Этногенез и биосфера Земли - Лев Гумилёв

Самую жуткую роль в этой ситуации играло население городов. До Константина они жаждали крови христиан и писали на них столько доносов, что Траян запретил принимать доносы к рассмотрению; по его эдикту христианина следовало казнить лишь тогда, когда он сам заявлял на себя. После победы христианства эти подонки стали писать доносы на язычников, гностиков и еретиков, устраивать погромы философов и мятежи против властей. Но собственного исповедания веры они не имели, да и не хотели иметь.

Нетрудно заметить, что для нужд государства ни пассионарное монашество, ни субпассионарные массы не могли быть использованы. А поскольку положение на границах было крайне острым, нужда в солдатах и чиновниках была велика. Приходилось брать на эти должности иноземцев, больше всего готов, так как они были несколько деликатнее вандалов, генидов и герулов.

Готские юноши охотно поступали на службу в Константинополь, делали карьеру вплоть до генерала и часто совершали государственные перевороты, потому что готского полководца поддерживали соплеменники, которые верили ему, а он им. Это были естественные консорции в урбанистическом ландшафте столицы. Они принимали христианство в обязательном порядке и примыкали к какому-либо исповеданию, без сомнения не разбираясь в теологических тонкостях, но твердо зная, что их противники не правы и в высшем смысле, а почему – то знают богословы.

Противовесом германцам были дикие исавры, потомки киликийских пиратов. Разгромленные Августом, они во время смут III в. освободились от всякого влияния римских властей и возобновили грабежи на суше и на море. Их дикая храбрость обеспечивала карьеру в Византии, где один из их атаманов – Зинон стал императором (474–491), а другой – полководец Лев Исавр основал в 717 г. собственную династию. Будучи соперниками готов, исавры держались другого вероисповедания, опять-таки вне зависимости от его содержания.

В начале IV в. в Александрии начался спор между пресвитером Арием, человеком ученым и безупречным, и епископом Александром, которого поддержал диакон Афанасий, аскет и искренний борец за свои убеждения. Они не помышляли о готах и исаврах, но их спор стал символом борьбы и индикатором процессов этногенеза.

Точно такую же тягу к самостоятельности и оригинальности проявили Египет и Сирия с Месопотамией. И тут, и там возникли консорции с конфессиональными оттенками. Последствия этих процессов определили историю и культурное развитие Азии и Северной Африки на многие века. Но о том влиянии, которое оказал уровень пассионарного напряжения на динамику этнических систем и идеологическое преломление этого процесса, следует сказать подробнее.

Поэзия понятий

Потребность в познании и понимании не менее сильна, чем потребность в пище или женщине. Она более вариабельна и проявляется у разных людей то как тяга к творчеству, то как жажда слепой веры, но она всегда прямо пропорциональна пассионарному напряжению, а вектор ее определяется наличием актуальных проблем.

В IV в. были уже отброшены монархианство, согласно которому Христос – это Бог-Отец, и учение Павла Самосатского, учившего, что Христос – человек, осененный божественной мудростью. «А как же тогда?» – ставили вопрос пытливые умы. Им ответил пресвитер Арий: «Христос – божественный Логос, но поскольку он – Сын Божий, постольку, следовательно, было время, когда он не существовал. Логос предвечен, но не вечен; он «меньше» Отца, ибо имеет свое «начало». Если Логос не рожден, то, значит, Бог-Отец – не отец, а Бог-Сын – не сын».

«Нет, – возражали Арию епископ Александр и диакон Афанасий, – Отец и Сын сосуществуют, а Сын рождается, как луч света, от источника света. Слово «Отец» и «Сын» – это просто метафора; на самом деле Логос – одно лицо (ипостась) Святой Троицы».[386]

Уточним проблему. Арий утверждал подобосущее Сына – Отцу, Афанасий – единосущее. В греческом языке эти слова различаются лишь одной буквой… Стоило ли ради этой буквы убивать столько людей в течение почти трехсот лет! Конечно, не стоило, а если и убивали, то не ради нее и не из-за нее, а просто под прикрытием ее.

Но выбор повода показывает, что не только церковные мыслители, но и массы людей безграмотных были способны начертать на своих знаменах философские символы и идти с ними в бой. В то время мысль была уважаема.

Поэзия философских понятий вовлекла в свой круг всю восточную половину империи. В спорах приняли равное участие ученое духовенство и народ. В 321 г. поместный Собор в Александрии осудил учение Ария. Вселенский Собор в Никее в 325 г. решил вопрос в пользу учения Афанасия. Арий был отправлен в ссылку, а его сочинения сожжены.

В 335 г. в ссылку был отправлен оговоренный Афанасий, а через год император Константин реабилитировал Ария, который вскоре умер, то ли от отравы, то ли от руки тайного убийцы. Тем не менее ариане восторжествовали на Соборе в Антиохии в 341 г. Им покровительствовал император Констанций. Но, как всегда бывает, победители перессорились: одни искали компромисса с никейским исповеданием, другие шли дальше Ария, требуя, чтобы все догматы были ясны разуму, третьи предлагали обтекаемые формулировки, чтобы избежать упреков в неправоте.

Официальную доктрину арианства выработал Собор 359 г. в Римини. За истекший период были крещены готы, бургунды, вандалы, лангобарды. Они составили гвардию Констанция, управлявшего весьма беспокойной страной.

А никейцы сидели в ссылках. Выпустил их только язычник Юлиан, давший свободу вероисповедания, для того чтобы христиане боролись друг против друга.

Только в 381 г. испанец Феодосий созвал II Вселенский Собор в Константинополе, который предал анафеме ариан и македонян.[387] С этого времени арианство стало исповеданием германцев, а не римлян. Философема перешла из поэзии понятий в этнологию.

Конфликты иной раз возникали не по принципиальным вопросам догматики, а на почве недоразумений, имевших отнюдь не теологическую подоплеку. В 439 г. константинопольским патриархом стал Несторий, родом перс, человек весьма строгий и ученый. То и другое задевало столичное духовенство, не чуждое мирским соблазнам, против которых в 397–404 гг. боролся еще Иоанн Златоуст, тоже неудачно. В богословском прении Несторий произнес фразу, канонически бесспорную: «У Бога нет матери». Его враги тут же перетолковали этот тезис как хулу на Деву Марию. И от Нестория избавились, осудив его на Эфесском Соборе 431 г.

Казалось бы, тут-то и установить мир, но египетские монахи высказались за отрицание человеческого начала в Христе, и в 449 г. в тот же Эфес съехались на Вселенский Собор представители всех церквей империи, а также тех или иных направлений. Речь шла о том, имелась ли в Христе, наряду с божественной, человеческая субстанция? В те времена это был вопрос не праздный. Если правы египетские монофизиты, то страдал на кресте не человек, а Бог, который мог легко переносить муки и даже не ощущать их. А коль скоро так, то он нам, людям, не пример, ибо мы слабы и боли боимся. Но, с другой стороны, не есть ли признание в Христе человеческой природы – его принижение? Поэтому монофизиты кричали: «Надвое рассеките признающих два естества!» Собор обещал быть бурным.

Учение о двух естествах поддерживали греки и италийцы (патриарх и папа); против них выступали египтяне. Во время заседания в помещение, где заседал Собор, ворвалась тысячная толпа египетских монахов, нечесаных, бородатых, во власяницах и с большими топорами. Монахи стали избивать епископов, поломали пальцы писцам, патриарха топтали ногами. А стража, присланная подкупленным вельможей, не вмешивалась, так как у воинов отсутствовала стихийная пассионарность, а следовательно, и инициатива.

Теперь попробуем проанализировать ситуацию. Сирийские крестьяне были недовольны византийскими чиновниками и до возведения Нестория на патриарший престол, и во время его господства в Константинополе, и после его ссылки. Но их недовольство никакого касательства к Непорочному Зачатию и Рождеству не имело. Однако население Сирии высказалось за взгляды Нестория, очевидно, потому, что они были им более близки и понятны. Но когда эмигрировали в персидскую Месопотамию студенты эфесской богословской школы и некоторые антиохийские иерархи – противники монофизитства, то народное движение в Сирии погасло. Недовольные гнетом константинопольского правительства, конечно, остались, но после указа императора («Энотикон») 482 г., содержавшего компромисс с монофизитством, они объединились с египтянами, т. е. изменили идеологическую позицию на 180°, чтобы сохранить позицию социально-политическую.

Искренние сторонники Нестория, почитавшие его как праведника, замученного в ссылке, основали в Нисибе христианский университет, проповедовали христианство вплоть до Китая и были верноподданными шаха Ирана, т. е. политическими противниками Константинополя. Но они оставались византийцами по образу мысли, складу психики и стереотипу поведения. Таким образом, Византия выплеснулась за государственные границы, подобно тому как кипящая жидкость вытекает из вмещающего ее сосуда.