сухих травинок, грудь и живот превращались в сено, из распахнутого в крике рта посыпалась сухая трава… Крик прервался. Мгновение над забором висело нечто вроде плетеной бесформенной куклы… И куча сена обрушилась обратно, за забор. Пару секунд царила тишина… а потом за забором выругались. Женским голосом, хриплым и невнятным, словно его обладательнице засунули пучок сена в рот.

– Богатырскую стражу чуть не съели мыши, – поднимаясь с земли, выдавил Вольх Всеславич.

– Кроты, та ще и землеройки, хай им грець! – возмущенно уточнил дядька Мыкола. Словно наличие кротов и землероек среди нападающих делало ситуацию не столь мучительной для богатырского самолюбия.

– А я ее на видео заснял! – опуская вытянутую из-под кольчуги мобилку, радостно объявил Андрей. Будто это все меняло, превращая паническое бегство с участка чуть ли не в победу. – Крутая тетка! А вы говорили – ро́бленные слабее ро́жденных!

– Она на своей территории, – с трудом садясь, выдохнула Танька.

– Скажите, прелестная Татьяна, так эта, увы, совсем не привлекательная дама… – прислушиваясь к несущейся через забор ругани, скорчил непередаваемую гримасу Еруслан, – …там, за забором… она все же человек или сено?

– Никакая она тебе не прелестная! – буркнул Богдан, решительно ставя Таньку на ноги и стряхивая с нее сено, грязь и пыль как с маленького ребенка. – Она мне прелестная, а все остальные в пролете!

– Пока за забором – человек, – кивнула Еруслану Танька, делая вид, что Богдановых выступлений не слышит, а улыбается просто так, вроде, «сделал гадость – на сердце радость». – Попробует вылезти оттуда – станет сеном. Территория-то ее, а мочало – мое! Если бы Иркин папа уделял своей ро́бленной чуть больше внимания, она бы знала, что не стоит ничего брать из рук ро́жденной. Вы жаловались, что на содержание Аристарха Теодоровича финансирование не предусмотрено? Можете больше не беспокоиться: он тоже останется там, – прислушиваясь к пробивающемуся сквозь ругань топотанью копыт и мемеканью, заключила Танька. – Я ведь его волос тоже в Радино мочало вплела. Мое колдовство плюс Радино Слово – короче, бедняге Аристарху не повезло больше всех. Зато у него такое подходящее для козла имя!