Слезы темной воды - Корбан Эддисон

– Я прихожу сюда почти каждый день, – возразила она. – Только ненадолго.

Он встал и обнял ее.

– Ты готова?

Она кивнула:

– Готова как никогда.

По усыпанной листьями дорожке они вышли из парка и по Коннектикут-авеню двинулись к парковке у Клуба армии и флота, где оставил свою машину Пол. Там он дал работнику парковки талон и взял ключи, когда тот вернулся с его «ауди». Он сел за руль, а Меган устроилась рядом. Двигатель взревел, и машина выехала на дорогу.

– Тебе нужно сменить работу, – сказала Меган с улыбкой. – Устройся консультантом, и сможешь купить настоящую спортивную машину.

Он засмеялся и круто развернул «ауди».

– Это, конечно, не «ягуар», но мне нравится. Как Исмаил? – спросил он, сворачивая на Нью-Йорк-авеню в сторону автострады И-стрит. – Я хотел приехать на вынесение приговора, но у меня была конференция в Сан-Диего.

– Ему дали то, что мы ожидали, – ответила Меган. – Двадцать пожизненных, восемнадцать последовательных. Они его не выпустят. Но я попросила отправить его в тюрьму близ Городов-Близнецов[55]. Судья была на нашей стороне. Она сказала ему, что за все годы работы в суде ни разу не сталкивалась с таким случаем. Она выступила с настоящей речью. Сказала ему, что у него есть выбор: или загнуться в тюрьме, или найти способ выйти за стены и сделать этот мир лучше. Он был тронут. Мы все были тронуты. Судья собирается пересмотреть соглашение между обвинением и защитой Маса. Но я не думаю, что у Баррингтона хватит сил и желания на еще один суд с высшей мерой. Я сказала ему, что лучше не поднимать этот вопрос.

Пол свернул на въезд к Западной Ай-66.

– Могу поспорить, твои партнеры рады, что все кончено.

Меган усмехнулась.

– Должна тебе сказать, когда они услышали о награде Государственного департамента, у них слюнки потекли. Они не могли поверить, что мы ничего не получим. Теперь они радуются, что я вернулась к обычной работе.

Он взглянул на нее, когда они сделали поворот и въехали на мост Теодора Рузвельта через Потомак.

– Ты действительно берешь с клиентов восемьсот долларов в час? Кто вообще может себе такое позволить?

– Ты будешь удивлен. Нам приходится от них отказываться. – Она посмотрела на реку и улыбнулась. – Как Квентин и Ванесса?

– Все хорошо, – с чувством ответил он. – Последние выходные я провел с ними. Ванесса говорит, Квентин до сих пор еще не совсем восстановился. Иногда забывает слово или теряет равновесие. Но это редко бывает. Он отличный парень и классный мореплаватель.

– А Ванесса? – спросила она. – Как она?

Он тихонько рассмеялся.

– Мы хорошо проводим время. Пока что это всё. Мы разговариваем. Слушаем музыку. Катаемся на яхте. Но она, кажется, не против.

– Я так рада за тебя, – с чувством сказала Меган.

– Я волновался насчет Квентина, – признался Пол. – Думал, он на меня в обиде. Но ни разу ничего такого не почувствовал. Похоже, ему правда нравится, когда я рядом.

Меган кивнула:

– Ты для него как мост. Ему не нужно объясняться. – Она усмехнулась. – Не сомневаюсь, рояль тоже здорово помог.

– Рояль всегда помогает, – сказал ее брат.

Меган, глядя на пролетающие мимо окрестности Арлингтона и Флос-Черча[56], внутренне готовилась к тому, что они собирались сделать. Она больше не могла этого отрицать. Пол был прав. Она провела последние два с половиной десятилетия, живя в черной тени одного-единственного дня. Меган винила себя в смерти Кайла, винила себя за тот выбор, который он сделал, за то, что не остановила его, хоть и старалась изо всех сил. Это ее отец – человек, чьего имени она не произносила со дня его похорон, – превратил ее брата в бомбу замедленного действия. Она по-прежнему ненавидела его за это, ненавидела землю, по которой он ступал, ненавидела то, что в ее свидетельстве о рождении было указано его имя и что в ней жили его гены. На самом деле, если уж говорить предельно откровенно, он был причиной того, что она не имела детей. Ей хотелось избавить землю от его следов.

Они выехали на окружную дорогу, взяли курс на юг и через какое-то время оказались на ведущей к Аннандейлу автостраде Литл-ривер. Достигнув центра города, свернули на перекрестке и въехали в свой старый район – сеть из кирпичных одноэтажных домов, расположенных на плоских, как сковородка, участках травы. Пол сбросил скорость, повернул на их родную улицу и остановился у тротуара.

Меган вздрогнула, когда увидела дом с полуэтажами: одна половина из красного кирпича, другая – из тусклой белой вагонки, с фальшивым дымоходом и облезлой крышей. Деревья во дворе были более высокими, чем ей помнилось, но все остальное выглядело точно так, как прежде. Ее накрыло волной воспоминаний, но она сумела не поддаться им. Она здесь не для того, чтобы заново пережить ужас. Она здесь для того, чтобы освободиться от него.

– Как мне это сделать? – тихо спросила она.

– Не знаю, – ответил Пол. – Но в любом случае я с тобой.

Она закрыла глаза и очистила разум, делая глубокие размеренные вдохи и пытаясь прийти к верному решению. Потом она поняла. Ей нужно было произнести имя своего отца. Она сжала зубы и взяла Пола за руку, на глаза ей набежали слезы. Ненависть переполняла ее. «Сволочь! Ты мнил себя Божьим даром миру, но под этой маской скрывался дьявол. Ты довел прекрасного мальчика до того, что он наложил на себя руки, а нашу мать раньше времени свел в могилу. Все из-за чего? Только из-за того, что тебе не нравилось думать, будто Кайл может быть геем».

– Джон Деррик, – произнесла она твердым, как мрамор, голосом, – ты украл у меня брата. Ты отравил душу моей матери. Ты лишил меня детства. Я не позволю тебе украсть у меня будущее. Сегодня я похороню тебя. Все, чем ты был, теперь умерло для меня.

Пол сжал ее руку.

– Я хочу произнести это вместе с тобой. Не возражаешь?

Меган покачала головой. Они повторили ее слова, их голоса слились в хоре прощания, скрепленного кровью и единством цели. Но она знала, что этого недостаточно. Она должна была отпустить и Кайла. Она вздохнула и сказала об этом Полу, ощущая, как запертые в сердце чувства рвутся наружу. А потом шлюзы открылись и она выпустила их все разом: боль, стыд, замешательство, горе и наконец любовь к нему, которую она до сих пор берегла, как священный огонь.

– Я скучаю по тебе, Кайл, – прошептала она. – Я скучаю по тому, как ты пел для меня, как ты во всем искал что-то доброе. Этот мир не заслужил тебя. Пой теперь с ангелами и помоги мне отпустить тебя.

Когда у нее не осталось слов, она посмотрела на Пола, и он прикоснулся к ее щеке, вытирая слезы.

– Я люблю тебя, Мэг, – сказал он. – И всегда буду любить.

– Я тоже тебя люблю, – ответила она. – Ты лучшее, что у меня есть в жизни.

Он отъехал от тротуара и, ускоряясь, двинулся вперед по улице, оставляя позади дом и связанные с ним воспоминания. Она не обернулась ни разу.

Исмаил

Сразу после обеда Лонгфелло принес пачку бумаги и шариковую ручку, как просил Исмаил. У него оставалось всего два дня, прежде чем его посадят на автобус до исправительного заведения усиленного режима в Висконсине, где ему предстояло провести остаток своей земной жизни. По словам тюремщика, там он сможет ходить в библиотеку, играть в баскетбол в спортивном зале, посещать богослужения, гулять во дворе и встречаться с матерью и сестрой всякий раз, когда у тех будет возможность потратить три часа на поездку из Миннеаполиса. Это было лучшее, что могла сделать для него судья Маккензи, и он был ей за это благодарен. Но до переезда оставалось еще два дня. Сейчас он думал об одном – как написать письмо Махмуду.

Идея пришла к нему ночью, как старый сон о Ясмин. Она так взволновала его, что он уже не смог снова заснуть. Дело было рискованное, но теперь, когда «Шабааб» обратилась в бегство и в Могадишо стало безопаснее, это представлялось возможным. Он сел за стойку, положил листы бумаги на книгу исламской поэзии, которую взял в библиотеке, и начал писать.

Дорогой дядя Махмуд.

Я знаю, Вам известно о моей ситуации. Мой адвокат сказала, что говорила с Вами и сообщила хорошие вести о моей матери и сестре. Жаль, что мы не смогли встретиться, как планировали. Было бы здорово увидеть Вас снова. Сегодня у меня есть одна простая просьба, хотя я знаю, что выполнить ее Вам будет трудно. Я прошу не только для себя, но и для моего отца, и для будущего нашей страны.

Когда мы в последний раз встречались, Вы сказали, что после нападения наша школа закрылась. Вы говорили, что не было денег на зарплаты сотрудникам и что все боялись. Судя по тому, что я прочитал в газетах, теперь все обстоит иначе. Я прошу, чтобы Вы взяли деньги, которые я дал Вам, и снова наняли учителей. Я прошу Вас использовать свои ресурсы, чтобы заново открыть школу и учить новое поколение воспитанников тому, чего хотел мой отец: почитать Аллаха, ценить истину, любить ближних и работать на благо Сомали. Я никогда не покину место, куда сейчас отправляюсь. Но эта мысль беспокоит меня меньше, чем мысль о том, что никто не продолжит дело моего отца. Пожалуйста, Махмуд, используйте влияние, которым Бог одарил Вас, во благо.