Геном (Сборник) - Сергей Лукьяненко

– Снежинская никогда на это не согласится! Ей надо все и сразу!

– Все, но не сразу. Они понимают, что сейчас перевес не на их стороне. Уничтожить Империю Иней может, а вот победить – нет. Сноу и всем остальным клонам не нужны планеты-пепелища. Императору они тоже не нужны. Будет худой мир.

Он замолчал. Я посмотрел на Лиона, на Семецкого с Наташкой. Они не выглядели удивленными. Они уже это знали. И верили Стасю.

– Не хочу я жить на Новом Кувейте, – прошептал я. – Не хочу я быть клоном Снежинской. Я Тиккирей. Тиккирей с планеты Карьер! Я сам по себе!

Никто не сказал ни слова.

– Ты же меня сделал таким, – сказал я Стасю. – Это же ты меня учил, что надо самому выбирать свой путь, что принуждать людей – плохо, что рабство – хуже смерти, что друзей не предают, что у человека всегда должен быть выбор. Как я буду здесь жить? Я не смогу. Никак не смогу!

Я посмотрел на Лиона – и тот опустил глаза. А каково ему выбирать, ведь у него здесь отмороженная семья… Хотя с чего я взял, что ему позволят выбирать?

– Лучше пусть мне сотрут память и вернут на Авалон, – сказал я. – Пусть я забуду, что я – клон диктатора. И про то, что ты меня предал, – тоже забуду. А ты, когда вернешься на Авалон, не говори мне об этом.

– Тиккирей, я тебя не предавал, – спокойно ответил Стась. – А на Авалон я не вернусь. Меня казнят. И Юрия Михайловича тоже казнят. Насчет Сашки, Лиона и Наташи я не уверен, но по законам Инея за государственные преступления отвечают и несовершеннолетние. Шанс спастись есть только у тебя.

Я замотал головой.

– Постарайся понять, что это неизбежно, – продолжал Стась. – Я – террорист. Я даже не состою на официальной службе у Императора, на меня не распространяется действие законов о военнопленных. И на Семецкого – тоже. С точки зрения закона – любого закона, мы не более чем шайка преступников, виновных в убийствах, диверсиях, попытке угона корабля, подлоге документов, сопротивлении властям… да мало ли еще в чем. По законам военного времени нас даже не обязательно судить.

– Надеюсь, что они не тронут девочек, – пробормотал Семецкий.

– Юрий Михайлович, а вы как сюда попали? – спросил я. – Где ваши «Лютики»?

– Нас захватили вчера ночью, во сне. Накрыли весь лагерь парализаторами. Жертв не было… – Семецкий жалобно улыбнулся. – Надеюсь, что не было. А три часа назад, незадолго до того, как доставили тебя, меня вдруг перевели в эту камеру.

– За нами давно следили, – сказал Лион. – Наверное, сразу после того, как мы объявились в мотеле.

– Та девушка, из «Заселения», она тоже клон, – сказал я. – Только, кажется, она живет со своей памятью…

– Она не просто клон. Она клон клона, – сказал Стась. – Не знаю, что это за сдвиг в психике, но копиям Снежинской нравится размножаться таким образом.

У Лиона округлились глаза.

– Так они же все планеты заселят! Вытеснят обычных людей!

– Не думаю. – Стась покачал головой. – Властные структуры – заполнят, это возможно. А вытеснять сантехников и рабочих… зачем? Кто захочет быть дворником?

Он улыбался и вообще выглядел таким спокойным, что все его слова про казнь, про законы военного времени казались шуткой. И я на секунду подумал, что Стась просто пугает меня, заставляет себя жалеть.

Потом я вспомнил родителей. Какими веселыми и шумными они были в последний вечер.

– Им нужна власть и только власть, – продолжал Стась. – Всем клонам Эдуарда Гарлицкого, и мужчинам, и женщинам. Это самый сильный наркотик – власть.

– Ты мне опять врал, – сказал я. – Ты даже про Гарлицкого знал! Ты мне врал, Стась!

Сам не понимая, что делаю, я встал, подошел к Стасю… и обнял его.

– Почему же ты меня обнимаешь, Тиккирей? – ласково спросил Стась.

– Потому что ты не проговорился бы случайно, – сдерживая слезы, сказал я. – Потому что… потому что врут все…

– А жалеют о своей лжи немногие, – тихо сказал Стась. Его рука похлопала меня по плечу. – У меня есть свои пределы откровенности, Тиккирей. Я не могу нарушить приказ совета, не могу переступить через данное слово. Помнишь, как умер агент Инея, лейтенант Карл?

– Его звали Карл? – спросил я. Глаза я не открывал.

– Да. Я помню имена всех, кого убил… Тиккирей, я не мог сказать тебе, что ты – клон нашего противника. Я даже не успел бы договорить, Тикки.

– А теперь можешь? – спросил я.

– Теперь могу.

– Что-то изменилось? Это из-за переговоров о перемирии?

– Да, – сказал Стась.

И вдруг я понял – сейчас он врет. Это вовсе не из-за переговоров. Тут что-то другое. Но врет Стась не мне, а тем, кто смотрит сейчас на нас, тем, кто анализирует каждый обертон голоса, дрожь каждого мускула, каждую выкатившуюся из глаз слезинку и выступившую на лбу капельку пота. Он врет – и хочет, чтобы я это знал. Только я.

Потому что все еще не закончилось!

Потому что Стась предвидел и эту тюремную камеру, и мои слезы, и безжалостный прицел следящих датчиков.

У фагов нет окончательного и самого главного плана. Все их планы – как матрешка, один внутри другого, вот только до самого последнего вряд ли доберешься.

– Стась, а если бы Империя победила – что бы сделали с клонами? – спросил я.

– С теми, кто не запятнал себя участием в мятеже, – ничего. Те, кто согласился принять память основы, были бы поставлены под строжайший надзор и лишены права размножаться.

– А такие, вроде меня?

– Ничего. Видимо, приглядывали бы. Но без ущемления в правах.

– Я не хочу никакой власти, – сказал я. – Я только хочу, чтобы не было войны. Чтобы тебя не казнили. Чтобы Лиона, Наташку и всех девчонок отпустили. Чтобы Семецкий не умер!

Семецкий тихо засмеялся:

– Вот это уж вряд ли… Знаешь, сколько мне лет, мальчик? Так или иначе, а пора.

Я не стал с ним спорить. Я спросил Стася:

– Если я попрошу основу – она может вас отпустить? Если я соглашусь остаться на Новом Кувейте?

Стась размышлял. Нет, неверно. Он не размышлял. Он тянул время, теперь я это понимал.

– Попробуй, – сказал он.

– Да никто нас не отпустит, Стась! – выкрикнул Сашка. – Стась, да как ты можешь надеяться на такое?

Маленький фаг не понимал! Даже он не чувствовал тех интонаций, которые ловил в словах Стася я. Может быть, потому, что Стась говорил сейчас только для меня?

Я выпрямился, подмигнул Лиону – тот ошарашенно смотрел на меня. И крикнул в пространство:

– Эй, вы! Я хочу говорить со своей основой! Я хочу говорить с Аделаидой Снежинской! Слышите? Немедленно передайте ей, что Тиккирей просит встречи!