Юная Венера (сборник) - Леви Тидхар

Кельвин не стал смеяться над этой старой венерианской шуткой.

– Береги себя, – сказал он, обнимая ее одной рукой, – я сделаю все возможное, чтобы «Ротария» не запустила ракету. Придумаю что-нибудь.

– Вот. – Джат протянула ему пистолет, крупнее их обычных армейских тепловых лучей. – Вдруг Теодор что-то упустил.

Кельвин взял оружие и хотел обнять Джат, но девушка молниеносно поднырнула под руку и легонько шлепнула его по затылку, что было у Джат высшим проявлением расположения.

Теодор, высоко подняв девочку на руках, пробирался к жабоходу. Кельвин, не касаясь его, махнул ему рукой, когда он проходил мимо.

– Спасибо, Теодор, – сказал он. – Мир прокаженным.

Как и ожидал Кельвин, входная дверь была открыта, и ему не пришлось тратить время на борьбу с гидравлической системой. Внутренняя дверь оказалась закрытой, и он осторожно продвигался вперед, закрывая все люки за собой и держа наготове пистолет. Повсюду были пятна плесени, но ничего похожего на щупальца, распыляемые в воздухе споры и иную враждебную нечисть не обнаружилось.

Кабина пилота была заперта, что явилось одновременно и хорошей новостью, и плохой. Хорошей – потому что кабина относительно мало пострадала от воздействия венерианских организмов, а плохой – потому что Кельвин потратил пять драгоценных минут на то, чтобы обойти систему безопасности с помощью старых военных кодов, которые, как он и надеялся, сохранились в памяти судна.

Пульт управления оказался свободен от грибов. Там и тут мигали лампочки, указывая на наличие резервных генераторов и спящего режима всех систем и сигнализируя о том, что посадка прошла успешнее, чем можно было надеяться. Кельвин поспешно проскочил мимо сидений несуществующего экипажа, проверил кресло пилота на предмет неприятных неожиданностей в виде грибов и сел, привычно взявшись за штурвал. Это был самый серьезный момент.

Перед глазами возник голографический экран.

– Командир Кельвин Кельвин-21, Флот Земли, представляю аварийный экипаж в условиях потенциальной чрезвычайной ситуации, – прохрипел Кельвин. Он почувствовал легкий укол сэмплера. Экран вспыхнул желтым, потом красным и наконец загорелся зеленым цветом допуска. Зажглись другие голографические экраны, окошко авторизации исчезло, штурвал был разблокирован.

Кельвин окинул взглядом экраны. Модель была ему хорошо знакома. Имелись мелкие неисправности, пара крупных, как, например, открытый внешний шлюз, но в целом корабль на ходу. Подъемные пропеллеры на крыльях были под водой, но, поскольку корабль был подготовлен к условиям Венеры, должны были заработать. Нос зарылся в грязь, но он может наклонить крылья, сдать назад и взлететь.

Он посмотрел на часы. Осталось двадцать девять минут.

Не обращая внимания на голографический интерфейс, предлагающий сложную схему ремонтных процедур, требующих длительного времени, он скрутил крышку аварийного запуска, открыв приборную панель с тяжелыми тумблерами, старомодными циферблатами. Когда он повернул тумблеры, приборная панель засветилась. Корабль вздрогнул, электрогенераторы перешли от режима ожидания в режим готовности. Подъемные пропеллеры зашумели, индикаторы указывали, что лопасти погнуты, но все же в пределах работоспособности. Автоматическая экспертная система, разумеется, отключила бы их.

Кельвин щелкнул по значку на голограмме, и изображение пропало, а затем появился внешний панорамный обзор. От крыльев поднимались облака пара. Видимо, винты месили болотную воду. Он мог видеть жабоход, прыгающий неподалеку, и большую жабу, которой управляла Джат.

Двадцать пять минут.

Кельвин мысленно просмотрел контрольный стартовый список и щелкнул еще несколькими тумблерами. Подъемные винты медленно набирали обороты. Он медленно дал ускорение, внимательно следя за показаниями сигнальных устройств, готовый отключить винты, если возникнет необходимость. Можно было отключить два из четырех имеющихся пропеллеров, если бы они взорвались или разрушили крыло.

Что еще? Он встал со своего места и осмотрел его, вынув на всякий случай аварийный вакуумный костюм. Он надел его, но не стал расправлять складчатый мягкий шлем, положив его на сиденье второго пилота. Затем взглянул на часы, но осознал, что они под костюмом, и потратил еще тридцать секунд, чтобы снять их с запястья и надеть поверх рукава.

Двадцать две минуты.

– Время есть, – пробормотал сам себе Кельвин, – я мог бы сделать себе мартини.

Он снова огляделся и увидел ярко-зеленую рукоятку противогрибковой очистительной системы. Он повернул рукоятку вправо, и тут же вспыхнуло ярко-красное голографическое предупреждение, наиболее значимый его пункт сообщал, что никто из персонала не должен дышать, пока идет санитарная обрабока. Кельвин повернул ручку вниз. В кабине раздался пронзительный неприятный сигнал. Кельвин откинулся в кресле и потянулся за аварийным шлемом.

Открыв его, он расправил шлем над головой, прежде чем подключать источник кислорода. Тщательно пристегнул все ремни, дважды проверил каждое соединение и устройство.

Затем вывел на полный экран изображение с радара, нацеленного на маленький сегмент торнадо. Это была сплошная желтая пелена. Кельвин оценил скорость, вращение и направление ветра по всей высоте. Его мозг инстинктивно просчитывал, как подойти, как воспользоваться силой стихии, чтобы подняться наверх и, взвившись на достаточную высоту, выскользнуть из Грохота, а затем, включив двигатели, вывести корабль на орбиту.

Восемнадцать минут.

Палец Кельвина дрогнул, и винты взвыли на среднюю мощность. Слышался какой-то скрипучий, чмокающий звук, когда корабль накренился назад, потом вверх. Аварийный экран выскочил поверх окон состояния корабля, когда нос выскользнул из трясины, но Кельвин уже не обращал внимания. Он чувствовал каждое движение корабля, каждую вибрацию, успевая учитывать показания датчиков электрогенераторов, винтов и сканирования поверхности. Он дал еще больше мощности на винты. Корабль поднялся выше. Посыпались кудахтающие предупреждения о близости к поверхности, незакрытом шлюзе и еще десятке неполадок. Кельвин проигнорировал их. Один винт был сломан и потому потреблял слишком много мощности, обеспечивая низкую подъемную силу. Он отключил его и взлетел на оставшихся трех, затем, слегка наклонив корабль вперед, поднял его по спирали. Но корабль не мог подниматься только в центре циклона; там не было достаточно места, и винты не могли обеспечить вертикальный подъем более чем на тысячу метров.

Он должен был войти в Грохот. Под нужным углом.

Он не смотрел на время, не думал о своей сестре и друзьях, находящихся внизу. Все внимание Кельвина сосредоточилось на корабле и грандиозном урагане. Его мозг и тело вспоминали сейчас уроки, извлеченные из страшных полетов над марсианскими сражениями. Взлеты через бушующие пыльные бури, несущиеся с такой же скоростью, как вихри в Грохоте, среди взрывов вражеской артиллерии, в кораблях, гораздо сильнее поврежденных, чем этот, переполненных мертвыми и умирающими, где кабины бывали такими тесными, что он едва мог двинуть локтем. Каждый раз это была дорога из преисподней с сознанием того, что даже при удачном взлете ему еще не раз придется спуститься в этот ад…