Владимир Ост. Роман - Сергей Нагаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Черт! Можем эти полчаса проторчать в пробке, – сказал Наводничий. – Наверно, лучше на метро.
– На метро точно лучше, – сказал редактор отдела. – Садитесь на нашу «Савеловскую», а следующая – уже «Менделеевская», и дальше пешочком.
Концовку пояснений редактора Наводничий с Осташовым слушали в изумлении, округлив глаза, и чуть ли не с открытыми ртами. Но не потому, что расположение станций метро явилось для них откровением. Они смотрели мимо Баринова, на что-то, что происходило за его спиной.
А там происходило следующее. В кафе вошли два молодых человека в теплом камуфляже, черных вязаных шапочках и высоких армейских ботинках, и у каждого на плечевом ремне висела винтовка с оптическим прицелом – знакомая многим мужчинам по службе в армии снайперская винтовка Драгунова, сокращенно, СВД.
Ребята со скучающим видом прошли зал насквозь.
«Мамаш, разреши, мы тут выйдем», – бросил один из них пожилой посудомойщице, которая в этот момент протирала тряпкой стол, что располагался у двери на балкон (Осташов как-то и не обратил внимания, что в кафе есть балкон и выход на него).
Бабка не выказала ни малейшего удивления.
– Идите-идите, соколики, – сказала она и посторонилась.
Откинув тюлевую занавеску и повозившись немного со шпингалетами, один из снайперов распахнул задребезжавшую большими стеклами первую дверь, затем такую же вторую, и шагнул на заметенный снегом пол балкона. Его коллега тоже вышел на воздух и аккуратно прикрыл за собой обе двери.
– Нет, ну нормально! Это с каких пор у вас тут по конторе люди с эсведешками разгуливают так запросто? – спросил Наводничий редактора и поднял свой кофр с пола, поставил его себе на колени, и сунул руку внутрь. – Кто это такие?
Баринов посмотрел в ту сторону, куда таращились друзья.
Снайперы, сместившись тем временем по балкону вправо, встали за окном, прямо напротив Осташова.
Он увидел, как камуфлированные парни, слегка наклонившись в сторону окна, взяли что-то из-под подоконника. Когда они выпрямились, в их руках обнаружились пластмассовые стулья. Ребята побили стулья об перила, стряхивая таким образом снег с сидений, еще смели прилипшие остатки снега руками в перчатках, водрузили стулья на место, затем сняли с плеч винтовки и, все так же не спеша, с удобством усевшись, принялись оглядывать окрестности сквозь оптические прицелы. Судя по всему, их интересовали в основном крыши соседних зданий.
– Это президентская охрана, – сказал редактор. – К нам сегодня должен Ельцин приехать. Будет отвечать на телефонные вопросы читателей. И эти ответы пойдут в завтрашнем номере. Так что ваш материал про кремлевских ястребов настолько вовремя, что э-э…
В этот момент из-за спины Владимира полыхнули подряд друг за другом две вспышки белого света в сопровождении звуков дважды сработавшего затвора фотоаппарата.
Один из снайперов, похоже, заметил всполохи. Он обернулся, и одновременно с ним обернулись и Осташов с Бариновым.
«Васина работа», – подумал Владимир еще до того, как его взгляд совершил круговую пробежку на 180 градусов.
Наводничий обретался уже не рядом, а несколько поодаль, на стуле за соседним столиком. Когда он успел отсесть? И зачем было снимать снайперов с расстояния, а не прямо со своего места?
Василий сидел правым боком к окну. Фотоаппарата при нем, на первый взгляд, не было, но Владимир сразу сообразил, что он просто успел спрятать камеру. Затуманенный взгляд фотографа, устремленный на кассиршу, усталая поза (левая рука подпирает голову, а правая сунута под левую подмышку) могли обмануть чужака, но те, кто знал Василия, а именно, Баринов и Осташов, только догадливо хмыкнули.
– Вась, а Вась, – сказал редактор отдела. – Что ты там прячешь за спиной?
– А? Ты меня? – Наводничий обернулся, как бы выходя из задумчивости, но посмотрел при этом (вернее, зыркнул) не на Баринова, а за окно.
Владимир тоже снова посмотрел на снайперов.
Они сидели спинами к окну и оглядывали крыши, прильнув черными головами к прицелам винтовок. Черными – потому что опустили свои вязанные черные шапочки до подбородков. Когда стрелки только появились в кафе, края шапочек на их головах были закатаны и не доставали даже ушей – модель «Мини». Теперь эти головные уборы превратились в «Макси» – с прорезями для глаз.
– Вася, – сказал редактор, – нас тут всех предупреждали, чтобы мы никого из Ельцинской охраны не снимали. А ты лезешь!
– Ну и что? Зато кадр классный будет, я специально немного со стороны снимал. Представь: два чувака сидят в кафе за столиком, это вы с Вованищем, а за окошком на балконе – еще два чувака, кого-то собираются из винтовок отстреливать. Супер! Такая типа обычная московская жизнь. Они отвернулись, давайте, мужики, разговаривайте между собой, я еще раз сниму.
Баринов встал и, подойдя к Василию, заслонил ему обзор.
– Эти люди, Вася, шуток не понимают. Ты вот сейчас снимешь, а они начнут выяснять твою личность и э-э… будут делать это долго-долго. Лучше езжайте в галерею, у вас полчаса всего.
– Да ладно тебе. Ты-то меня понимаешь, ты профессионал.
– Вот именно. Мне, как профессионалу, нужны кадры Лисогорской, а не этих бойцов. Вы ее можете упустить, потому что она будет только на открытии выставки.
Для Василия это был лучший аргумент, и он убрал фотоаппарат в кофр.
– В принципе я уже и так снял, что хотел.
* * *
Василий и Владимир ждали поезда на станции метро «Савеловская».
Стояли у края платформы и смотрели в тоннель, откуда должен был вынырнуть первый вагон.
Людей вокруг было немного.
Поблизости стоял парень. Обычный парнишка в обычной пуховой куртке серого цвета.
Но вел себя парень странно.
Собственно, трудно сказать, в чем конкретно состояла неестественность его поведения. Возможно, это покачивание у самой кромки платформы. Или, быть может, затуманенные взгляды, которые он даже не бросал, а, можно сказать, разбрасывал по сторонам, будто хотел избавиться от способности видеть.
– Глянь, на придурка, – тихо сказал Наводничий.
– Поддатый, – ответил Осташов.
– Да нет, не похож он на бухого. И спиртом от него не тащит.
– До него метра три, просто запах не добивает.
– Я отлично чую запахи, – сказал Василий. – Если б он был настолько в хлам, насколько колыхается, я бы почуял.
– А я и не знал, что у тебя собачий нюх.
– Блин, столько психов кругом…
– Ага, – сказал Осташов. – Может, подальше отойти от него?
Василий не двинулся с места.
Владимир тоже остался рядом.
– А может, он под поезд намылился? – предположил после паузы Наводничий.
– Несчастная любовь? – Владимир усмехнулся, и прикусил язык.
Внезапно ему в голову пришла очень неприятная мысль. О том, что вообще-то это у него, у Владимира, в наличии несчастная, тупиковая, неразрешимая любовь, и это ему пора бросаться под поезд.
Предположение о самоубийстве было совсем не таким, как у ребенка, незаслуженно обиженного родителями, который, подобно Тому Сойеру, мечтает погибнуть, чтобы зловредные взрослые горевали и раскаивались. Нет, это были не сладкие детские грезы. Привкус у мысли был горьким. Потому что эта мысль не показалась ему излишне нелепой и сумасшедшей.
В мрачном тоннеле появился головной вагон, его яркие фары высвечивали на отполированных рельсах две блистающие полосы. Как бы ощупывая этими светящимися усами дорогу перед собой, поезд двигался с отменной скоростью, словно потревоженный ногой купальщика рак, торопящийся покинуть свое раздавленное тинное убежище.
Парень в серой куртке, стоявший на краю платформы, стал раскачиваться сильнее.
– Не нравится мне этот хмырь. Анна Каренина, мать его, – сказал Наводничий и глянул на наручные часы. – Опаздываем!
Поезд выскочил из тоннеля.
Василий снял кофр с плеча, как бы невзначай сунул его Осташову («Подержи-ка»), а сам боком-боком сделал пару шагов в сторону Серой куртки.
Поезд был уже совсем близко, метрах в пятнадцати, и тут Серая куртка издал довольно громкий (во всяком случае, слышимый сквозь шум идущего состава) то ли всхлип, то ли хрюк и сделал сомнамбулический шажок с платформы.
Заваливающийся силуэт Серой куртки тут же стал в глазах Владимира размытым, потому что в эту долю секунды Осташов сосредоточил взгляд на машинисте за ветровым стеклом в кабинке поезда. Лицо машиниста выражало панику пополам с ненавистью.
Немедленно раздался металлический визг и скрежет тормозящих колес, хотя было понятно, что так уж быстро состав остановиться не сможет.
Вот тут-то и выяснилось, насколько оправданным был маневр Василия.
Оказавшись в этот критический момент в непосредственной близости от Серой куртки, Наводничий резко, подобно балерине Большого театра, крутнулся на месте по часовой стрелке, при этом он выкинул правую ногу вверх и пяткой врезал в грудь падающему самоубийце.