Ричард Длинные Руки – барон - Гай Орловский

– У вас мудрые старшие, – восхитился я. – Когда пьешь, в самом деле нужно знать меру. Иначе можно выпить меньше.

Он хлопал глазами, снова спросил, вот такой тугодумный народ гномы:

– Это как?

– Люди, – пояснил я, – которые утверждают, что «пить надо больше», и те, которые говорят «пить надо меньше», согласны в одном: пить – надо.

Он кивнул, это понятно, вот что, оказывается, имели в виду старейшины, с наслаждением выпил, налил снова, я предложил выпить за мир и дружбу, а едва он осушил третью чашу, поднял чашу за бабс, снова выпили…

После седьмой или восьмой, когда я уже потерял счет, он сказал, расчувствовавшись:

– Слушай, друг, возьми от меня подарок. Мне это здесь ни к чему, а тебе вдруг да пригодится?

Я с сомнением смотрел, как он поставил на стол еще одну чашу, старую и покрытую пылью. На дне поблескивают шарики смолы размером с горошины.

– Зерна, – объяснил он. – Там, внутри. А сверху обмазано горной смолой. Чтоб воды не чуяли, понял? Услышат, сразу начнут пускать корни. А тогда уже не остановишь. Будут тянуться, пока не вырастут в деревья. Конечно, если будет чем питаться…

Я оглядел с подозрением.

– А чем питаться?

Он хмыкнул.

– Чем дерево питается? Посадить в землю, само найдет. Это здесь не выживут, а там, наверху…

– Спасибо, – сказал я с чувством. – Извини, ничем не могу отдарить… Хотя как насчет золотых монет?

Он насторожился, в глазах сразу появилась расчетливая трезвость.

– Откуда у тебя золото?

– При мне ни гроша, – согласился я, – но когда мы шли сюда, я услышал в одном месте…

Он насторожился.

– В нашем подземелье?

Гном с трудом помог отодвинуть каменную плиту, плечо ему оттягивает сумка с золотыми монетами. Яркий свет ударил в глаза с такой силой, что я зарычал и, щурясь от яркого солнца, поспешно задвинул плиту на место, едва не придавив гному пальцы.

Граф Эбергард, граф Мемель, Дилан, сэр Смит и еще трое рыцарей выводили из конюшни коней, а я, оказывается, вылез в пространстве двора между кузницей и пекарней.

Глаза Эбергарда расширились, но сразу же подозрительно сузились:

– Сэр Легольс, что вы там делаете?

– Да вот не спалось, – ответил я, небрежно отряхивая рукав от комочков земли. – Решил поохотиться на индриков… Брехня, не водятся они в этих краях.

Сэр Смит воскликнул в страхе:

– А огненные демоны?

Я сдвинул плечи.

– Наверное, не сезон.

Глаза Дилана горели восторгом, я представил себе, что нарассказывает по возвращении, спросил строго:

– Моего Зайчика покормили?

Мемель ответил с почтительным восторгом:

– Ваш конь выбрался из конюшни и всю ночь торчал у кузнеца! Угли жрал, запас подков схрумал. С вас три серебряные монеты, сэр Легольс!.. Я уже заплатил кузнецу.

Я оглянулся на гостиницу, желание ринуться и вывести на чистую воду угасло, как слабый огонек под ушатом холодной воды. Те, кто меня захватил так умело, уже скрылись в панике, обнаружив в подземелье только пустые цепи. Да и тот, кому меня обещали, если и появился, то наблюдает с почтительного расстояния.

– Ваш должник, – ответил я. – Впрочем, не примете ли вместо трех серебряных одну золотую?

Мемель поклонился.

– Рад нажиться на такой неосведомленности. Впрочем, ваше нежелание прикасаться к серебру наводит на некоторые размышления…

– А золотые монеты выдают меня, – согласился я сокрушенно, – как поклонника Желтого Дьявола. Сознаюсь, сэр Мемель, во всем сознаюсь! Все в седлах?

Эбергард откликнулся издали, весьма раздраженный:

– Сэр… Легольс! Не все делается по вашему желанию. Коня графа Мемеля нужно перековать немедленно, о чем конь знал, но не сообщил графу, а тот сам не удосужился проверить… да и у лошади Дилана подкова начала позвякивать, вот-вот оторвется. Мешки с провизией не собраны…

Смит сказал обидчиво:

– Я распорядился сделать это в последний момент! Чтобы все самое лучшее и свежее…

При мне рыцари наполняли мешки сыром, сушеным мясом и только что испеченным хлебом, слишком мягким и сдобным, чтобы сразу же не смяться до размером лепешки.

Мемель наполнил все фляги и бурдюк, я догадывался, что вовсе не водой, но смолчал. Вино здесь слабое. Лошади с неодобрением оглядывали объемистые тюки, вздыхали и печально смотрели добрыми карими глазами.

Брайан и леди Ингрид почему-то следили за мной как-то особенно тревожно. Если за время путешествия вроде бы начали привыкать, то теперь снова будто ждут от меня удара.

Глава 7

За городскими воротами раскинулась ширь, небо синее, трава метнулась под копыта и побежала зеленая и мелкая. Мир привычен, только у самого горизонта поднимается черный как ночь, лохматый столб. Мне показалось, что он медленно движется в нашу сторону, лица рыцарей помрачнели, граф Эбергард процедил с ненавистью:

– Смерч Мартина Бурка… Это он, трудно не признать…

Он умолк, все едут в оговоренном порядке, слышен только цокот подков, взгляды устремлены на черный столб.

– Это он создал? – спросил я. – Бурк?

– Кого? – переспросил Эбергард в непонимании.

– Этот смерч.

– Шутите, сэр Легольс? Если бы знать, кто его создал!.. Я бы такого заставил жрать песок в этой пустыне, пока все эти барханы не проглотит. Сколько тысячелетий прошло… Нет, Мартин Бурк первым его рассмотрел вблизи, описал подробно и без страха.

– Ага, понятно, везде свои Америги Веспуччи. И чем он, этот смерч, опасен?

– Всем, – ответил он хмуро. Взглянул на меня, искривил рот в горькой усмешке. – Этот смерч… – самое древнее, что пришло к нам из прошлых эпох. Есть сведения, что он существовал между Пятой и Шестой Войной Магов. Уже тогда пытались его остановить или хотя бы понять, а в те времена, как говорят, маги были куда могущественнее, чем сейчас.

Мемель пустил коня с другой стороны, молча указал на коней. Все на скаку поднимают морды и тревожно нюхают воздух, как охотничьи псы. А мой Пес вдруг заскулил на бегу, начал оглядываться на меня тревожными глазами. Из озера на берег торопливо выбирались гуси, хотя далеко даже до полудня, не то что до вечера, поспешно бежали к городским воротам, даже не выстроившись в традиционный клин.

Исчезли шныряющие в поисках добычи муравьи, а жуки поспешно закапывались под землю.

– И чем он страшен? – вырвалось у меня пугливое, по нервам бегал электрический ток, заставляя сокращаться мышцы, как у безголовой лягушки на столе. – Много разрушений?

Эбергард сказал зло:

– Как сказать… Когда вдруг старики молодеют, а молодые становятся стариками – это как, разрушение или нет? Одни куры превращаются в цыплят, другие рассыпаются в пыль. Старые деревья становятся тонкими прутиками… даже земля меняется! Бывало такое, что когда смерч пересекал утоптанную дорогу, там образовывалось болото, вырастал лес или появлялись жаркие пески… Даже звери становились другими. И ни маги, ни священники – никто не мог остановить или хотя бы ослабить смерч Мартина Бурка. Пока от него одно спасение – удирать, удирать. Я некоторое время следил за смерчем, идем под углом в тридцать градусов, черный столб как будто застыл, но это не так, иначе бы не рассказывали о нем ужасы. Однако двигается он, похоже, намного медленнее простого, вызванного атмосферными явлениями…