Воспоминания - Степан Тимошенко

После двух недель отдыха в Локарно я опять оживился и начал строить планы дальнейших поездок по Швейцарии. Прочел биографию Тиндаля, знаменитого физика, известного своими странствиями по Швейцарии. Он так полюбил швейцарские Альпы, что построил себе дом в горах возле Брига и там проводил летние каникулы. Тиндаль давно умер, но дом стоит и я решил его осмотреть. Отправился в Бриг и на следующее утро поднялся к дому Тиндаля, расположенному на высоте двух тысяч метров. Вид оттуда на горы, окружающие Цермат, действительно чудесный! Кругом дома ничего кроме альпийских лугов. Мне бы не хотелось жить в таком уединении.

Из Брига спустился дальше по долине Роны. Побывал в Виллар и Эгль, но эти места мне не очень понравились. Нет горизонтальных тропинок для прогулок и нет озера. Отправился на Женевское озеро. Поднялся в знакомый мне Глион и там поселился. Там был чудный вид на озеро и приятные лесные прогулки. Позже я много раз посещал это место. В июле решил перебраться повыше и переехал в Беатенберг с видом на Тунское озеро и на снежные вершины Бернских Альп. Последний месяц каникул провел в Энгадине и потом вернулся домой.

Количество моих занятий в университете значительно уменьшилось. Для занятий с докторантами были приглашены два новых профессора: Гудьир, мой бывший ученик по Мичиганскому университету и Флюгге из Германии. Все свободное время я теперь занимался историей сопротивления материалов. Проезжая через Лондон и Париж, я собрал у букинистов много старых книг по механике и теперь занялся их изучением.

Так прошел 1947-1948 учебный год. Весной 1948 года опять поехал в Европу. В этом году должен был состояться Интернациональный Конгресс Механики, кроме того мне хотелось заняться поисками старых книг у итальянских букинистов. Выехал я в начале апреля. В Лондоне и Париже долго не задерживался и направился на юг в Италию, чтобы не мерзнуть, как это случилось в прошлом году. Мои надежды на итальянское тепло не оправдались. Конец апреля и начало мая выдались в том году очень холодными. Римские гостиницы не отапливались — не было угля. В магазинах букинистов было так холодно, что нужно было оставаться в пальто и в шапке. Теплее было на улице, можно было согреться ходьбой и светило яркое солнце. Познакомился с интересным стариком антикваром Аттилио Нардекиз. Видел у него много интересных старых книг, но купить ничего не мог. Старик любил свои книги, любил их показывать, но ничего не продавал.

Через неделю потеплело, можно было заняться осмотром музеев и картинных галерей. Но тут — любопытное открытие: галереи, которые меня когда‑то так интересовали, картины, которыми я подолгу любовался, теперь показались мне мало интересными. Почти не останавливаясь я прошел галереи Ватикана. Древние сооружения и раскопки продолжали меня интересовать и их осмотру я посвятил вторую половину моего пребывания в Риме.

Осматривая старину, я случайно набрел на принадлежавшую университету лабораторию для испытания строительных материалов. Об этой лаборатории я никогда ничего не слыхал. В лаборатории встретил молодого человека, преподавателя механики, знавшего английский язык. Он показал лабораторию, рассказал о ведущихся там студенческих занятиях. Потом разговорились. Я расспрашивал о войне, о немцах, оккупировавших страну, о союзниках. Он на все вопросы охотно отвечал. Он рассказал, что в его дом в окрестностях Рима явились во время войны несколько немецких офицеров, попросили дать им помещение, необходимую мебель и посуду. Они составили список всех взятых вещей и при отступлении возвратили все по списку. О корректном поведении немецких войск в занятых областях я слыхал и раньше.

Помню один бельгийский офицер рассказал мне, что во время войны его городок был последовательно занят армиями четырех различных национальностей. Первыми явились немцы. Они поддерживали образцовый порядок и отношение к местным жителям было безукоризненным. Он упомянул, что, когда входила в трамвайный вагон дама, немецкие офицеры вставали и уступали место. Под конец войны занимали городок последовательно канадские и английские войска. Тогда особых любезностей не было, но дисциплина поддерживалась и жители особых неудобств не испытывали. Положение резко изменилось, когда городок заняли американцы. Американские солдаты систематично обошли все дома и отобрали у жителей все драгоценности. О грабежах американских солдат я слыхал и от одного из моих учеников, жившего недалеко от Дюссельдорфа. При занятии города солдаты явились и в его дом, якобы для обыска. Драгоценностей у него не было, но нашлась запертая шкатулка, и пока мой ученик разыскивал ключ, солдаты штыком взломали крышку и убедились, что в шкатулке действительно ничего ценного не было.

Возвращаясь к моему разговору с итальянцем, выяснилось, что и он, и другие профессора механики знакомы с моими книгами и будут рады встретиться со мной. Кончилось тем, что мы отправились в главное здание университета и там я познакомился с несколькими профессорами механики, имена которых мне были раньше известны только из научных изданий. Все это было для меня полной неожиданностью — я совершенно не подозревал, что в Италии интересуются моими работами и пользуются моими книгами.

Из Рима я отправился во Флоренцию. Не раз бывал в этом чудесном городе. Меня привлекали знаменитые картинные галереи. Я любил рассматривать постройки и площади, сохранившиеся со времен Медичи и Микел Анжело. Теперь мои интересы переместились. Я захотел осмотреть дом, в котором жил Галилей. Хотел изучить музей его имени. Во Флоренции было немало разрушений. Разрушены были все мосты и здания у мостов. Везде была пыль и грязь — ничего похожего на прежнюю Флоренцию. Дом содержался в полном порядке. В нем жил один из профессоров флорентийского университета. Он показал мне помещение, где сохранялись некоторые предметы и книги, которыми пользовался Галилей. Оттуда перешел в музей имени Галилея, где собраны приборы, которыми Галилей пользовался в своих научных изысканиях. Тут была и подзорная труба, при помощи которой были открыты спутники Юпитера, и маятник, и наклонная плоскость, при помощи которой Галилей измерял ускорение падающих тел. Все это было очень интересно в связи с историей механики, которой я тогда занимался.

Из Италии возвратился в Швейцарию. Там начал хлопоты о поездке в Германию. Разрешение получил, благодаря содействию американца из посольства, с которым познакомился в предыдущем году на моем докладе в Цюрихе. Отправился во Франкфурт, где должны были происходить университетские юбилейные торжества. Американские оккупационные власти, очевидно, хотели установить связь с немецкой профессурой и оказывали устроителям торжества всяческое содействие. Все продукты для банкета были доставлены американцами. На банкете я, как американец, был представлен каким‑то генералам. Встретился также с целым рядом моих старых знакомых немецких профессоров. Один их вид говорил, что жить им приходилось в очень тяжелых условиях. Все они сильно исхудали и платье, сохранившееся еще от старых, лучших времен, висело на их плечах, как на вешалке. Прошло три года со времени окончания войны, но экономическая жизнь страны все не налаживалась. Все продукты выдавались по карточкам в очень ограниченном количестве. Время свободное от заседаний я проводил на улице, осматривая разрушения, произведенные союзниками. Та же картина, как и в других городах. Разрушали центральные части города, различные культурные учреждения, не имевшие никакого военного значения. Разыскал место, где стоял дом Гёте. Этот дом, служивший помещением для музея имени Гёте, был совершенно разрушен. Кругом — только кучи строительного мусора. Кому было нужно это варварство?